Рассказы - Роберт Альберт Блох

Я знал, о чем они думали, пока сидели там, пили и смеялись вместе со мной, только по-настоящему насмехались надо мной и ждали, пока я напьюсь достаточно, чтобы меня можно было убить. Я притворялся, что много пью, пока они меня не накачали, пока я не заставил их выпить рюмку за рюмкой вместе со мной. Я не мог опьянеть до тех пор, пока видел их. Эти мысли, проносящиеся в их головах, от них кровь стыла в жилах, и никакая выпивка не могла бы опьянить меня, когда я знал такие вещи.

Мне стало очень холодно, но я знал, что делать. Я заставил их выпить со мной, и их разговор делался всё громче и мысли их становились всё хуже. Я слушал их разговор и всё время видел их мысли.

«Мы убьем его, через некоторое время. Почему бы ему не отключиться, он пьет как рыба. Не следует ему принимать слишком много. Надо, чтобы он ничего не заподозрил. Боже, как я ненавижу его уродливую физиономию. Я хочу увидеть, как она сокрушительно разобьётся, жду, пока он не уберется с дороги, и Мэгги будет со мной. Когда я захочу, он умрет, и я мог бы пропеть это, он умрет, умрет, умрет…»

Я просто знал, что делать. Они смеялись и пели, и это было весьма кстати. После наступления темноты я вышел к грузовику, чтобы поставить его в гараж на ночь. Они остались, думая о том, как сделать это сейчас, как уберечься от подозрений. А меня это не беспокоило. Подозрения, я имею в виду. У меня всё было готово. Я убрал грузовик и вернулся на кухню, взяв лом, который использовал в доме.

Я вошел в кухню и запер дверь. Они увидели меня с ломом, стоящего там.

— Эй, Джо, — сказал Джейк.

— Джо, что случилось? — сказала Мэгги.

Я не сказал ни слова. Времени на разговоры не осталось, потому что я ударил Джейка по лицу ломом, разбив ему нос, глаза и челюсть, а потом я ударил Мэгги по голове, и её мысли вырывались наружу, но это были не слова, а просто крики, а потом не осталось даже криков. Так что я сел и снял очки, чтобы отполировать их. Я все еще дул на них, когда подъехала патрульная машина и полицейские забрали меня.

Они не разрешили мне взять очки-обманщики, и я больше никогда их не видел. Впрочем, это не имело особого значения, я мог бы надеть их на суде, но какая разница, что подумали обо мне тогда? И, в конце концов, мне пришлось бы снять очки. Я знаю, что они заставили бы меня снять их, когда надевали мне на голову черный капюшон, как раз перед тем, как повесить.

2. Мириам Спенсер Олкотт

Я отчетливо помню, что это было в четверг днем, потому что именно в это время Олив посещает свой Бридж-клуб, и, конечно, ей просто необходима помощь мисс Тукер. Олив слишком дипломатична, чтобы запирать меня в моей комнате, и я всегда удивлялась, почему мне так хочется спать по четвергам, когда у меня есть шанс незаметно ускользнуть. Наконец до меня дошло, что она что-то подсыпает мне в завтрак — скорее всего, это работа доктора Кремера.

Ну, я не полная дура, и в этот четверг я просто приняла решение. Когда принесли поднос, я просто откусила кусочек тоста — это казалось безопасным — и вылила остальное в сами-знаете-что. Так что Олив ничего не поняла, и когда я легла на кровать и закрыла глаза, она почувствовала удовлетворение.

Должно быть, я отдыхала около часа, пока не услышала, как открылась входная дверь и на лестнице раздались голоса. И тут я поняла, что это Саффи и пора вставать. Я надела платье и напудрила нос, а потом достала десять долларов из подушечки для булавок, где хранила остатки наличности. После этого ничего не оставалось делать, как очень тихо на цыпочках спуститься по лестнице и ускользнуть.

Олив и ее друзья сидели в гостиной, закрыв за собой дверь. Мне пришлось немного отдохнуть у подножия лестницы из-за моего сердца, и на мгновение у меня возникло странное искушение открыть дверь в гостиную и показать ей язык. Но это было бы не очень по-женски. В конце концов, Олив и ее муж Перси переехали жить ко мне и заботиться обо мне, когда умер Герберт, и они уговорили мисс Тукер помочь мне, когда у меня случился первый сердечный приступ. Я не должна быть грубой. Кроме того, я знала, что Олив никогда больше не позволит мне выходить одной. Так что будет разумнее, если я не стану беспокоить ее сейчас. Я вышла очень быстро и… пошла на север, подальше от окон гостиной. Я свернула на Эджвуд и решила сесть на автобус на углу. Это стоило десять центов, но мне было не до экономии.

В автобусе ехало несколько человек, и они стали смотреть на меня. В наши дни люди кажутся такими грубыми, что я не могу не заметить этого. Когда Герберт был жив, у нас был электрический катер, и мне никогда не приходилось вступать в контакт с людьми, но теперь я стара и одинока, и некому меня защитить.

Я знаю, что моя одежда старомодна, но она свежая и опрятная, и нет никакого повода для грубого и вульгарного любопытства. Я ношу туфли на высоких каблуках для укрепления лодыжек, и если я решила проявить разумность в отношении сквозняков, это мое дело. Я имею в виду серые муслиновые чулки и шарф. Пальто у меня меховое и очень дорогое; его нужно заново заштопать и, возможно, немного починить, это правда, но, как известно, я могу оказаться совсем нищей. Они не должны быть такими грубыми. Даже моя сумка вызывает любопытство со стороны этих хамов. Мой прекрасный ридикюль, который Герберт привез мне из-за границы в 22-м году!

Мне не понравилось, как они уставились на мою сумку. Это было почти так же, как если бы они знали. Но откуда им было знать? Никто никогда ничего подозревал. Я шмыгнула носом и откинулась на спинку сиденья. Теперь мне нужно было все спланировать. Я должна сойти к востоку от реки. Тогда я смогу пойти либо на север, либо на юг. Я еще не совсем поняла, что собираюсь делать. У меня было десять