Форс-мажор – навсегда! - Андрей Нариманович Измайлов

Разъяренные абреки рвались решить проблему уруса раз и навсегда. Если у соратников не получилось решить проблему урусу руками-ногами, то автоматной очередью — наверняка.

— Алхаста убил! Канташа убил!

— Слушь, Селим не дышит!

— Совсем?

— Не совсем. Но селезенку порвал! Или печень?

— Ва-алла!.. Къура! Он троих убил, былят!

Къура Даккашев нахски-горлово прикрикнул на ораву. Командир он или нет?!

Орава было притихла. Надолго ли? Къура, само собой, командир… ну и командуй, командир: фас! Урус троих наших убил, и ты его что, защищаешь?

— Воин, принявший смерть в честном бою, угоден Аллаху! Селим, Канташ, Алхаст — в раю! — перешел он на русский. — А эту с-с-собаку ждет ад. Да?!

— Да-а-а!!! — проревела орава. — А-а-ад!!!

— Кто из вас отправит его туда? — и уточнил, каким способом, описав пальцем круг и ткнув в середину. — Прежним способом. Из автомата и дурак сможет, но ты поди справься с урусом руками-ногами! — Нурид? Мовсар? Шамса?

Легко сказать: поди справься! А ты поди справься!

Пример Алхаста-Канташа-Селима — другим наука. И относительно уцелевшие Бехо с Юнусом не вдохновляют. Больно, былят! Может, Аллаху и угоден воин, принявший смерть (на совести абреков: соотношение пять к одному — честный бой… уж какая есть, совесть…), но взрослые-рослые предпочли тайм-аут.

Щуплый пацаненок, юноша бледный со взглядом горящим (но в разные стороны — запущенный страбизм, косоглазие, по научному) сунулся, но был остановлен булькающим окриком: без сопливых обойдемся, избиения младенцев не хватало! И так-то предвкушение избиения обернулось неожиданным послевкусием. Чего проще — драться с тем, кто не ударит… Ан вот оно как обернулось…

Бородачи, обозначенные Къурой как Нурид, Мовсар, Шамса, отказаться не отказались (совсем позор!), но не спешили, не спешили, нет. Ме-едленно-ме-едленно расстегивали бронежилеты, до-о-олго-до-о-олго выбирали в массе сподвижника, достойного принять и подержать автомат с прочими бряцающими оружейными причиндалами, пока они с урусом разбираются.

Къура выдержал паузу, абсолютную во всех отношениях, махнул рукой на подчиненных без пренебрежения, но в смысле: дождешься вас! Сбросил бушлат, остался в комбинезоне-камуфляже, не стесняющем движений. Шагнул к Токмареву, принял стойку кокутцу-дачи. Давай, спецназ, давай! Видишь, по-честному — один на один. В равных условиях. Сапоги он, правда, не стянул. А урус босой — ему же, урусу, легче. (Что под ногами не татами, а снежная каша — ай, какие мелочи!) Давай, ну?!

Полевой командир Даккашев почти не рисковал. Токмарев, обессиленный предыдущей схваткой, держался с очевидным трудом. Трехминутная передышка, вызванная отборочной заминкой, — мало. Расчет полевого командира Даккашева почти безошибочен. Первому лезть на рожон — чревато боком. Прецедент имеется — грозненский август. Там, допустим, Къуру вырубил не Артем, а Юзон. Тем не менее… подстраховаться не помешает. Спустить на капитана пятерых! Замордуют (и потренируются вместе с тем, застоялись) — на то воля Аллаха. Не замордуют вусмерть, зато потреплют — до кондиции до нужной. Нужную кондицию (чтоб от легкого толчка — навзничь) определять полевому командиру Даккашеву. В крайнем случае спустить на капитана еще пятерых, ну троих. После чего вздохнуть сокрушенно: «Молодежь, молодежь!.. Эх, расступись, я иду!.. Урус! Грозный помнишь? Давай теперь посмотрим!»

И авторитет полевого командира Даккашева, прикончившего «спецназа» голыми кулаками, — выше сияющих горных вершин. (А прикончить всенепременно! Иначе авторитет полевого командира Даккашева — ну, понятно. Мертвые молчат, из них, из мертвых, клещами слова не вытащишь — например, слова о «языкастом» Къуре в управлении ФСБ.)

