Георгий Ланской - Козырная пешка

– Сударыня, – нудно протянул Сапрыгин, – вы – мерзавка! Я лично прослежу, чтобы вы отправились на галеры!

– Сударь, – надменно ответила я, – вы – хам и подлец, если не умеет разговаривать с дамой. Ступайте прочь, или я лично вот этим клинком отправлю вас к праотцам.

Далее в спектакле следовала сцена фехтования, во время которой моя героиня, после недолгих атак, смертельно ранит соперника. Мне, кстати, достался авторский экземпляр пьесы, где я увидела заметки на полях. С трудом разобрав каракули Сумкина, я с удивлением обнаружила, что он всерьез задумывался, а не отравить ли клинок для пущего эффекта? На мой взгляд, это было уже перебором.

– Ну, что же вы стоите? – возмутился Сумкин. – Деритесь!

Мы синхронно пожали плечами и скрестили шпаги. Первым же ударом я выбила шпагу из рук Сапрыгина. Шпага перелетела через оркестровую яму и едва не попала в притулившуюся тут же и истекающую ненавистью Зину Гуц, которой в спектакле досталась роль бессловесной служанки. Шпагу вернули недовольному Сапрыгину. Мы стали в стойку. На этот раз пострадавшей едва не оказалась я. Сапрыгин, озлобившийся такой неудачей, махал шпагой, как дубиной. Мне бы не помогло даже то, что ее острие было защищено.

– Чрезмерно динамично, – прервал Сумкин. – Не забывайте, что победить должна Алиса.

В следующий раз динамики было маловато. Сапрыгин безвольно дал нашпиговать себя лезвием шпаги. Шалаев нервно курил в уголке и не вмешивался. Мне эта бодяга тоже начала надоедать. Весь день мы репетировали эту сцену, в конце чего я возмутилась, когда Сумкин заявил, что я как-то не так держу клинок.

– Да к чему эти самурайские сложности? – заорала я. – Тут нет монахов Шао Линя. Никто не будет требовать от нас достоверности.

– Театр, это искусство, – высокомерно заявил Сумкин. – И здесь нужна точность движений. Вот, держи, это тебе пригодится…

Он сунул мне в руку какую-то железяку, напомнившую мне большой крючок для вешалки, только странно бесформенный, с острыми, необработанными краями.

– Это что? – удивилась я.

– «Пистолет», – ответил Сумкин.

– Да ладно, – хмыкнула я. – И где же он заряжается?

– Это не такой пистолет, – снисходительно пояснил Сумкин. – Это фехтовальный пистолет. Каждый фехтовальщик вытачивает его по своей руке, а потом вставляет в шпагу. С ним гораздо удобнее драться.

– Так я и спрашиваю: а на фига нам такие сложности? Пистолеты, шпаги… Вы бы еще коней привели. И потом, у нас шпаги-то бутафорские. Вы уверены, что ваш пистолет в нее можно будет вставить?

Сумкин взял мою шпагу и с огорчением убедился, что странная железяка туда не подойдет ни под каким видом. Я с облегчением вернула ему железку, чтобы не морочить себе голову.

– Тем не менее, Алиса, – строго сказал Сумкин, – я настоятельно рекомендую тебе потренироваться в фехтовании. Ты должна быть убедительна, а я пока этого не вижу.

– Вы занимались фехтованием? – радостно улыбнулась я.

– Да, – кивнул Сумкин, и неожиданно добавил, – я мастер спорта по фехтованию. Думаю, надо дать тебе несколько… гм… частных уроков.

Шалаев подобрался. Отиравшаяся на задворках Лошакова замерла. Я выдержала секундную паузу, а потом царственно кивнула.

– Да, это было бы неплохо. Завтра я приеду в театр пораньше, и мы займемся….– тут я снова выдержала паузу, – …фехтованием.

Зина Гуц злобно поджала губа и метнула на Сумкина колючий взгляд, а Сумкин часто-часто закивал.

– Шпагу возьмите домой, – порекомендовал он. – Нарисуете где-нибудь на стене мишень и попытаетесь ее поразить. На сцене вы должны блистать!

Я было хотела отметить, что в сцене фехтования блистать должны два актера, но потом передумала. Подхватив шпагу, я удалилась, краем глаза заметив, как радостные Лошакова и Шалаев играют за кулисами в ладушки.

Домой я не поехала, хотя от Женьки уже поступило несколько звонков. Телефон был поставлен на беззвучный режим, так что звонка я не услышала. Перезванивать подруге я не стала, решив, что для начала надо уладить еще одно дело. И я поехала к дому Сергея.

На мой звонок он не ответил. Я несколько раз надавила кнопку, но в квартире не было слышно ни звука. Я набрала его номер на мобильном, но равнодушный женский голос ответил, что абонент находится вне зоны доступа. Я решила подождать в машине, чтобы сделать Сергею сюрприз. Скрасить ожидание мне должен был помочь сценарий пьесы. Вспомнив о Женьке, я позвонила ей, но она тоже не пожелала мне ответить.

