Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов

всё, — облегчённо вздохнул Бледных, будто решил все мировые проблемы.

— Я уехал, — поднялся с кресла Тараскун. — А вас, Данила Павлович, результаты визита в облсуд прошу вечером доложить.

* * *

День этот запомнился Ковшову словно сотканным из разноцветных цыганских кусков холста.

С утра он провёл совещание и гонял прокуроров уголовно-судебного отдела вместе с их начальницей за тот же облсуд и творившееся там безобразие с остановкой рассмотрения уголовных дел. Накануне, ещё до девяти утра, ему позвонил начальник следственного изолятора и, надрываясь от крика, только что не плача, разрисовал в живописных красках чрезвычайную обстановку в сизо: в камерах переполнение, скоро арестованным придётся спать на нарах по очереди, не дождёмся ли бунта? По камерам побежали «вести» с призывами. Пока ситуация контролируется, но, если такое будет продолжаться, надо готовиться к самому худшему. В концовке он попросил Ковшова приехать самому и, как куратору тюрем и мест отбытия наказаний, пройтись по камерам, поговорить с народом, успокоить. Ковшов пообещал быть к вечеру.

Затем состоялся этот нервный разговор у Тараскуна, и теперь предстояло самое неприятное — ехать в областной суд, встречаться со Стоногиным, с созданным им нелепым комитетом и неизвестно о чём с ними говорить. Агитировать Стоногина заставить судей рассматривать уголовные дела в пожарном порядке? Они и без него прекрасно всё понимают, но сознательно саботируют. Уговаривать прекратить драчки за собственность ликвидированных партийных органов и дожидаться указа президента, ели таковой имеется?.. «Ладно, на месте разберёмся», — отогнал от себя тягостные мысли Ковшов и крикнул шофёру:

— Костик! Давай в суд! Одна нога здесь…

— А вторая уже там дожидается, — весело переделал известный девиз водитель.

* * *

Судьи, образующие злосчастный комитет, сидели в большом зале бюро бывшего обкома за круглым столом монолитной гранитной стеной. Смотрели на Ковшова отчуждённо, а некоторые — откровенно враждебно. Его здесь хорошо знали — он протесты слал, с обвинительными речами выступал по самым тяжким преступлениям… Догадывались, с чем связан его нежданный визит. Ковшов обратил внимание: ни один из них не надел, как обычно, судейскую мантию. «Комедию ломают, но всё продумали до мелочей, — мелькнула мысль, — представляют весь этот скандал частным прецедентом и сами вроде не при осуществлении служебных полномочий…»

В центре живой и мрачной стены холодно возвышался Стоногин, соблюдая солидарность, и он был в тонком неприметном свитере.

«Всё, как по нотам, разыгрывают», — подумал Ковшов и, присев на предложенный Стоногиным стул, стал оглядываться внимательнее, ища знакомые лица — улыбался им и кивал, приветствуя. Вон Светик-семицветик, мачта корабельная, выше самого Стоногина — специалист по запутанным хозяйским делам, Вера Павловна — непререкаемый авторитет по групповым убийствам, Мышкин поднял и, кивнув, так же быстро опустил голову, галантная красавица Шимановская по-царски хлопнула ему тяжёлыми ресницами, а бывалыча, глаза её блестели и с тонкого изящного лица не сходила ласковая улыбка. Теперь улыбкой и не пахло, куда всё девалось. Всех придавил могучий Стоногин, постоянно оглядывающий соратников, словно помогая им не дрогнуть.

— Чем обязаны, Данила Павлович? — спросил Стоногин после затянувшейся паузы.

— Ехал мимо, — как можно беспечнее отвечал Ковшов, вытащил платок и аккуратно коснулся лица уголком. — Жара на улице. А у вас прохладно! Как в Большом театре перед представлением.

— Спектакль уже идёт, — оборвал Стоногин.

— Что такое?

