Юлия Эльская - Не запирайте вашу дверь

— И теперь вы тоже думаете, что ее убьют? — полюбопытствовала Люська, закурила и задумалась. Я знаком велела Вике не мешать. — А если это чужая записка? Не ей?

— Видишь ли, она так испугалась, что это без разницы. Чья бы ни была записка, я полагаю, что все всерьез. И Милка это знает! И знает автора записки!! И нам она тем не менее ничего не сказала!!!

— Поэтому нам нужна твоя помощь, — сообщила я. — Ты с ними знакома лучше, чем мы. Расскажи о них подробнее, вместе выводы сделаем, а то убьют кого-нибудь — будешь локти кусать.

— Мне подумать надо, — сказала она.

— Смотри, что сейчас будет, — прошептал мне в ухо Лёня и выпустил из пустой кофейной банки муху с привязанной к брюшку коротенькой ниткой.

Мы стояли в углу коридора, за вешалкой; Лёня изредка нежно-почтительно дотрагивался до моего локтя, словно проверял, не убегу ли я через секунду. Можно было отойти от него на шаг-другой, но я решила: уж лучше пусть шепчет в ухо, чем кричит на весь коридор.

Муха долетела до открытой двери в столовую, и Лёня снова прикоснулся к моему локтю, призывая к вниманию. Я лишь улыбнулась в ответ.

Эти уважительно-ненавязчивые прикосновения мне нравились. Лёня, почувствовав мою благосклонность, смотрел как-то по-особенному, и это, к моему удивлению, находило отклик в моей душе.

Вдруг из комнаты, на высоте около метра, всеми лапами и даже хвостом вперед вылетел Петруха, промахнулся мимо мухи сантиметра на три, боком впечатался в стенку и рухнул на пол.

На звук удара из кухни выглянула Евгения, под ее взглядом кот отряхнулся и потрусил обратно в столовую. Нас за пальто и плащами она не заметила.

Лёня прошел по коридору, за нитку поймал муху, взмывшую к потолку, и, вернувшись к вешалке, опять запустил ее. Когда кот свечкой вылетел из комнаты, Лёня взял меня за руку.

— Петруха мухолов, а также осолов и шмелелов, — шепнул он. — Лучше был бы крысоловом, но ленив, подлец. Даже мышей ловить не хочет.

Кот снова и снова прыгал за мухой, стараясь попасть по ней передними лапами, он делал это эффектно и с удовольствием. Наблюдать было очень любопытно.

— Осы ведь кусаются, — заботливо прошептала я, надеясь, что он правильно понял — то была забота о коте.

— Кусаются, — подтвердил Лёня. — А ему все равно. Он отскочет, лапой потрясет, и опять на них охотится. Кот у нас забавный — говорящий, он четыре слова знает: мама, мясо, мало и Маугли! Правда-правда, он их говорит!

Наконец Петрухе удалось поймать муху, Лёня отправился ловить другую, а я потихоньку улизнула на балкон — к Вике и Люське.

— Она надумала, — качнула Вика головой. — Сейчас нам все расскажет.

Я с улыбкой повернулась к Люське. Скрыть улыбку после общения с Лёней я не смогла, только постаралась, чтобы она выглядела вопросительной.

— Пойдем вниз разговаривать, — предложила Люська. — Здесь, в квартире, слишком много ушей.

— Можно вон в тот скверик, — указала я.

Люська рассмеялась и стала пробираться к выходу между стульями и стеной. Почему-то она выбрала ту часть комнаты, где проход был узким. Мы с Викой обошли стол с другой стороны.

— Там кладбище, — на ходу обронила Люська, придвигая к столу мешающие ей стулья. — Туда и пойдем.

— Верхнюю одежду не берите, — предупредила Вика. — Днем на улице тепло, а привлекать внимание нам ни к чему.

В коридоре около телефона сидел Лёня, он окинул нас блуждающим взглядом и немного задержался глазами на мне. Я сделала вид, что ничего не поняла.

— Что это с ним? — удивилась Люська уже на лестнице, когда Вика, шедшая последней, закрыла за нами дверь. — Тихий какой!.. И посмотрел как сквозь меня… Как будто не заметил! — Она пожала плечами и через десяток ступенек сделала вывод: — Напился, наверное! Это с ним бывает: трезвый ведет себя как пьяный, шутит, веселится, а пьяный как трезвый — серьезный и задумчивый.

Я мысленно улыбнулась.

Кладбище было чистеньким и выглядело вполне обитаемым — живыми, конечно, а не мертвыми.

Живые сновали туда-сюда с цветами, сумками, вениками и банками с водой, носили мусор в кучи, собранные в специально отведенных для этого местах; красили ограды, протирали памятники и скамеечки около них, да и просто гуляли, грустили, мечтали, рассматривали чужие могилы…

Мы чинно шли по дорожке, громко цокая каблуками по чистому асфальту: вероятно, опавшие листья сметали с него по нескольку раз в день.

