Сергей Донской - Дикий фраер

– Не-а! – в голосе Петра прозвучало не просто равнодушие, а неприкрытая скука.

– А девушка обо мне наслышана? – Мамонтов перевел взгляд на Эльку, как бы предлагая ей загладить невежливую реплику товарища по несчастью.

Ей стало очень неуютно под шинелью, когда вопросительный взгляд продублировал подручный толстяка, дядька в дорогом костюме, состоящий при хозяине кем-то вроде палача. После столкновения лоб в лоб взгляд у него сделался совершенно невменяемый, и на пленников он поглядывал с видом свирепого цепного пса, ожидающего команды «фас».

– Что-то припоминаю… – Элька придала своему тону не только задумчивость, но и уважение, которое всегда приятно всем мужчинам, и толстым, и в меру упитанным, и тощим. Прихлопнув пару раз ресницами, она наугад предположила: – О вас, по-моему, даже в газетах писали…

– Память у тебя хорошая, золотце, – похвалил Мамонтов. – Но демонстрировать ее не всегда уместно. – Он вдруг помрачнел, перевел взгляд на своего подручного и язвительно осведомился: – Эту парочку обязательно было волочить сюда? Без нее никак нельзя было обойтись?

– Они были заодно с Романом, – ответил дядечка, проведя языком по зубам, которые, надо полагать, шатались после неожиданной встряски. – Вы же сами не хотели огласки, Александр Викторович…

– И что ты предлагаешь с ними делать? – желчно осведомился толстяк. – Выделить им еще один джип?

Элька не очень поняла смысл вопроса, но он ей крайне не понравился. Петру, видимо, тоже, поскольку он поспешил вмешаться в разговор:

– Ремонт вашей тачки я оплачу.

– Чем? Вшивой расческой, которую у тебя нашли в кармане? – Мамонтов опустил уголки губ, отчего сделался похожим на огромного перекормленного бульдога. – Насколько мне известно, денег при тебе обнаружено не было.

– Это мои проблемы, – заявил Петр. – Назовите вашу цену и все.

– В Бельгии нулевой «Мицубиси-Паджеро» стоит двадцать семь штук баксов, – вкрадчиво сообщил Мамонтов, закуривая очередную сигарету. – Это без всяких наворотов, без перегонки и растаможки. Ремонт обойдется минимум в двадцать процентов от начальной стоимости… Как, Петя, потянешь такую сумму?

– Петр я, а не Петя… Плачу полную стоимость вашего джипа. А вы отпускаете меня и девушку, – он кивнул на Эльку, сидящую у его ног, и ей сразу сделалось немного теплее.

– Ты сын нефтяного магната? Внучатый племянник Гусинского?

– До лампочки мне ваш Гусинский. Вместе с его этим… «Медиумом-Мостом».

У Эльки даже дух перехватило. Теперь у нее не оставалось ни малейших сомнений в том, что ее дюжий товарищ по несчастью действительно сказочно разбогател и готов выкупить ее, не торгуясь.

Подняв глаза, она в последний раз посмотрела на Петра тем новым взглядом, которому лишь самой малости не хватило для того, чтобы превратиться во влюбленный. Но то, что было готово проснуться в ее душе, так и не проснулось…

Она, Антошка и чемоданчик, битком набитый деньгами. С другой стороны, малознакомый парень по имени Петр. Элька сделала свой выбор, не колеблясь. И синеглазому Петру не нашлось в нем достойного места.

Когда, на мгновение сомкнувшись, Элькины глаза распахнулись снова, они глядели уже не на Петра, а на толстого вершителя ее судьбы. В ее заблестевших зрачках скопилось ровно столько неподдельной искренности, сколько способна выразить женщина, затеявшая коварную авантюру.

Эти глаза неотрывно смотрели на Мамонтова и временами многозначительно округлялись, давая ему понять, что к нему имеется неотложный разговор. Он недоуменно выпучился на Эльку, но она бросила быстрый предостерегающий взгляд на Петра. Это означало, что его присутствие при разговоре нежелательно.

Мамонтов в задумчивости раскинулся на скамейке, даже попытался закинуть ногу за ногу, хотя комплекция не позволяла ему принимать столь вольготные позы. В его глазах, обращенных на Эльку, читался возрастающий интерес вперемешку с еще какими-то эмоциями, которые ей пока расшифровать не удалось.

«Если бы не синяки, ссадины и ожоги, – сокрушенно подумала Элька, – достаточно было бы пару раз неосторожно уронить шинельку, чтобы этот слонопотам сделал на меня стойку. Но еще не все потеряно. Женщина на то и женщина, чтобы выдавать свои недостатки за достоинства».

– Душно здесь, – пожаловался Мамонтов, изобразив зевок. – Пожалуй, пора закругляться.

– С этими что? – Дядька в дорогом костюме бросил на пленников алчный взгляд, особо долго задержавшийся на Петре.

– Не гони пургу раньше времени, Черныш. Я приму решение утром. На свежую голову.