— Вы же в курсе, что обкомовские вместе с представителями облисполкома упёрлись, — сверкнув гневно глазами, выдал тираду Стоногин. — Артачиться стали. Автомобили не отдают! У нас здесь бой за каждый кабинет. А в районах вообще к зданиям райкомов бывшие первые секретари судей не подпускают. Как с врагами народа ведут себя с нашими судьями!

— Так, так…

— Вот где нужна помощь прокуратуры. Вам вмешаться надо и устранить этот беспредел самозванцев и чиновников! Ведь догадываюсь, на чьей вы стороне и с какой целью прибыли!

— Я пока молчу.

— У вас на лице написано. Партийцев будете защищать. Мне известна позиция Васильева.

— А вы прямо физиогномист, Владимир Николаевич, — грустно улыбнулся Ковшов, ожидавший всего, но только не такого неприязненного напора. — К тому же Васильев в Генпрокуратуре уже мало что решает. Высказал своё мнение по этому поводу Генеральный прокурор Трубин, он вылетел с Кубы в столицу.

Судьи переглянулись, потеплели их лица; Шимановская, подбадривая Ковшова, как лёгкая бабочка, хлопнула ему несколько раз ресницами.

— Нет, Владимир Николаевич, мы на страже его величества закона и не разделяем ничьих партийных позиций, — нарочно, как в школе несмышлёнышам, улыбнулся Стоногину Ковшов.

Тот смешался, смолк, он явно не был готов к такому повороту.

— Указ президента Ельцина, надеюсь, у вас имеется? Суйков мне о нём говорил… Да и вы упоминали по телефону… Но в руках я его ещё не держал.

— Есть указ о передаче всей собственности партии судам, — твёрдо отчеканил Стоногин. — Есть!

— Ну так давайте его вместе изучим, — улыбнулся Ковшов. — Мы готовы помогать. Может быть, следует представителей исполкома пригласить и лидеров бывшего обкома? Российские же люди! Образуется единство мнений. Что же кулаками махать? Я бы на вашем месте, Владимир Николаевич, даже председателя исполкома Жербина пригласил. Он не откажет, вопрос действительно серьёзный. Ему же исполнять указ поручено? Он — исполнительная власть.

— Жербин в Москве, здесь Аникеев, заместитель, но он старается не вмешиваться.

— Где указ? Можно посмотреть?

— Вот указ, — протянул лист бумаги Стоногин. — Это я сам лично записал, мне диктовали из Верховного суда по телефону. Знакомьтесь. Слово в слово.

Судьи задвигались, заговорили тихо, потом, смелея, стройность их рядов нарушилась. Последняя фраза Стоногина понравилась не всем.

— Я не претендую на первоисточник, — взял листок Ковшов и, пробежав его глазами, продолжал: — Но они что же, даже по факсу не могли его передать?

— Кроме телефона, никакой связи нет, — отрезал Стоногин, обхватив голову руками. — Но что нам остаётся делать? Пока мы дождёмся, они всё растащат и со зданиями что-нибудь сообразят сделать. У них юристы тоже кручёные, не приведи господи.

Ситуация осложнялась на глазах, и явно не в сторону самостийного комитета и сторонников Стоногина. Вот почему здесь, в зале, не было и половины судей. Не все разделяли позицию агрессии. Неслучайно, конечно, не показывался и Суйков. И вся эта игра в гражданских частных лиц…

— Владимир Николаевич, — сухо сказал Ковшов, — может, обсудим всё наедине. Отпустите людей.

— Нет! Я им всем доверяю! — запальчиво крикнул Стоногин. — У меня нет тайн от них.

— Ну что же, — закинул ногу на ногу Ковшов, готовясь к длительной беседе и как-то сразу успокоился. — Мне, Владимир Николаевич, ваша акция какую-то историю напоминает.

— Аналогов в мире не было, — хмуро не согласился Стоногин.

— Кажется, было.

— Тогда вспоминайте. Вам и карты в