Критическая метаморфоза - Максим Похил

Хмм… — и мило улыбнулся, что было ему вообще не свойственно и заставило Владу дико удивиться и расширить глаза, всё ещё нервничая, не понимая в чём дело, покусывая свои синие, от помады губы.

Он присел, чтобы быть плюс-минус на одном с ней уровне.

— Эл… Я не по… — Элай переместил руку с плеча на её затылок и без лишних объяснений подтянул к себе.

Без каких-либо сопротивлений, она поддалась этому. Пользуясь случаем, Влада поднесла к его лицу ладонь, где большим пальцем на секунду дотронулась до его носа, чтобы точно убедиться, что со времён удара Марка, у него всё прошло. После чего, как он и задумывал, произошёл поцелуй, где предварительно, они оба закрыли глаза.

Наблюдавшие за всем происходящим, тупо не могли понять, что происходит и как вкопанные продолжали следить с обвисшими челюстями.

Влада не могла поверить в происходящее. Сколько раз она думала о подобном и представляла это себе. После осознания, она со всей силы обняла Элая, продолжая целовать и не открывала глаза, боясь, что когда откроет, то всё это окажется сном или того хуже, жестокой шуткой. А у Элая, в свою очередь, отлегло на душе, ведь он всё-таки пересилил себя и теперь, лишь радовался и наслаждался происходящим. Всячески благодарствуя словам Андрея, понимая, что так и не скажет ему за это спасибо. И хоть он и не являлся ни разу сентиментальным человеком, но если бы не столь важный и редкий для его восприятия и жизни момент, он бы был в силах пустить скромную слезу в память друга, даже на глазах у других.

Как же ему тяжело было сидеть в этом самом обычном кресле. Дэриэл со всех сил хотел бросить всё и выбежать наружу, подальше от этого здания. Не в страхе дело, он не боялся, что ему могут сказать то, чего он не хочет слышать, просто сидение даже минуту в одной позе, притягивало Дэриэлу в голову «ненужные» воспоминания. Которые вдобавок слегка перепутывались. Они лезли и лезли ему в голову и не хотели покидать его мозг, с каждым удобным случаем напоминая о себе. Конечно, самых мелких воспоминаний, у него выходило избавляться, по типу насколько была глубока та канава или уверен ли он в том, что его действительно никто не заметил, пока он бродил у обочины судорожно пряча свои руки. Но вот главных и самых пакостных мыслей, он мог подавить лишь на время. А именно о том, что двое человек мертвы, и это точно им не придумано. И воспоминания, на которые нельзя было сказать однозначно, по типу, как это произошло, по какой причине те двое оказались в таком положении и главное заслуживал ли данный индивидуум своей участи, мозг уже постоянно требовал обсудить. Но итоги всегда оставались практически одинаковыми, он приходил к очень странному оправданию, но удобному, что Марк и Алёна, просто оказались не в то время и не в том месте, где сами спровоцировали судьбу.

Хотя действительно, при неком «обзоре» событий, можно было это так трактовать. И здесь не то, чтобы Дэриэл отрицал содеянное. Ведь если убийство Алёны ещё было плюс-минус спорным для него поступком. То умерщвление Марка, в самых ужасных уголках своей натуры, он воспринимал спокойнее.

Самой большой глупостью для него в этот момент было то, хоть сам он и в этом не признается, что основной страх у него перед тем, как он убил двух людей, а не в том, что у него имеются огромные психологические проблемы.

И главное, он не старается в полной мере искоренить первопричину, а ищет её разрешение в симптоме. Если углубиться, то всё это пошло ещё с момента школы, где в обществе, легко проглядывалась мысль о пословице: «В здоровом теле, здоровый дух». Мало кого в правительстве, что тогда, что сейчас интересует, о возможных психологических первопричинах болезни, а считают, что ничего важнее физиологического здоровья не может быть.

Так вот и Дэриэл в это верил, хотя конечно не отрицал, что бывают разные случаи, самообразование давало о себе знать, но так или иначе, слышав у кого-то проблемы, например, с депрессией, если не смеялся, то перебирая мысли в голове, условно помечал этого человека, как индивидуума с завышенным чувством собственно важности.

Поэтому, в отдалённых уголках натуры, Дэриэл, хоть и понимал нужность вновь пойти к специалисту, но не до конца осознавал главную потребность в нём. Он считал, что этот человек должен помочь ему остановить поток этих мешающих ему жить мыслей, и совсем был не готов, делать то, в чём сам нуждался. Рассказать всё от начала и до конца, чтобы понять почему в тот самый момент в ресторане, он начал вести себя так, как никогда прежде.

А самое важное. Что на трезвую голову, без вмешательств различных симптом, по его мнению, он бы не поступил бы так. Поэтому, он не чувствовал полной вины за содеянное.

Так Дэриэл и продолжал сидеть, в неудобной позе изгоняя с головы ненужные мысли, находясь в очереди к очередной психоло… Хотя стоп, эта считала себя психотерапевткой. Но разницу это всё равно, для Дэриэла, не меняло. Так как пошёл к ней из-за рекомендаций отца.

Это была частная клиника, где практически невозможно встретить бюджетников, но от этого, всё равно контингент не отличался. Всё, те же бабушки, толпящиеся у регистрации, огромные очереди к терапевтам и ругань в коридорах. Доходило до того, что при сравнении этой клиники с «государственной» больницей, имелось лишь два отличия, это довольно современный ремонт с умеренной чистотой и цена.

На втором этаже, левого крыла, редко собирались очередя, по причине малого количества людей, позволивших себе, с финансовой точки зрения психиатрическую диагностику. Да и доверия к этому направлению в народе не имело места. Но так как некоторые врачи шли на встречу людям, ставя весьма демократические цены, то это играло в пациеатах небольшой интерес.

Кабинетов, в этом крыле, было два, так что, Дэриэл был к одному специалисту, а девушка двадцати лет, слева от него, к другому.

Лия была одета во всё чёрное, с длинными светлыми волосами и лёгкой одеждой, слегка опустив голову, но с заплаканными глазами. Она приехала из пригорода, немочь больше сидеть дома. Прийдя сюда Лия «порвала» все контакты с кем-либо, кто хотел её видеть и игнорировала любые попытки с нею связаться, кроме подруги Сабрины, которая сама её избегает. Она не простила ей смерть их общей подруги Хрыстыны. Которая в тот злополучный день, должна была сидеть дома и писать