Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова

Толкнул первую попавшуюся дверь — заперто. Надо же!

— Это моя комната.

В метре сбоку стояла фрекен Эльза — и черт знает откуда и как она возникла.

Достав из-под передника звякнувшую связку, экономка протянула ключ:

— Пожалуйста!

— Откройте сами, — пытаясь придать своему лицу выражение такого же презрительного высокомерия, отодвинулся чуть в сторону Виноградов.

— Прошу!

Оказавшись внутри, Владимир Александрович сразу же устремился к окну, делая вид, что его совершенно не интересуют развешанные по стенам фотографии, опрятно застеленная кровать, стройные ряды кружевных салфеток. Гибрид казармы с богадельней.

— В это окно можно проникнуть с улицы?

Фрекен Эльза молча пожала плечами.

— Надо бы поставить решетки. Вам это не будет неприятно?

Снова равнодушное молчание. Эта непробиваемая эстонка положительно выводила Виноградова из себя!

— Вы понимаете, что я говорю?

Кивок. Все ведь понимает и говорить может, но…

— Я вам не нравлюсь? Ведь правда, фрекен Эльза?

— Я ненавижу русских.

Сказано было негромко, но так, что Владимир Александрович поверил. Очевидно, у женщины были на то основания.

— Коммунистов?

— Русских.

Тут сложно было вести дискуссию.

— Покажите мне комнату шофера. Покойного.

Новый водитель Геллера был все-таки шведом и в помещениях для прислуги не жил, предпочитал ночевать дома. Поэтому стоило навестить последний приют бедняги Войтовича, пока там по-серьезному не прибрались.

Экономка повернулась, сделала несколько шагов и остановилась перед соседней дверью. Достала нужный ключ.

— У вас все комнаты запирались?

Отрицательный поворот головы.

— Это вы закрыли?

Кивок.

— После убийства?

Кивок.

— Предусмотрительно. Чувствуется, что вы — человек надежный, рассудительный. Спасибо.

Лобовая лесть, кажется, тоже не достигла цели.

— Что ж, посмотрим.

Обстановочка гостиничная, без особой индивидуальности. Порядка разве что поменьше, чем у остальных обитателей дома. Носки на батарее. Пивная бутылка. Польско-шведский словарь карманного формата в клеенчатом переплете. Инструкция к пейджеру.

— Полиция забирала что-нибудь?

— Документы.

— Ясно. Благодарю, можете опять закрыть.

Не дожидаясь реакции. Виноградов направился к лестнице.

— Ваш чай уже остыл. Я должна подогреть?

— Нет. Я предпочитаю теплый.

За общение с фрекен Эльзой надо выдавать молоко, как на вредных производствах. Шовинистка курляндская!

Из гостиной было хорошо видно, как к калитке подруливает «мерседес» хозяина.

Радовало, что господин Геллер отнесся к рекомендациям своего консультанта по безопасности с подобающей исполнительностью. Сначала из машины вылез мрачный тип, тот, что сидел сзади слева. С секундной задержкой — другой, находившийся рядом с водителем. Повертев низко ввинченными в борцовские шеи головами, они вынули руки из-за пазух и позволили охраняемым лицам покинуть салон.

Автомобиль продолжал стоять с работающим двигателем, перекрывая возможный сектор обстрела.

— Добрый день, господин Геллер! Здравствуйте, мадам!

— Здравствуйте, господин Виноградов.

Супруга хозяина ограничилась чем-то коротким и неотчетливым.

— Я вижу, работа идет? — перевела она.

— Мы стараемся.

— Надеюсь, это необходимо. Потому что уже обошлась в изрядную сумму.

Виноградову показалось, что часть этой реплики фру Геллер произнесла от себя.

— Ответы из России уже получены?

— Я полагаю, они прибудут не раньше чем завтра. Там достаточный объем, деликатные аспекты…

Владимир Александрович помедлил:

— Господин Геллер, в курсе ли вы, что полиция?..

— Да. Разумеется. Муж знает о вашем разговоре с ними.

— Каковы должны быть мои действия?

— Полиции необходимо помогать. Но муж полагается на вашу порядочность. И чувство меры. Совершенно не обязательно обременять занятых лиц ненужной информацией. Не имеющей отношения к покушению. Такие вопросы, как налоги, например…

— Благодарю. Я понял.

— Было бы хорошо, если полученные данные все-таки просмотрит сам господин Геллер.

— Есть!

Виноградов кивнул и чуть было не щелкнул каблуками — хозяевам нравится, когда прислуга демонстрирует туповатую преданность.

