Не убивайте мою собаку! - Елена Булганова

иначе начинало мутить, и перебирала в уме все варианты. Одна версия показалась мне интересной…

Иван напрягся, даже привстал.

— Что за версия?

— Да нет, она не работает уже. Если хочешь, потом расскажу. Но на следующее утро стало ясно, что дело не в мести и не в выкупе.

— Так-так?

— В комнату заявился мужчина, он говорил ужасно неприятным фальцетом. И рассказал, что мы с ним будем сегодня делать. Сначала поедем на машине, потом он высадит меня на городской пешеходке. А дальше я должна ходить взад и вперед, от проспекта к собору и обратно. Он будет поблизости и убьет меня, если попробую позвать на помощь, — в доказательство он коснулся моей руки чем-то очень острым. Рано или поздно кто-то подойдет ко мне и дважды сожмет пальцами мое правое плечо. Но и в этом случае открывать рот категорически нельзя. Тот, кто подойдет, тоже будет помалкивать, а если нет — ни в коем случае ему не отвечать. Он передаст мне пакет, потом уже с этим пакетом я должна снова гулять по прежнему маршруту, пока меня не подхватит кто-то из похитителей.

— Шпионские страсти какие-то! — поморщился Иван. Ему становилось все труднее верить этой Серафиме, к тому же дикая история никак не приближала его к спасению Сандры.

— Скорее все же вымогательство. И вот я примерно час гуляла по пешеходке.

— И не позвала на помощь? — Вот уж в это Иван никак поверить не мог, девушка не казалась ему трусихой.

Серафима вздохнула, покачала головой:

— Я много думала об этом. Это казалось логичным решением, ведь вокруг полно людей. Несколько доброхотов даже предложили мне помощь — я была с белой тростью, они решили, что я сбилась с курса. Если кто-то из похитителей и присматривал за мной, то с порядочного расстояния — я почувствовала бы постоянное присутствие кого-то рядом. Плюс этот навязчивый запах духов, я больше не ощущала его, разве что от собственного платья. И все же продолжала молча ходить по пешеходке. Потому что понимала: я беззащитна перед этими людьми. Я не смогу описать в полиции их лица, назвать место, где меня держали. Они же знают обо мне очень многое. Что им помешает после отомстить мне, а того хуже — родителям? К тому же меня мучило одно подозрение…

— Какое?

— Я боялась, что речь идет о похищении ребенка. Был ведь ребенок в квартире! В таком случае я всей душой желала, чтобы он поскорее вернулся домой. Тут я, похоже, ошиблась — потом скажу почему.

Иван понял последнюю фразу как просьбу не прерывать ее больше. Рассказ и так давался ей нелегко.

— Потом кто-то дважды сжал мое плечо, больно сжал. Я поняла, что это был мужчина, высокий, крупный. И что волновался он еще больше, чем я, — от него разило потом, страхом, валерьянкой, пальцы были холодные и влажные. Он хотел и не смел заговорить, только покряхтывал, шумно дышал, скрежетал зубами. Потом вложил мне в руку пакет, обыкновенный, пластиковый. В нем лежало нечто вроде бандероли, что-то замотанное в бумагу и обклеенное скотчем. Я продолжала ходить теперь уже с грузом, думаю, минут сорок. Когда в очередной раз подошла к проспекту, ко мне подскочил похититель, увел в свою машину. Мы долго катались по городу, несколько раз он запирал меня в машине, а сам уходил. А после отвез меня в прежнюю квартиру. И да, ребенок все еще был в доме, я слышала его плач, сюсюканье с ним женщины. После нескольких часов на солнцепеке мне хотелось только пить. Воду принесла женщина, много, хватило, чтобы умыться над тазом и напиться. После чего я предсказуемо отключилась. Последнее, что помню: я сняла платье, сбрызнула водой и развесила на стуле, хотелось сохранить хотя бы внешнее достоинство. А потом все, полное выпадение из реальности. Кажется, ненадолго просыпалась в машине, на траве. И когда ты уже нес меня на руках.

Серафима замолчала, молчал Иван — а что тут скажешь? Никаких идей у него не было, только вопросы. Например, зачем было тащить девушку снова в бандитское гнездо, чтобы ночью выкинуть в лесу. Но понятно, что у Симы нет ответов. Она сама вдруг спросила:

— А что насчет тебя, кстати?

— Что насчет меня? — тупо повторил Иван. — Я вообще случайно влип. Дернуло же выйти на прогулку среди ночи!

— Ну, если предположить, что ты всегда ходишь на прогулку с собакой в одно время по одному маршруту и тебя захотели втянуть в какую-то грязную игру…

— Я не хожу на прогулку среди ночи, ясно? Раньше, когда Сандра была помладше, выходили с ней в полночь и в четыре утра, но только во двор, на пару минут. А сегодня как наваждение какое-то, Санька скулила, мне не спалось…

Он задохнулся от приступа отчаянного сожаления, что ничего уже нельзя исправить, переиграть.

— Беда как воронка, — тихо произнесла девушка. — Она затягивает, и всегда кажется, что в какой-то момент можно было ее избежать. Легче думать, что нельзя. Просто проходить все ее круги до конца.

— Ну, ты уже прошла, радуйся! И нет, ко мне это точно не может иметь никакого отношения!

— Радоваться нечему. Я все так же не знаю планов тех людей. Возможно, их замысел сейчас только разворачивается. Ладно, допустим, ты подвернулся им случайно. И стал частью этого плана.

— Они всерьез думали, что я тебя убью и закопаю?!

— А почему нет? За меньшее убивают.

Иван досадливо поморщился. Осадить бы эту девицу, да неудобно, ей здорово досталось.

— Тебя могли сфотографировать со мной на руках, в общем, умело перевели на тебя стрелки. Прикончат меня сами — а у полиции уже готовенький подозреваемый. Или это страховка на случай, если я все же напишу заявление. Как я докажу, что это не ты был в той квартире? Люди думают, что незрячих легко запугать и подчинить своей воле.

— А это не так? — вялым голосом спросил Иван, окончательно деморализованный.

— Ну, скажем, не совсем так. Зрячие упускают из виду, что незрячий человек рискует тысячу раз на дню. Собственно, каждый его шаг — это шаг в никуда, в неизвестность, возможно, в пропасть. Постепенно вырабатывается стрессоустойчивость.

— То-то ты выглядишь почти спокойной, будто ничего не случилось, — буркнул Иван. — Ладно, ты хотела рассказать об одном подозрении, помнишь?

— Но оно уже нерабочее. Хотя…

— Что?

— Ладно, об этом чуть попозже. Прости, Иван, но я попросту отключаюсь. Мне нужно поспать хотя бы полчаса. Скажи, ты один тут живешь? Я не…

— Ты не. Один как перст.

— Тебе, наверное, нужно на работу или