Георгий Ланской - Козырная пешка

В доме было душно. Пахло чем-то отвратительным. Я скосила глаза и увидела человеческий силуэт, нарисованный на полу мелом. Внутри него чернела высохшая кровь. Я отвела глаза в сторону.

– Где хранились ценные вещи? – спросил Чайка. Я ткнула пальцем в комнату Агаты. Чтобы пройти туда, нужно было перешагнуть через этот залитый кровью меловой призрак. Я не могла этого сделать. На деревянных шагах я пролетела по краешку комнаты, зажав руками рот.

Секретер работы девятнадцатого века стоял в комнате Агаты. Я выдвинула верхний ящик, потом сунула иголку, вынутую из висевшей на стене подушечки, в крохотное отверстие в задней стенке ящика. Стенка с сухим хрустом открылась на пару миллиметров. С трудом подцепив ее ногтями, я открыла ее и вынула из тайника небольшую шкатулку. Чайка нервно дышал в спину. Я открыла крышку. Резкий свет бриллиантов ударил нам в глаза.

– Значит, драгоценности не взяли, – задумчиво сказал Чайка. – Выходит, их не нашли… Посмотрите, что пропало.

Я открыла шкаф Агаты. Шуба висела на месте. Под аккуратной стопкой белья худенькая стопочка купюр.

– Здесь ничего не пропало, – сказала я.

– Пойдемте в вашу комнату, – предложил Чайка.

К счастью, в комнату, где погибла Женька, мы не заходили, иначе я бы не выдержала. В моей спальне царил полный кавардак. Кругом были разбросаны вещи, разорванные бусы хрустели под ногами. Я выдвинула ящик стола, где хранила деньги на текущие расходы. Они лежали на месте. Шубы висели в шкафу. Вся видеотехника была на месте. Я походила по комнатам и констатировала, что все наиболее ценные вещи на местах. Незаметным движением руки, я, воспользовавшись тем, что Чайка отвернулся, цапнула с гвоздика в прихожей запасной комплект ключей. Смутная догадка, что они мне очень скоро понадобятся, не давала мне покоя. И еще мне не давала покоя одна вещь: я что-то такое увидела, что-то не соответствующее обычному положению дел в доме, даже с учетом царящего там разгрома. Что-то такое, чего не должно было быть.

Чайка разрешил мне собрать вещи и переодеться. Я быстро побросала в сумку белье и одежду, забрала драгоценности и деньги, выбросила мусор и, бросив прощальный взор на дом, собралась уходить, как вдруг остановилась.

– Мне ведь нужно будет похоронить Агату, – сказала я. – Подождите, я возьму еще и ее вещи.

Пока я собирала платья Агаты, Чайка и скучающий милиционер ждали в прихожей. А меня глодала одна мысль, которой я не замедлила поделиться с Чайкой.

– Знаете, – доверительно сказала я, когда он вез меня на мамину квартиру, – я тут подумала…

– Да-да, – заинтересовался Чайка.

– Знаете, что странно? Женю убили в ее комнате, Агату на пороге в кухню. А наибольший разгром в моей комнате и в гостиной. Комнату Жени не обыскивали, в комнате Агаты тоже почти все в порядке. А моя разнесена в пух и прах.

– И что вы по этому поводу думаете?

– Я думаю, – медленно сказала я, – что убийца знал, какая из комнат моя. И это может быть кто-то из моих очень хороших знакомых, вхожих в дом.

Я не спала две ночи, вздрагивая от каждого шороха. Сергей не звонил, а я, съедаемая подозрениями, смотрела на телефон, как на врага. Кончилось тем, что я вообще отключила его. Сообщив на работу, чтобы в ближайшее время меня не ждали, я заперлась дома и думала, думала, думала…

Агату хоронили через три дня, в один день с Женькой. Придти на похороны подруги я не смогла, так как в это же самое время провожала свою… да, пожалуй, единственную родственницу в последний путь. Да и не смогла бы я смотреть Женькиным родителям в глаза, зная, что она погибла из-за меня. Хлопот хватало. Неожиданную помощь я получила от Гули, чудом узнавшую о смерти Агаты, и уж совсем неожиданную от Варвары. Так что у гроба Агаты мы стояли втроем. Гуля уехала пораньше, чтобы проследить за организованными в ресторане поминками, мы с Варварой остались у могилы одни. Знакомые Агаты на похороны не пришли и ждали нас на обеде, а я все никак не могла найти сил уйти от могилы.

