Георгий Ланской - Не умирай в одиночку

Рождество я вознамерилась встретить дома у своих родителей. Надо с прискорбием заметить, что поскольку и отец и мама работают на железной дороге, их праздники никак не коснулись, и им пришлось выйти на работу как раз накануне Рождества, шестого числа. Мне было велено привести дом в порядок, чем я и занялась.

Встать пришлось рано. Зима в том году выдалась холодная, а печь в родительском доме топила неважно. Наверное, забились колосники, а может еще какая напасть случилась. Во всяком случае, угля в этом году мы расходовали в два раза больше. Да и уголь был не слишком хороший, одна мелочь. Ни электрического, ни газового отопления у моих родителей не было, о чем неоднократно жалели мы с мамой, когда нам по очереди приходилось таскать тяжеленные ведра с углем. Я пришла в родительский дом и принялась за работу.

Спустя несколько часов, дом сверкал чистотой. На плите булькала свекла, из которой я собиралась сделать винегрет. Часть его ингредиентов была уже приготовлена. Курица жарилась в духовке, испуская соблазнительные дразнящие ароматы. Сытый пес, коему вместе с кашей перепало немало обрезков со стола, блаженно дрых у печки, Самсон, которого я притащила с собой, валялся тут же, опершись о теплую собачью спину. То, что по природе они обязаны враждовать, ни кота, ни пса абсолютно не интересовало.

Я глянула за окно. Темнело. Угольное ведерко было совсем пустым, а печь прогорала. Я вздохнула, накинула мамин плащ, в котором сама себе напоминала бабу на чайнике, взяла ведерко и отправилась за углем. Пес соскочил с места и побежал за мной. Я не возражала. С недавних пор я предпочитала не прогуливаться в темноте в одиночестве.

На улице шел снег крупными хлопьями. Я с трудом пробралась к сараю с углем, черпая снег обрезанными валенками, которые использовались только для коротких пеших походов в баню или в сарай. Набрав угля, я с сомнением посмотрела на двор. Еще пара часов, и от ворот до крыльца можно будет добраться только на снегоходе. Поставив уголь на крыльцо, я схватилась за снеговую лопату. Надо хоть дорожку прочистить…

Снег все падал и падал. Пес носился по двору, хватая пастью снежинки. Иногда я специально бросала снегом с лопаты в собаку, что заставляло его носиться еще быстрее и лаять радостнее. Эта забава ему явно пришлась по душе. Вот только меня надолго не хватило. Лопата была тяжелой. Я дочистила дорожку, подняла голову и столкнулась взглядом с Валерой. Он стоял по тут сторону калитки и смотрел на меня.

– Привет, – произнес он.

– Привет, – ответила я, злясь на себя за свой неприбранный вид. Да уж, что обо мне человек подумает… Грязный старый плащ, серая шаль с прорехой, рукавички с дебильной снежинкой, вымазанные угольной пылью, да и лицо наверняка чумазое. Пес сообразил, что у калитки происходит что-то интересное, ринулся к нам с заливистым лаем. Я шугнула его, но он не унялся. Пришлось грозно прикрикнуть, да только псу мой ор был до лампочки.

– Ты от меня прячешься? – спросил Валера. Я отрицательно покачала головой, задумалась и кивнула.

– Почему? – осведомился он. Я пожала плечами.

– Сама не знаю.

– Понятно, – вздохнул он. Чего ему там было понятно, если я сама ничего не понимала. – Холодно тут… В дом не пригласишь?

– Проходи, – пожала я плечами.

– Зверя своего только убери, – попросил Валера и вошел во двор. Пес подбежал к нему, обнюхал со всех сторон и, потеряв всякий интерес, отбежал в сторону. Мы подошли к крыльцу и остановились перед дверью.

– Ты зачем пришел? – наконец, спросила я.

– К тебе, – просто ответил Валера. – Куда мне еще идти, если я без тебя жить не могу?

Я медленно сползла по стене и уселась прямо на крыльцо. Валера, подумав, уселся рядом.

– Ты чего? – спросил он.

– Не знаю, – вяло ответила я. – Ноги не держат. Я минуточку посижу.

– Ага, – согласился Валера и подвинулся поближе, – я тоже посижу.

Мы молчали минут пять, потом я спросила:

– Как там твой сторожевой попугай?

– Ничего, – пожал плечами Валера. – Опять клюнул Артема в лоб, разодрал в лоскуты мой журнал про охоту и воткнул себе в хвост бумажные полоски. Считает, что так красивее. Артем спрашивает, приедешь ли ты поиграть в «Смертельный бой»? Мне кажется, он тебя любит.

– А ты? – спросила я.

– Что – я?

– Ты меня любишь?

– Люблю, – ответил Валера серьезно. – Я ночами не сплю без тебя. А ты?

– Я тоже.

– Тоже не спишь?

– Нет, сплю я нормально. Тоже люблю.

– Понятно, – серьезно сказал Валера, а потом притянул меня к себе и поцеловал. И я в этот момент не думала, что сижу на крыльце в драном плаще. Возможно вымазанная угольной пылью, в обрезанных валенках и совсем не похожа на эталон красоты и женственности. Я думала совсем о другом. О белом платье, фате и своих прежних глупых убеждениях, что хорошее дело браком не назовут.

Валера, наконец, отпустил меня. Я отдышалась и придвинулась к нему еще ближе.

– Тебе не кажется, что стало теплее? – спросил он.

– Так и должно быть, – ответила я. – Ведь сегодня – Рождество!

Не могу сказать, что в моем новом доме мне очень нравится. Это довольно большая комната, с шестью койками, на которых спят пять моих соседей: два старика с болезнью Альцгеймера, вялый шизофреник, который днем и ночью пересчитывает свои пальцы, один парень, который не хочет идти в армию и мужчина, пытавшийся покончить с собой. Но это место лучше, чем тюрьма.

Я очень рад, что парень, которого я ранил, выжил. Значит, я тоже не задержусь тут надолго. Плохо, что ко мне почти никто не приходит. Два раза в неделю меня навещает Мадина, которая стала смотреть на меня как на ненормального, с жалостью, материнской заботой и легким презрением. Но мне все равно. Гораздо больше меня занимают визиты другой моей гостьи.

Я называю ее Вивианой, хотя ее зовут как-то по-другому. Но я не помню, как… да это и не важно. Она рассказывает мне последние новости. Оказывается, Мастер и Гюрза решили пожениться. Убийцей оказался какой-то Саша с ником Si. Гюрза теперь почти не появляется в чате, Мастер тоже, и ей, Вивиане, скучно.

Я попросил ее об одной услуге, и она выполнила ее сразу. Вивиана принесла мне фотографию девушки, которая называет себя Гюрзой, и каждый вечер, тайком от докторов и санитаров, я смотрю на это прекрасное лицо. Я ловко прячу снимок уже четыре месяца, и его до сих пор не нашли.

Я смотрю на эту девушку с восхищением, восторгом, вновь оживающей и затухающей страстью и искренней болью, иногда со злобой и ненавистью. Но я вынужден гасить в себе эти чувства и улыбаться этому миру, в котором я оказался заперт. Вы спросите меня зачем?

Все объясняется довольно просто.

Рано или поздно я выйду отсюда, чтобы увидеть ее.

И уж тогда я точно ее убью…