– Резонно, – согласился дядька, фамилия которого показалась Эльке какой-то собачьей. Но злобные огоньки в его глазах не погасли совсем, а просто притаились за полуопущенными веками. Глядя себе под ноги, он уточнил: – Этот сексуальный террорист… Рома… он тоже пусть утра дожидается?

– Нет! – воскликнул Мамонтов, колыхнувшись на скамейке с такой живостью, что она чудом устояла под этим напором. – Сходи-ка во двор, поинтересуйся, как у него самочувствие. Надеюсь, он получил полное удовлетворение, к которому стремился.

Черныш потрясся немного, изображая беззвучный смех, и спросил:

– Что с ним делать дальше?

– Там дров всяких полно возле сарайчика, – произнес Мамонтов безмятежно. – Пусть ребятки или Семеныча разбудят, или сами ручками поработают, мне это без разницы. Главное, чтобы они кол вытесали, а на него насадили Романа. Я позже поприсутствую. Это долгая будет история. Успею налюбоваться.

– Кол? – Черныш не придумал ничего умнее, чем снова затеять свои глубокомысленные переспрашивания.

– Ты ко мне эхом нанимался? – заревел Мамонтов так, что тут же начал задыхаться. – Попугаем арой? Говорящим какаду?.. Нет?.. Тогда бросай свою идиотскую манеру отвечать вопросами на вопрос!..

– Понято, Александр Викторович, – заторопился проштрафившийся Черныш. – Все будет сделано.

– Слава богу, – запыхтел Мамонтов, тяжело отдуваясь.

Когда он вновь нашел взглядом Эльку, ей захотелось накрыться шинелью с головой. Тот, кто выдумал байку про добродушный нрав толстяков, явно не был знаком с господином Мамонтовым. «Интересно, а как он обойдется с той девушкой из джипа, на которую напоролся Рома? – подумала она. – Ее счастье, что этой ночью будет изготовлен только один кол. Хотя, возможно, для бедняжки уже все позади. А очередной кол ожидает теперь тебя, Элечка. Одно неверное слово, фальшивая интонация, и…»

– Тебя как зовут?

Она вздрогнула, сообразив, что вопрос и мрачный взгляд адресованы лично ей, но взяла себя в руки и даже изобразила слабую улыбку:

– Я Эля… Элька.

– Имя какое-то козье! – поморщился Мамонтов.

Сохраняя на лице полуулыбку, она пожала плечами, едва не потеряв при этом наброшенную шинель:

– Можно звать меня Элеонорой.

– Еще чего! – Мамонтов фыркнул так, что по помещению прогулялся слабый ветерок. – Элеонора какая выискалась! Клеопатра губернского масштаба!

Черныш смешливо захрюкал. Петр предостерегающе бряцнул своими наручниками. Элька погасила улыбку и повернулась к жирному собеседнику в профиль – так было удобнее продемонстрировать возмущенно задранный нос.

– Мордаху не вороти! – посоветовал Мамонтов, тяжело поднимаясь со скамейки. Подойдя к пленнице вплотную, он навис над ней всей своей тушей. Когда он продолжил свою тираду, Эльке показалось, что голос доносится до нее из гулкой бочки. – Сейчас ты пойдешь со мной, побеседуем немного. Твой заступник пока что останется здесь… Черныш! – окликнул Мамонтов подручного, повысив голос. – Отстегнешь парня, закроешь и забудешь о его существовании до особого распоряжения. Уразумел? Только не вздумай опять переспрашивать, а не то я вместо тебя волнистого попугайчика заведу. Представляешь, насколько сократятся мои расходы?

Вскоре Элька была освобождена от наручников, цепко прихвачена мамонтовской лапищей за волосы и буквально выволочена из камеры в коридор. Поскольку вдеть руки в рукава шинели она не успела, а лишь кое-как набросила на плечи, все десять ее пальцев были заняты придерживанием расходящихся суконных пол, а мысли – поисками тех аргументов, которые должны были подарить ей спасение и свободу.

– Больно, наверное? – спросил Мамонтов с любопытством, направляя спутницу к лестнице, ведущей наверх. Каждый новый поворот сопровождался очередным рывком за спутанные пряди волос.

– Да уж не щекотно!

– Терпи, коза, а то мамой будешь! Ха! Ха!..

«Сам козел!» – эта достойная отповедь так и просилась на Элькин язык, но был не самый удобный момент для того, чтобы давать ему волю.

– Отпустите, я не собираюсь удирать, – сказала она как можно более убедительным тоном. – Мне просто нужно переговорить с вами наедине.

– Переговоришь, – пообещал Мамонтов. – А насчет того, что я тебя отпущу, рано загадывать.

Он уже тащил Эльку через огромный холл, вынуждая ее передвигаться в полусогнутом положении. Уж слишком рослой она была для него, а тут еще ботинки на десятисантиметровой подошве. Неловко оскальзываясь на мраморных плитах, Элька с горем пополам пересекла зал под любопытным взглядом охранника у двери, но на первой же ступеньке широченной лестницы сразу же споткнулась, рухнув на колени.