— У меня просьба к господину Геллеру.

— Что?

Бывшая соотечественница посмотрела на Владимира Александровича так, будто он собирается выклянчить у нее последний полтинник до получки.

— Что вы еще хотите?

— Пейджер, которым пользовался покойный… Он ведь был оформлен на вашего мужа?

— Да.

— Пожалуйста, пусть он запросит компанию… От своего имени. Если возможно. Потребуются данные за последний месяц, хотя бы о всех вызовах. Дата, время, краткое содержание.

— Зачем? — Это ей явно не понравилось.

— Переведите, пожалуйста, будьте любезны.

Фру Геллер заговорила по-шведски нехотя, с тревожной рассеянностью. Хозяин кивнул.

— Он попробует это сделать.

— Спасибо.

Вот и еще один соблазнительно избитый сюжет — шофер-любовник, пока барин на службе… Убийство из ревности?

— Ты куда пропал?

— А ты? Со вчерашнего дня ни слуху ни духу!

С некоторых пор, после того вызова в полицию, в партнерстве Виноградова и его приятеля журналиста наметилась трещинка. Это обоим не нравилось.

— Что в газетах?

— Ничего серьезного. Интерес почти пропал — все обсуждают Асахару, токийское метро. Ищут русский след.

— Там тоже?

— Ладно, давай не будем! Что тебе предложили?

— А тебе?

— Сотрудничество. Я обязался не разглашать сведений, которые получу в ходе расследования, — ни устно, ни письменно, без согласования с инспектором.

— Несколько необычное обязательство для журналиста.

— Да. Но взамен они позволят мне работать с тобой.

— А заодно — присматривать?

— Да! Согласись, для полиции ты фигура несколько…

— Подозрительная?

— Скажем так — странная. Кроме того, мне представлен фактический эксклюзив на этот материал. При успешном расследовании может получиться шумная книжка. При неудачном, впрочем, тоже.

— Очередной бестселлер? — В конце концов, для Олафа это кусок хлеба, нельзя писать на криминальную тематику и ссориться с парнями в погонах. И наши, отечественные журналисты, всегда были у соответствующих служб на коротком поводке. А кто не понимал взаимной пользы — быстренько уходил писать на темы образования или плохой работы городской канализации. Исключения лишь подтверждают правило.

— Никто не просит на тебя стучать, пойми правильно! Иначе бы я не стал, сам понимаешь, так откровенно…

— Олаф, не говори ерунды! Мы партнеры?

— Да.

— Я тоже так считаю. И без доверия ничего не выйдет. Поэтому давай так — каждый и дело свое сделает, и не скурвится…

Даже если Густавсон и не знал точного значения последнего слова, то смысл он уловил верно:

— Заметано.

В полицию они ввалились вместе, готовые к отпору всем внешним враждебным силам:

— Мы не опоздали?

— Пардон.

По пути Олаф предложил зайти перекусить, не обошлось без некоторого количества пива, поэтому настроение у приятелей было боевое.

— Пожалуйста, проходите. Присаживайтесь. Кофе?

— Нет, спасибо.

Действующие лица с позавчерашнего дня не изменились — только Лapc выглядел несколько небритым, а «студент», как окрестил его по старой памяти Виноградов, надел другой галстук.

— Тогда мы не будем терять времени. Кто начнет?

— Может быть, вы?

За подобную наглость дома, в Питере, можно схлопотать «демократизмом» по пузу или просто вылететь из кабинета, но швед лишь вздохнул:

— Хорошо!

Полицейские переглянулись:

— Господин Густавсон дал нам определенные гарантии, поэтому мы не…

— Я проинформирован. В той степени, в которой это меня касается.

— Тем лучше. — «Студент» перевел, и все, кроме Владимира Александровича, сосредоточенно закивали. — Убийца установлен. Это некто Марк Ко-ло-сов-с-кий, — фамилия далась полицейскому с трудом, он даже подсмотрел в разложенные на столе записи, — имеет вид на жительство в Дании, в Копенгагене. Тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, уроженец Польши.

— Тоже поляк?

— Да. Его довольно легко узнали по картотеке. Имел приводы, датчане даже собирались выслать. Хлопотливый иностранец!

— Хлопотный, — непроизвольно поправил Виноградов. — То есть доставляющий хлопоты. Хулиган? Наркотики?

— Нет. Магазинная кража, подозрения в угонах автомобилей, связи с асоциальными элементами…

— Задержан?

— Пока нет. Ищут.