Бравый Ястреб почти уверовал в собственную неуязвимость и… почти просчитался. Токмарев отдавал себе отчет — в нынешнем своем состоянии он с Къурой не справится ни пяткой, ни кулаком, ни «замком». Но зубы… До глотки добраться и перегрызть.

Чем естественней человек себя ведет, презрев ритуальные ограничения, тем обширней поле Добра, ибо по природе своей он не дикий зверь, но существо, рожденное для жизни в гармонии с Миром.

Естественное желание — перегрызть глотку. Презрев ограничивающие правила даже самой жесткой из школ, Косики-каратэ. Не дикий зверь пробудился, но существо гармоничное. Гармония с Миром — удаление из этого Мира организмов, подобных Даккашеву…

Просчитался бравый Ястреб, просчитался. А почти — потому, что последний бой, он же трудный самый, для Токмарева не состоялся. Ибо при переходе Къуры из кокутцу-дачи в еще более наступательную неокаши-дачи (ид-ди сюда, урус, ид-ди!) в толпе абреков возникла некая подвижка, вынырнул боевичок с миниатюрной рацией, прожестикулировал: командир, тебя!

Кто смеет отвлекать всепобеждающего батыра в минуту надвигающегося триумфа?! Отыди, боевичок! Позже!

Нет, сейчас.

— Марзабек… — подсказал боевичок с миниатюрной рацией, интонационно деля почтение поровну: ты наш командир, но к нам едет всем командирам командир!

Едет-едет, закричали звери.

Нет, не то.

К нам прие-е-ехал, к нам прие-е-ехал Абалиев да-а-арагой!

Ибо не еще едет, но уже приехал.

Завывание мотора. Близко, рядом. Вот она, «жигуль»-девятка, наиболее популярная модель у абреков-экспроприаторов. Звук в гористо-холмистой местности — не издали по нарастающей, но внезапно — горы-холмы блокируют звук.

Къура Даккашев не успел толком распорядиться рацией: пропустить! не пускать! (Кишка тонка распоряжаться маршрутами вышестоящего товарища по оружию!) С блокпоста просто сообщили, поставили перед фактом: к вам едет Марзабек!

Пренеприятнейшее известие.

Къура не удержал лица, выискрилось бешеное раздражение — против боевичка, запоздавшего с известием? против стражей, давших «зеленый коридор» почитаемому Абалиеву? против Токмарева, недобитого до летального исхода? против оравы «ястребков», вышедших (перешедших) из повиновения (в повиновение), стоило им услышать и понять: к вам едет Марзабек!

Все вместе и все сразу.

Узнай Даккашев о визите полевого маршала чуть раньше, постарался бы по времени урезать зрелище расправы с пленным урусом, до прибытия Марзабека уложиться, то есть уложить…

И тогда: где это зрелище?

И с невиннейшим видом: какое? возмездие урусу? это здесь!

Постфактум вольно маршалу сетовать: вся эта кровь кричит о бойне, епть!

Теперь же Къура был лишен и такой малости-милости, как плеснуть ручкой «ястребкам»: драконьте мента в хвост и в гриву, чтоб места живого не осталось! отдаю мусорка вам на съедение! ко мне Марзабек приехал и — не до пустяков…

Благоговейное внимание «ястребков» — на бежевой «девятке», откуда следом за тремя амбалами-телохранителями… ва-алла!.. маршал! собственной персоной!

Не надо оваций, народ. Абалиев прост. Как правда. Бритый череп, небритый подбородок, кривая снисходительная усмешка, провокационно выпуклый взгляд: я и сам все знаю, но хотелось бы услышать…

Картинное объятие с ближайшим сподвижником Къурой.

Картинные рукопожатия в толпе.

Картинное объятие с рядовым абреком: «Помню тебя, Халид! Здорова ли твоя Капи?» — бонапартистское эпигонство.

Картинное недоумение: «А это что за чучело? Урус? Откуда он здесь? Ты ведь его не украл, Къура? Нельзя-а-а! Максудов и