Эксперт, на выезд!.. - Нежин Виталий Григорьевич

Но… я несколько отвлекся от рассказа о лазере.

Однажды мы получили очередное постановление о назначении экспертизы. Два жулика спекулировали золотом, сдирая его со старых карманных часов. К нам попали только голые механизмы. Жулики клялись и божились, что механизмы коллекционировались ими исключительно из любви к часовой механике, а также стремления понять производственные секреты Павла Буре и Мозера. Золото? Какое еще золото? Просто старинные часы в простых корпусах, которые выбрасывались за ненадобностью…

Мы бились месяц и не могли доказать, что механизмы были когда-то помещены в золотые корпуса, хотя знали, что мельчайшие следы драгоценного металла должны были остаться. Хотя бы на заводных головках. Но золото не давалось. Наши методы оказались грубыми и примитивными.

Тогда появился наш начальник. Попросил несколько заводных головок на предмет личного пристального изучения и удалился в неизвестном направлении. А через два дня уверенно подписал экспертизу о несомненном наличии золота. В одном из НИИ его знакомые прострелили лазером головки, и золото вышло на свет.

Так с помощью большой науки криминалистика взяла след атомного порядка — 10 в минус шестой степени, а проще говоря, миллионную долю грамма.

Натурально, восторгу нашему не было предела, и мы тут же потребовали лазер в свое полное и безраздельное распоряжение. Перебивая друг друга, мы рисовали перед нашим начальником радужные перспективы развития криминалистики. Мы обещали с помощью лазера побить все сроки производства экспертизы… Мы…

— Ну, за чем дело стало? — привычно было ответил наш шеф, но на лицо его набежало облачко отнюдь не элегической грусти. — Лазер — это вам все-таки лазер. А мы, однако, милиция…

И Начальник наш принял официальный вид.

— Не зарывайтесь, — сказал он. — Нашли чего требовать…

У нас будет лазер. И у дактилоскопистов тоже…

9

— А суп сегодня того… — привычно говорит подполковник Суздальцев, поднося ложку ко рту. — Просто удивительно, как можно вполне доброкачественный продукт перегонять в этакое варево…

— Пусть ОБХСС разбирается, — так же привычно отвечаю я, приканчивая тарелку. — Им за это деньги платят…

— Шутка, — автоматически отзывается Юрка Смолич и придвигает к себе второе.

Необъяснимо, но факт: чем лучше столовая отделана внешне, тем хуже в ней кормят. Мистика какая-то! Можно подумать, что никель, пластик и полированное дерево — вещи сами по себе прекрасные, но, увы, несъедобные, — нахально отнимают какой-то процент вкуса у супов и шницелей.

Так что, как мы ни ждали нашей управленческой столовой, но с ее открытием быстро растеклись по району, ревниво охраняя от сотрудников других отделов тайну калорийных обедов на швейной фабрике, в кафе «Ласточка» и тому подобных нарпитовских точках.

Но сегодня приходится обедать у себя. День — самое спокойное на дежурстве время, однако мало ли что?

Привести сюда Суздальцева тоже не составило никакого труда, ему, в общем-то, все равно. Месяц назад он потерял жену, тоскует, не показывая вида, и мы, его товарищи, стараемся, чтобы рядом с ним всегда кто-то был. И осторожно передаем его с рук на руки.

Михаил Иванович Суздальцев — дактилоскопист. Как у всех дактилоскопистов, глаза у него от постоянного прищуривания окружены густой сеткой морщинок.

— Вот ты, Паша, все говоришь: мы химики, мы физики, мы то, мы се, — Суздальцев отодвигает тарелку. — Можно подумать, что у вас на лазер монопольное право! Нам он во сто крат нужней! К вам в кабинеты заходишь — того и гляди зашибешься, сколько всяких приборов наставили. А вы: давай, давай!

— Диалектика, Михал Ваныч, — говорю я. — Жизнь на месте не стоит.

— Так-то оно так, — соглашается Суздальцев. — Вот только жизнь давно приучила вас за науку держаться, применять ее к нашим делам. Физика, химия… А у нас дактилоскопия — предмет, как известно, в большой науке стоящий несколько особняком. Узкая, в общем, специальность. Не для всех…

Смолич делает большие глаза — старик лекцию начинает.