— Из нашего двора Лёня с Тамаркой и Алинкой уехали в кооператив, ну, ты помнишь, Алинка уже в школу ходила, — рассказывала Люська, не обращая внимания на прохожих. — А потом Женька с Милкой, отцом и матерью сюда переехали, Женька за кого-то второй раз замуж вышла, тогда еще Милкин дед был жив. Он был красным командиром, ну этим…

— Политруком, — подсказала Вика.

— Наверное. По крайней мере, ветераном войны.

— Это его портрет у них на стене висит? — уточнила я. — С носом, как у селезня?

— Его, — подтвердила Люська. — Им здесь огромную квартиру дали, четыре комнаты в генеральском доме. Отсюда кто-то выехал, а дед по хозяйственной части работал, всем был нужен, вот ее и получил… После этого он быстро умер, а перед смертью еще дачку успел построить недалеко от Москвы.

Она свернула в аллею налево, мы — за ней.

— Не заблудимся? — поинтересовалась Вика.

Люська отрицательно помотала головой.

— Я это кладбище хорошо знаю, мы с Милкой здесь часто гуляли. Ты из нашего двора уехала, и всё, а мы с Милкой дружили, в гости друг к другу ездили… Бабушка ее никогда не работала, но очень любила людьми руководить. Жизнь всем портила капитально. С удовольствием стравливала дочек, они ругались, а она радовалась: они же к ней за помощью бежали, каждая со своими доводами, на свою сторону ее перетягивали…

— Может, она одиночества боится? — предположила я. — А так она всем нужна.

— Кто ее знает? — пожала плечами Люська. — Она до сих пор любит обидеть, а потом показать, что обидевшийся сам виноват: мол, она ничего такого вовсе не думала, это он сам настолько испорченный! И вообще, ей нравится свою власть показать.

— А Тамара с Евгенией, они какие?

— Женька, она старшая, учитель математики в физ.-мат. школе, Милка ее тоже закончила, они от нас как раз после ее восьмого класса переехали. Сейчас она там завуч — Женька, не Милка — одинокая несчастная училка с авторитарными манерами. «Достала» там всех, наверное… Со вторым мужем она давно развелась, не больше года с ним прожила. Он ей совсем не подходил, но бабка ее терзала, что просто так встречаться неприлично, женщина должна быть замужем, а то перед соседями неудобно… Зато Тамарка всю жизнь замужем, да что-то не особенно счастлива. Учительница русского и литературы, она много лет проработала в нашей школе. Помнишь? — повернулась Люська к Вике.

— А как же, — кивнула Вика. — Правда, у меня в классе она уроков не вела. Но о ней рассказывали, что она за сочинения никогда пятерки не ставила, а еще заставляла девочек под краном с холодной водой тушь с ресниц смывать и локоны размачивать.

— Вот-вот! — подтвердила Люська. — Ресницы у меня свои черные, и волосы вьются, так она, стервозина, все равно требовала, чтобы я при ней умылась! И в восьмом классе на экзамене трояк влепила! Ну, да это дело прошлое. А последние лет десять она работает в редакции какого-то неизвестного журнала. Кто вас еще интересует?

— Лёня, — подсказала я.

Мы дошли почти до края кладбища, вдоль ограды тянулись неухоженные могилы, засыпанные отходами природопроизводства: серо-сизой пылью, гниющими листьями, поломанными сухими ветками.

— Ну что Лёня? — словно к самой себе обратилась Люська. — Лёня живет как умеет. Изменяет жене направо и налево, причем на женщин бросается, не слишком задумываясь — была бы юбка и помада. А так он врач-окулист, по отзывам — хороший. Давно работает в какой-то хозрасчетной поликлинике; всегда был весьма обеспеченным: ездил на машине, отдыхал на хороших курортах, одевался, как эстрадный певец.

Мы повернули направо, протиснулись по узкой тропке между оградами могил и снова выбрались на асфальт. Теперь по обе стороны аллеи могилы были старыми, еще довоенными, а кое-где — начала века, с крестами на полированных обелисках, с плачущими позолоченными ангелами и длинными надписями дореволюционным шрифтом — с твердыми знаками и буквой ять.

Как они жили, о чем тогда думали? Уж не о том ли, о чем и мы?

— А Милка? — полюбопытствовала я. — Чем она занимается? И Паша?

— Милка в свое время закончила МВТУ, с Пашей училась на разных курсах, но на одном факультете, там они и познакомились, он и тогда был женат. Лет шесть они уже встречаются. По специальности не работают, у Паши своя торговая фирма, он в ней генеральный директор, а также бухгалтер, а Милка менеджер и, по совместительству, продавец. Продают серебро, самозатачивающиеся ножи, фены, шерстяные платки и еще много всего. Снимают угол в магазине. Юрка, свидетель, у них охранником работает, а Сенька водителем. Его Юрка где-то нашел. Ну, он Милку как увидел — рот открыл, так с тех пор хвостом за ней и ходит. Юрка тоже глаз с нее не сводит, но у него девушка есть, вы ее вчера видели. Она с ним в одной школе училась.