Нефрит - Сергей Юрьевич Михайлов

Потом нагло обвел взглядом присутствующих. Черт с ними! Мое так мое. Все серьезно смотрели на меня. Еле заметно улыбался только дядька Глеб с Алтая. Я его не очень хорошо знал, он лишь пару раз появлялся при мне в Подгорном, но его бороду – лопатой, до верхней пуговицы клетчатой рубашки, я запомнил сразу. Он даже незаметно подмигнул мне. Однако от бабули это не укрылось.

– Глеб, будь серьезней, – сухо сказала она. – Сегодня не до шуток.

– Первым делом помянем Афанасия Ивановича Гурулёва. – Она говорила о дядьке отстраненно, словно не о своем сыне. Но другого я от бабушки и не ждал. Однако я все равно удивился – официально Семья не признала, что дядька мертв. Раз нет тела, значит, есть возможность того, что Росомаха жив. Надежда была, конечно, призрачной, большинство давно склонилось к тому, что он сгинул, однако вслух об этом не говорили. И вот сейчас бабушка признала, что дядька мертв. Однако удивило меня не само признание этого факта – несколько минут назад я получил куда более ясное подтверждение его смерти, – удивило то, что оно прозвучало именно сейчас. Значит, бабуля тоже получила неопровержимые доказательства, иначе она не сказала бы этого вслух. То, что китайцы поговорили и с ней, я откинул сразу – Прасковья Елисеевна не вела никаких дел с людьми не из Семьи. Для всех со стороны она была просто матерью Росомахи, бабкой из семейства Гурулёва. Это значит, что информация пришла ей по каким-то своим каналам. Да, бабуся у нас еще тот фрукт.

За столом пробежал легкий шепот, все удивленно, как и я, смотрели на Прасковью Елисеевну. Бабуля выпрямилась и сухо сказала:

– Это правда, Росомахи больше нет на этом свете. Думаете, иначе я бы стала вас собирать.

Все встали и на минуту застыли.

Я хотел было подтвердить ее слова, но побоялся заговорить без разрешения Прасковьи Елисеевны. Как ни крути, я ее до сих пор побаиваюсь.

– Садитесь.

Бабушка села первой.

– Теперь все понимают, что главный вопрос у нас один – выбрать нового старшего Семьи. Так что не будем рассусоливать, мы не в Думе. Само собой, вы уже подумали и определились со своим кандидатом. Перед каждым лежит листок и ручка, напишите имя и передайте мне. Я жду.

Действительно, перед каждым лежал обычный лист офисной бумаги и простая китайская ручка. Перед каждым, кроме меня. Похоже, я в круг избранных еще не вхожу, зачем же тогда бабуля усадила меня здесь. Присутствующие писали, складывали лист пополам и передавали бабушке. Та надела очки, после чего стала еще больше походить на строгую учительницу, и быстро проглядела листы, и сложила их слева от себя.

Я заволновался, ведь, что ни говори, я даже не думал, что буду присутствовать при выборах. И никогда не думал, что это происходит так просто. Думал, что сначала долго обсуждают кандидатуры, потом голосуют. Вообще я ожидал, что меня пригласили для того, чтобы обсудить мое поведение в прошедшие дни, дать оценку моим действиям. Правильно ли я поступал. И я, конечно, ожидал разноса – на моей памяти Семья впервые имела столько трупов. Мои мысли прервала бабушка.

– Итак, у нас есть два кандидата.

Я замер, весь обратившись в слух. Потом глянул на Валерку, скорей всего, будет именно он, я лично другого кандидата не видел.

– За Глеба Панкратьевича три и за Николая пять. Я тоже отдаю свой голос за Николая Тимофеевича. Так что у нас есть новый глава семьи. Поздравляю!

Пока все не повернулись ко мне и не стали поздравлять, мне и в голову не пришло, что Николай, за которого отдала свой голос даже бабуля, – это я. И даже поняв это, я продолжал какое-то время сидеть оглушенный. Черт! Я и в мыслях такого не мог допустить. Они что, чокнулись все? Мне всего двадцать один год! Я ни хрена не понимаю в торговле. И нынче я натворил такого, что в Семье долго не забудут, а те жены и матери, что сейчас ходят в черных платках, наверняка считают меня гадом, из-за которого погибли их близкие.

Что-то здесь не то, я, наверное, не так понял. Однако Валерка, подскочивший ко мне и начавший трясти мою руку, подтвердил, что я все понял правильно.

– Сядь, Валера.

Бабушка строго посмотрела на него. Тот затих и быстро вернулся на свое место рядом с мамой. Мама ничего не сказала мне, но я чувствовал, что она тоже не в своей тарелке, похоже, она и рада, и при этом очень встревожена. Я лично никакой радости не чувствовал. Наоборот, я был расстроен. Конечно, это круто – быть старшим Семьи, но за последние дни я уже хлебнул этого сторицей – решать дела, за которыми очень часто стоят жизни людей, я к этому не готов. И я этого не хочу! Я ожидал от этого собрания совсем другого, как раз того, что с меня снимут груз решений за всю Семью, и я вернусь к своим делам. Буду контролировать добычу в тайге. Да и вообще, дядя Глеб или Валерка подходили на это место гораздо больше, чем я, зеленый пацан.

– Я хочу немного пояснить свое решение.

Бабушка посмотрела на меня.

– И поясню я одним предложением. Николай Тимофеевич не боится принимать решения.

– Это точно! – опять вскочил со своего места Валерка. – Он вообще ни хрена не боится.

Бабушка поверх очков строго посмотрела на него, и он смущенно присел.

– А чё? Это правда, – вполголоса проворчал он.

– И еще, – весело добавил дядя Глеб. – Ему постоянно везет. А везение в нашем деле вещь просто необходимая.

Судя по голосу, алтайский дядька совсем не расстроился из-за проигрыша, а совсем наоборот – радовался. Насчет его слов я подумал, что он прав – за последние дни я несколько раз уходил буквально из-под косы костлявой. Чистое везение.

– Ну, Николай Тимофеевич, теперь скажи ты. – Бабушка посмотрела на меня поверх очков. Похоже, она заметила мою растерянность, поэтому добавила: – Несколько слов, свою программу действий расскажешь потом. Завтра соберемся еще раз.

Я поднялся, пару секунд постоял, собираясь с мыслями. Что говорить, я не знал, голова была пустая. Наверное, надо было поблагодарить за оказанное доверие, сказать, что не подведу и прочее, что говорят в таких случаях. Но я почему-то выдал совсем другое:

– Тело Афанасия Ивановича Гурулева находится у китайцев. Они вынесли его с места убийства. В знак добрых отношений в дальнейшем они готовы передать его в любое время.

Все вскинули на меня глаза. В некоторых, кроме