Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова

Водитель был доволен — не приходилось насиловать двигатель на первой-второй передачах, от светофора к светофору катились нормально, как все. «Объект» сам нагонял наблюдателей на перекрестках, то и дело вырываясь вперед.

— Припаркуйся. Заказчика видишь?

— Конечно.

— Смотри кино.

Дамочка свернула на Садовую, но теперь ее можно было и не контролировать.

— Спорим, что, как всегда, сзади обойдет?

— А что тут спорить? Тоже мне!

Все случилось с точностью до секунды — дамочка резвым шагом подскочила к «Пассажу» со стороны Итальянской.

— Вон!

Седоватый мужчина с цветами отрывает взгляд от туманной дали и встречает ее, величественно плывущую навстречу ему. Короткий поцелуй, немного укоризны в мимике — и приглашающий жест.

— Все! Поехали на базу?

— Подожди, время отмечу.

Виноградов в очередной раз чиркнул ручкой в блокноте:

— Поехали!

Как раз зажегся зеленый — и машина рванула по Невскому в сторону Адмиралтейства.

— Горяченького бы похлебать. Или пельмешек.

— Угу.

Такая лаконичность удивила Виноградова — обычно гастрономические темы его напарник поддерживал охотно.

— Что-то случилось?

— За нами хвост, Владимир Александрович.

— Что? — Виноградов чуть было не завертел башкой, но вовремя опомнился. — Точно?

Случается, что у старых работников на профессиональной почве «башню клинит» — они начинают видеть опасности там, где их нет.

— Глядите, юноша! — На мосту через Мойку Егорыч резко вывернул руль направо и скатился на набережную. Выжал педаль газа. — Сто процентов.

Преследователи явно проигрывали в мастерстве: проскочив было поворот, они сначала тормознули, потом, напугав до полусмерти водителя троллейбуса, сдали назад.

— «Форд санни». Сейчас номерок срисую.

— Кустарщина! Наши бы со стороны Дворцовой перехватили. — Егорыч был доволен собой, и не без оснований. — Что прикажешь?

— Отрывайся. Шефа порадуем, пусть разбирается.

В комитетском «девятом управлении» кадры готовили на совесть — нынешний напарник Виноградова не только машину водить умел. В центральной части города он знал все сквозные подворотни, все проходные дворы и щели.

Краешком миновав оставшееся слева пространство Дворцовой, он проскользнул по густо заставленному машинами Певческому мосту.

— Ч-черт! — Из-под колес метнулась пожилая парочка.

— Едут?

— Сзади.

Набережная с этой стороны была узкая, в яминах и неровных шрамах постоянных заплат. Чуть ли не на середину проезжей части нахально выпирали зады припаркованных автомобилей.

— Дер-жись!

Здесь и на велосипеде-то как следует не развернешься, но Егорыч, не касаясь тормозов, вывернул вправо руль — и с точностью загнанного в патронник патрона вогнал машину под неприметные своды арки.

— Бля-а…

На этом слалом не кончился: поворот, стена, опять поворот в миллиметре от обшарпанной кирпичной кладки. Выезд на Конюшенную преграждал опрокинутый навзничь борт грузовика. Несколько утомленного вида мужичков деловито перекидывали из него в черный провал подвального окошка нескончаемый поток пестро размалеванных коробок.

— Приехали, мать их!

Кто же мог ожидать — различные склады, магазинчики и всяческие мелкооптовые базы плодились в этом году быстрее, чем прославленные питерские тараканы…

— Дуй пешком!

— Понял. Держись, Егорыч!

Это только в кино есть время на взаимный выпендреж и игру в благородство. Бессмысленный героизм, как правило, причиной своей имеет элементарную растерянность и низкую профессиональную подготовку.

— Быстро вылезай. — Водитель уже воткнул заднюю передачу, медленно отпуская сцепление и заставляя машину пятиться — чуть вбок, между мусорными бачками.

Виноградов почти поравнялся с грузчиками, когда во дворик, не сбрасывая скорость, влетел «форд»: разбитая фара на смятом крыле, левое зеркало снесено напрочь. Вдоль борта — свежая, грязно-кирпичная полоса.

— Извиняюсь, мужики. — Виноградов быстренько миновал замершую с коробками цепочку: трудящиеся вряд ли станут вмешиваться, но искушать судьбу никогда не следует.

Он был уже почти на улице, когда сзади громыхнуло, и кто-то завопил истошно:

— Стоять, сука, не двигаться!

Что-то стеклянно осыпалось, и выстелили второй раз.

— Руки, блядь! На капот!

— Лежать!

Владимир Александрович решил это на свой счет не принимать — мало ли у кого какие проблемы?

