Рассказы - Роберт Альберт Блох

Я смутился. Не притворяется девочка, она действительно знает кино. Я был знаком с Хэлом Уоллисом еще до его женитьбы на Луиз, но публика о нем не слыхала. И, коли на то пошло, многие ли помнят Луиз Фазенда? Она исчезла из поля зрения, хотя ее соперницы — Крофорд, Станик, Тейлор — все еще на виду.

Я решил: стоит потратить на нее время, поговорить. Но у Майка Чарльза были свои намерения.

Он вскочил и схватил меня за руку — На минутку, дружище, — сказал. — Небольшое закрытое совещание, а? — Оттаскивая меня в сторонку, он через плечо ей бросил. — Ведь ты, дорогая, не против? Заказывай себе еще выпить.

Мы отошли к концу стойки, и я спросил:

— Где ты ее нашел, Майк? Она меня занимает.

— Эта козочка? — Он рассмеялся. — Не теряй попусту время. Просто еще одна свихнувшаяся на кино девчонка. «Репортер» читает в постели. — И добавил, трезвея. — Слушай. У меня к тебе дело.

— Ну, слушаю.

— Эд, давай поработаем вместе.

— Картина?

— Что еще? Ты меня знаешь. Ты знаешь мою репутацию.

— Как и все тут, Майк, — ответил я. — Чем занимался полгода? — Я взглянул на него в упор. — Пил?

— Никогда не пил… раньше, любого спроси. После «Рокового сафари» начал, когда пошла молва, будто главные меня турнули. Не прикидывайся, ведь слышал.

— Да, сказал я. — Слышал. Но подробностей не выяснял.

— Получилось чертовски глупо. Я допустил непростительную ошибку, только-то. «Роковое сафари» — африканская вещичка, ну, ты знаешь. И, конечно же, был эпизод, где герой с героиней спасаются по африканской реке.

Тут я свалял дурака.

— Свалял дурака?

— Не хотел повторяться, хотел блеснуть, и поэтому в весь эпизод не включил ни единого кадра с крокодилами, сползающими с берега в воду. — Он вздохнул. — Естественно, без этого кадра африканская картина — не картина.

С тех пор я погиб. Как тот парень из «Метро-Голдуин-Мейер» несколько лет назад, который опростоволосился, назвав Суки сукой.

Я не мог сказать, разыгрывает он меня или нет, Майк — болтун известный. Но одного он добивался всерьез. Шанса.

— Пожалуйста, Эд, — бормотал он. — Я должен сделать еще картину. Я двенадцать лет в кино, но об этом бизнесе представление ты имеешь.

Двенадцать месяцев нет имени в титрах, и оно навсегда забыто. Помоги.

— У меня никаких планов сейчас, — ответил я, не соврав.

— Но ведь ты меня знаешь. Знаешь ведь, трижды был вторым в списке награжденных Киноакадемией…

Я покачал головой.

— Прости, Майк. Ничего не могу.

— Эд, первый раз в жизни — прошу. Я же свой в этом бизнесе. Я тут с мальчишеских лет. Начинал рабочим в студии, потом — монтажер, оттрубил восемь лет помощником режиссера, пока не выпало счастье. Потом двенадцать лет наверху. А теперь они хлопнули у меня перед носом дверью.

Это несправедливо.

— Это Голливуд, — сказал я. — Ты и сам понимаешь. А я только маленький «независимый» продюсер. Я не имею тут веса. Почему ты просишь меня?

Он был теперь совершенно трезв. Он глядел на меня, не мигая, а голос понизил до шепота.

— Ты догадываешься, Эд, почему. Я не просто хочу от тебя работу. Хочу, чтоб ты поговорил обо мне со своими людьми.

— С моими людьми?

— Не прикидывайся. Я слышал. Слышал, чем ты вертишь. И я хочу к вам.

Ведь я заслужил, по делам. Я свой.

Невыносимо было видеть эти глаза. Я отвернулся.

— Ладно, Майк, знай. Я говорил со своими людьми, как ты их называешь, говорил тому несколько месяцев. Мы изучили твой случай. И они тебя отклонили.

Он коротко рассмеялся, потом с улыбкой сказал:

— Известное дело: хромому да не прыгнуть… Спасибо, что хоть говорил, Эд. Увидимся, дорогой.

Я ушел, мне не хотелось оставаться с ним дольше. Хотелось еще поболтать с его девушкой, но с ним рядом было невыносимо. Почему-то мучило чувство, будто я только что смертный приговор ему вынес.

Может, глупо брать на себя столько, но сообщение через месяц в газете о его самоубийстве адресовалось, вроде бы, мне. Они, многие, кончают собой, повидав меня. Особенно, если знают — или угадывают — правду.

Кей Кеннеди с собой не покончила.

Не скажу, кого она подцепила после того, как Майк Чарльз вышиб свои мозги в потолок из кольта тридцать восьмого калибра, но человек был для нее верный. Год не прошел, и она сделалась Кей Кеннеди, а ее волосы обрели натуральный каштановый цвет. Я стал за ней наблюдать. У «независимого» продюсера одна из главных задач — наблюдать за людьми, появившимися в нашей сфере. Наблюдать и ждать.

Я наблюдал и выжидал еще год, прежде чем опять с ней повстречался «У Романова» однажды вечером.

Она уже знала вкус первого настоящего успеха, сыграв в «Хорошей погоде».

Она сидела за одним из лучших столиков с Полом Сандерсоном, когда я вошел.

Пол крикнул мне «Хэлло!» через зал, и я направился к ним. Представляя ее, он произнес имя отчетливо. И ресницами она в этот раз не хлопала.

— Я ждала случая вновь вас увидеть, мистер Стерн, — сказала она. — Вы, может, меня и не помните.

— Нет, помню, — ответил я. — А знаете, что Чейсен играл с Джоу Куком в картине «Полегче на поворотах», «Блестящие, великолепные»?

— Конечно, — сказала она. — Но сомневаюсь, что он снимался в «Аризоне моей дорогой», которую Кук делал в «Парамаунте». Немного скандальная вещь, между прочим.

— Да, — согласился я.

Пол Сандерсон вытаращился на нас обоих, потом встал.

— Мне кажется, вам лучше вдвоем поворковать, — сказал он. — К тому же мне в туалет надо.

Он поднялся и зашагал прочь.

— Мой новый премьер, — сказала Кей. — Конечно, не слишком он новый.

Я закивал.

— Сниматься начал не позже Гильберта Роуленда, думаю. Но все еще хорош, а?

— Очень. — Она пристально на меня посмотрела. — Как это они делают?

— Кто и что делает?

— Вы понимаете, о чем я. Как некоторые ухитряются держаться вечно? Ну, эти, из Первой десятки, самые «кассовые» год за годом. Ведь не стареют, нет же?

— Конечно стареют. Вспомните ушедших. Она сощурилась.

— Вот чего вы от меня хотите. Вот чего вы хотите от всех. Чтоб помнили ушедших и забыли, что дюжина других тут и всегда тут была. Дюжина, которая остается звездами пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет и попрежнему играет заглавные роли. А кроме них — еще несколько режиссеров и продюсеров, Де Милль, люди, вроде вас. Когда вы пришли в Голливуд, мистер Стерн? В девятьсот каком, бишь?

— Вы читали мои письма? —