Читать в машине было неудобно. На улице уже темнело, а лампочка на потолке светила тускло. Я потерла усталые глаза, снова набрала Сергея, выслушала вежливый голос автомата, занудно вещавшего, что абонент по-прежнему где-то вне сети, и поехала домой. По дороге я вспомнила, что обещала Агате закупить продукты и свернула к супермаркету. На мое невезение, в супермаркете зависли компьютеры именно в тот момент, когда я уже стояла на полпути к кассе, зажатая покупателями со всех сторон. Кассиры чертыхались, обслуживая клиентов вручную. Очередь двигалась медленно, так что из магазина я вышла, когда уже совсем стемнело.

Агата, видимо, не дождалась меня и легла спать. В доме было темно. Я остановилась перед домом и вышла из машины, чтобы открыть ворота. Под фонарем маячила неясная тень с каким-то мохнатым клубком на веревке. Приглядевшись, я поняла, что это соседка и подружка Агаты Марфа Сидоровна, вздорная старушка с не менее вздорной болонкой. Марфа была жуткой сплетницей, Агату сильно не жаловала, но больше почесать языком ей тут было не с кем. Вот она и ходила к нам, выбирая, преимущественно те часы, когда меня не было дома. Меня она не любила еще больше.

– Здравствуй, Алисочка, – сладким голосом протянула Марфа. – Как поживаешь?

Болонка покосилась на меня налитым кровью глазом и нервно припадочно затряслась.

– Спасибо, ничего, – вежливо ответила я.

– А что, Агата заболела?

– Да вроде нет, – удивилась я. – С утра здоровая была. А что?

– Да заходила я вечером, а дом закрыт, хотя она вроде бы никуда не уходила. Я весь день на улице, сын полы покрасил дома, вонища невыносимая. Кабы она ушла, так я бы увидела ее, она ж мимо меня на остановку ходит. Да куда она, на ночь глядя? Вот я и подумала, что может, приболела она? Свет вон, не горит, а с утра она дома была.

– Может, устала и спать пораньше легла? – предположила я. Марфа пождала губы и посмотрела на меня с отвращением.

– Угу. А, может, ушла куда специально, чтобы место освободить.

– Для кого? – удивилась я, не понимая, отчего в груди растет ледяной комочек.

– Дак для подружки твоей. Она-то давно заявилась и тоже не ушла, а вот мужик к ней приезжал.

– С чего вы взяли, что к ней?

– Дак не к Агате же! К Агате больше на «скорой помощи» ездят, а этот как бандит, на черной такой машине, большой… Недавно приезжал.

Я вдруг почувствовала, как заледенели мои пальцы.

– Вы мужчину видели? – спросила я.

– Нет, мужчину не видела. Машину видела. Он долго там пробыл, час как минимум. А потом уехал, причем в другую сторону…

Я больше не слушала соседку и понеслась к дому, не разбирая дороги. Едва не сорвав дверь с петель, я влетела в прихожую и нашарила рукой выключатель. Свет не зажегся. Я нервно нажимала на кнопку, но лампочка на потолке так и не зажглась. Я бросилась на кухню и сразу обо что-то споткнулась и упала во что-то липкое и мокрое. Не понимая, что это, я, охая и морщась, поднялась на колени, потом на ноги и зажгла свет.

Агата лежала на полу с кочергой в руках. Ее грудь была разворочена выстрелами. Вся кухня была залита кровью. Я зажала рот рукой, не в силах даже закричать. Скрюченное тельце маленькой старушки вдруг заняло все свободное пространство. В ушах зазвенело, я отступила на шаг, стараясь не наступать в кровь. Позади вдруг послышалось сопение, я резко повернулась, решив, что убийца подкрадывается ко мне сзади, но это была Марфа со своей болонкой на руках.

– Алисочка, а что ты свет не зажгла… – противным голосом спросила Марфа и вошла в кухню. Увидев на полу Агату, Марфа бросилась из дома с воплем.

Ее крик вывел меня из прострации. Я вдруг вспомнила, что Марфа сказала о том, что в доме была Женька. На непослушных ногах, я кинулась наверх, открыла дверь спальни и сразу же увидела ее.

Женька лежала на полу лицом вверх. Ее лицо было удивленным, глаза открыты, а из уголка губ стекала тоненькая струйка крови, уже успевшая подсохнуть. Я сползла по стенке, понимая, что сейчас ничего уже больше не смогу: ни заплакать, ни закричать, ни позвать на помощь. Я просидела так несколько минут, а потом на четвереньках подползла к Женьке, и положила ее голову себе на колени. Мне все казалось, что ей жестко лежать на полу, но боялась тронуть ее с места, чтобы не сделать ей больно. Ее щеки были еще теплыми, а рука, которой я коснулась, ледяной. Я просидела так еще какое-то время, отупевшая от боли, не понимающая, что происходит, а потом голова наполнилась многоголосным гамом. Чьи-то пальцы прикоснулись к моему плечу. Я закричала и потеряла сознание.