— Напрасно хихикаешь, Юра. Ты думаешь, я не помню, как ты у меня в секторе работал? Тебя ведь в дактилоскописты прочили, помнишь? На единственное свободное место в ОТО взяли. А ты посидел у меня две недели и бежать. Не могу, дескать, не по мне все это…

Юрка смущается.

— Да что вы, Михал Ваныч, в самом деле, — примирительно бормочет он. — Нашли о чем вспоминать. Это же когда было, подумать страшно…

— Но ведь было? И я тебя отпустил, не держал. Без охоты в нашем деле наворотить можно столько — за всю жизнь не расхлебаешь…

Я в свое время тоже был на стажировке у Суздальцева. Каждый будущий эксперт независимо от своем основной узкой специальности должен уметь все — и пальцы смотреть, и след изъять, и сфотографировать, что надо, и следователю помочь советом — на то он и «лицо со специальными знаниями» на месте происшествия.

Нынешний преступник стал «образованнее» и отлично осведомлен, конечно, о такой узкой и специализированной науке, как дактилоскопия, но все равно, несмотря на все преступные ухищрения, наука эта, без сомнения, остается самой доказательной и самой оперативной во всей криминалистике…

Мне довелось пройти по всем нашим секторам, долго ездить стажером с самыми опытными нашими экспертами, потом сдавать зачеты. Кстати, никогда, ни в школе, ни в институте, я столько не учил и так не волновался! Особенно из-за дактилоскопии — основы основ криминалистики. Поэтому, наверное, и помню то, чему меня учили, так ярко, будто только вчера закрыл учебник.

Тогда, на стажировке, я просидел у дактилоскопистов неделю и с тех пор навсегда проникся к ним уважением. Но если говорить о моем личном отношении к этой науке, это значит говорить о моем личном отношении к Михаилу Ивановичу Суздальцеву.

Несколько дней водил он меня тогда по своему хозяйству. Показывал картотеки, где собраны отпечатки за несколько лет работы. На ящиках маленькие наклейки: «Левая», «Правая», «Завиток», «Петли».

Суздальцев вынимал из ящиков карточки и, водя по отпечатку остро отточенным карандашом, объяснял:

— Больше половины всех отпечатков — петлевые. Видишь, какая петелька в центре узора? Шестьдесят пять процентов от общего числа — это по статистике. А дальше, внутри этой группы, всякие нюансы узоров — простой, изогнутый, половинчатый, замкнутый, встречные петли, параллельные петли… Вот ты химик, и я думаю, что существуют в химии какие-то экспресс-пробы, чтобы сразу определить хотя бы класс вещества. Вот так и у нас. Выедешь на место происшествия — находишь отпечаток. Ага, завитковый! Смотришь пальцы у человека, который мог быть здесь, а у него отпечаток вообще редкого класса — дуговой. Исключаешь его, ищешь того, кто нужен. А вообще-то, возьми вот эту книженцию, прочти. Что непонятно, спросишь.

И я сидел над этой книжкой днями, пугая домашних, которых старался приобщить к криминалистике:

— Мама, у тебя обнаружилось смещение.

— Где? — пугалась мама.

— В узоре. Вот смотри. Узор у тебя типично круговой, а здесь…

Мама ахала и всплескивала руками. Папа дать добровольно свои отпечатки отказался, а когда я окисью меди осторожно опылил его любимую фарфоровую кружку и на гладкой белизне проступил четкий черный узор папиных пальцев, то он обиделся и несколько дней брал предавшую его кружку осторожно, двумя пальцами за край ручки.

Когда я немного освоил квалификацию и, ошибившись только два раза, определил с десяток отпечатков, Суздальцев, прищурившись, сказал:

— Ну, первоначальное определение класса узора — наука не такая хитрая. Сноровка нужна и память. Но ты ведь не дактилоскопистом к нам пришел. А на дежурстве, на осмотре места происшествия нужно другое. Там тебе, не столько определять будет нужно, сколько искать. И находить.

Началась вторая часть науки, прикладная — куда завлекательнее первой. Суздальцев, покряхтывая, снял со шкафа толстый альбом.

— Вот смотри. То, что здесь собрано, конечно, самое сложное, но кто его знает, может, и пригодится. Не дай бог, конечно, здесь дела самые этакие…