Тем более что и другие прохожие, оказавшиеся случайно в этот момент на Конюшенной, на шум во дворе реагировали слабо — Питер вообще город нелюбопытный…

— Вот такие дела, шеф! Он так и не отзванивался?

— Нет.

— И больше… ничего?

— Ничего!

Теперешний начальник Виноградова был тучен, желтозуб, много курил и имел отвратительную привычку во время разговора ковырять в ухе. Четверть века службы в ОБХСС шарма ему не прибавили, превратив, однако, в осторожного циника и коллекционера людских пороков.

На ниве частного сыска потенциал его проявился в масштабах поразительных.

— Может, послать кого-нибудь?

— Куда?

— Туда.

— Надо бы, конечно… Сколько прошло?

— Минут сорок. Чуть поменьше.

— Скоро метро закроют.

Шеф потянулся к телефонной трубке. Вздохнул:

— Дернуло же меня засидеться! Давно бы дома был, спать ложился.

— Не расстраивайтесь. Я все равно разбудил бы, верно?

— Верно. Начинай ребят обзванивать — общий сбор.

— Всех?

— По схеме оповещения. Смирнову скажи — пусть сначала туда сходит, на Конюшенную. У него как раз «ксива» корреспондента, пусть под легендой прощупает людишек насчет чего интересного. И доложить немедленно!

— Понял!

— Ленку не дергай, скажи, чтобы дома сидела, на телефоне.

— Может, ей справочные службы обзвонить?

— Пускай. Для очистки совести.

— Домой к Егорычу?..

— Хорошо-о… Это ты хорошо придумал. Звякни аккуратненько, чтоб зазря панику не поднимать. И в адрес кого-нибудь пошли, присмотреть.

— От вашего имени?

— Ну, от своего тебе пока еще рано!

— То-то и оно. А если они вдруг…

— Будут проблемы — позовешь к трубке! Я пока кофейку поставлю. И подумаю…

Минут пятнадцать ушло на рабочую суету.

— Эй, Владимир Александрович! Закончил?

— В общем, да.

— Иди хлебни горяченького.

— Да я, собственно, нахлебался… за сегодня.

— Хе-хе-хе! А ты, оказывается, с юмором.

— Ну, если это юмор… Спасибо.

Помимо кофе предлагалась еще яичница с салатом и остатки маринованного чеснока.

— Уважаешь?

— Всегда с удовольствием.

— А мне уже нельзя. Желудок! И печень. Расскажи-ка еще раз, поподробнее.

Виноградов отложил вилку и поискал что-нибудь, чтобы вытереть губы.

— Нет, нет, кушай! И рассказывай.

— Мы работали по этой дамочке. Третий день. У вас есть вчерашняя и позавчерашняя сводки?

— Да, вот они.

Владимир Александрович узнал заполненные на машинке листки с собственной подписью, кивнул и продолжил:

— В принципе ничего особенного…

Действительно, вполне рутинная работа: Виноградова приняли в штат буквально только что и поручать что-либо серьезное просто не стали бы.

Заказчик — ревнивый муж — торгует чем-то или просто вор. Почувствовал, видать, под шляпой признаки ороговения, решил убедиться. А почему нет, если с деньгами все в порядке? Фирма «Бастион-секьюрити» — надежно, конфиденциально… хотя и не совсем законно. Присмотреть за супругой? Нет проблем! Парочку фотографий? За отдельную плату в лучшем виде. А если вдруг подтвердится, что… Можно рассчитывать? Ни в коем случае! Никакого физического насилия — бить морды любовникам в пределы компетенции не входит. Наймите других, а еще лучше — сами: как-то благороднее, верно?

Кредо «Бастиона» — информация может вонять сколь угодно противно, но руки должны быть чистыми!

— Так что эта баба? В двух словах?

— Водит, конечно, мужа за нос. Два вечера якобы к массажистке ходила, сегодня — по магазинам в центре.

— А сама?

— Хахаль у нее в «Голден дайке» трудится. Администратором.

— Установили? Я пропустил, наверное.

— Нет, все в порядке. Это в сегодняшнюю сводку пойдет.

— Почему?

— Не хотелось светиться, а там охрана на входе. Пока сделали снимки, пока проявили.

— Они что, прямо в зале?

— Нет, конечно. Встречались, потом сразу же к нему в кабинет — там диван огромный, времен царизма. Как положено, винца бутылочку обычно, фруктиков — и понеслась!

— Неужто?

— Народ же не без глаз. И не без ушей. Я официантика там разговорчивого надыбал, потом бабуська-уборщица…

— Где-нибудь прокололись? Только честно! — На месте одного, обгоревшего почти до губ окурка почти мгновенно возник другой, свежий. — Всякое ведь бывает…