Я со щемящей тоской поняла, что сегодня навсегда прощаюсь со своим прошлым, в котором осталось все хорошее: Володя, Женька, Агата… Сколько радостных минут было связано с этими людьми, боровшимися за меня, защищавшими меня, оберегавшими от жизненных невзгод. Горячий комок слез душил меня, но глаза, как назло были сухими. Я вспоминала, как Агата помогала собрать вещи и сбежать из когда-то родного дома без особых потерь, как шпионила за Нафаней и вытирала пол от крови Эль-Нинье, хотя в любой момент могла свалиться с сердечным приступом. Я вспоминала многолетнюю дружбу с Женькой, ее собачью преданность. Перед глазами проносились картинки, как она бегала в больницу к заболевшему Володе, как мы с ней вскрывали квартиру Нафани, как она забирала меня из больницы. Я вспоминала Володю, его горячие руки и всю ту нежность, что он отдал мне. Я думала, как хорошо приняла меня Агата, хотя по логике вещей именно она должна была невзлюбить меня сильнее всех. В этот промозглый, почти осенний день, я припомнила даже тот злосчастный сиреневый камушек, из-за которого состоялась самая большая наша с Женькой ссора. С неба накрапывал дождь. Я совсем замерзла, но не могла уйти.

Варвара первой тронула меня за плечо. Она тоже околела в своем тонком плаще и выглядела не лучшим образом.

– Пойдем, – сказала она. Я кивнула, и мы пошли с кладбища. Свернув с тропинки, мы решили сократить путь и побрели между могилками. Не знаю, что вело меня в тот день, но я, не зная где похоронили Женьку, уткнулась прямо в ее могилу. С фотографии у простого деревянного креста, заваленного венками, на меня смотрели ее смеющиеся глаза. Я остановилась. Варвара, увидевшая фото Женьки, тоже встала за спиной и тяжело задышала, как собака. Я открыла сумку и вынула из нее ожерелье из чароита и аметистов, которое сунула в сумку еще утром, сама не знаю почему. Сиреневые камни в моей руке быстро стали мокрыми не только от дождя. У могилы подруги меня наконец-то прорвало. Я ревела, уткнувшись в плечо Варвары, а та гладила меня по голове и утешала, как могла.

Согрелись мы только в машине. Мы медленно катили по городу. Варвара искоса поглядывала на меня, а потом, вдохнув, сообщила нерадостную новость.

– У Любы дом забирают за долги. Она просрочила все платежи. Лада тоже осталась без магазина, на него арест наложили. Мишка успел машину выкупить, но вот с фирмой ему тоже, скорее всего, придется расстаться. Вовка-то под фирму какие-то деньжищи занимал у какого-то крутого… А тот потребовал возврата. В общем, никому Вовкина смерть счастья не принесла. Вот ведь как получилось: сам помер, да еще сколько народу за собой в могилу утащил.

– И что Люба? – вяло поинтересовалась я. – Переедет в свою квартиру обратно?

– Что ты? – изумилась Варвара. – Она же ее продала почти сразу. Деньги пошли Мишке и Ладе на уплату долгов, да только их мало было. А куда она теперь пойдет – неизвестно. Ни Мишка, ни Лада маму к себе брать не хотят. Любаня уже тонко намекала, что хочет переехать ко мне, но ты знаешь, что мне ее просто некуда поселить. Ума не приложу, что она будет делать…

Я криво усмехнулась. Варвара, движимая самаритянскими чувствами, явно хотела спихнуть сестру мне. Насколько я успела изучить Володиных родственников, страсть перекладывать на него свои проблемы, была у них в крови. Однако рассчитывать на мое благородство в данной ситуации было бессмысленно. Однако против воли мое сердце заныло, когда я подумала, что дом, который я успела полюбить, снова перейдет в чужие руки.

Поздно вечером, когда старушки разошлись из ресторана, я поехала домой. По дороге я даже слегка растерялась, так как дважды свернула не туда, автоматически возвращаясь к дому Агаты. Вспомнив слова Варвары, я ни с того ни с сего решила проехать до своего бывшего дома, где когда то была счастлива с мужем. Не знаю, что двигало мною: не то ностальгия, не то злость на то, что Люба так и не смогла сохранить наш дом. На поминках я выпила пару рюмок кагора, но хмель давно выветрился из организма, к тому же я выпила потом две чашки крепкого кофе. Я понадеялась, что мне не попадется не в меру ретивый сотрудник ДПС с эротичным предложением подышать в трубочку. К тому же вожу я осторожно, останавливают меня крайне редко.

Дом производил безрадостное впечатление. Я разглядела удручающую картину сквозь прутья решетки (в отличие от соседей наши бывшие владения украшала не глухая стена из кирпича, а ажурная чугунная решетка в два метра высотой). Любовно взлелеянный мной, а также приходящим садовником сад, зарос сорняками. На лужайке росли невесть откуда взявшиеся одуванчики, уже давно белые и облетавшие. Фонарь над воротами был разбит, а каменные плиты у въезда забрызганы жидкой грязью. Сток тоже не прочищали давным-давно. Так что скопившаяся за сегодня вода угрожающе хлюпала в канале, лениво перенося с места на место листву и мусор. Я разозлилась и одновременно порадовалась, что муж этого не видит.