Бегущий от ада, или Господин уголовник - Фаткудинов Зуфар Максумович

Глупость чаще порождает храбрость, нежели ложно понятый долг.

Глупость и храбрость — безумные сёстры, ибо не ведают страха.

Публичная похвала родителями своих взрослых детей также скептически воспринимается слушателями, как и люди (дети), восхваляющие сами себя.

Глупость хотя и отважна, но её смелость никогда никого не восхищает.

Человек живёт страстями только до их подчинения, а после — разумом.

Глупость, совершаемую во время веселья, некоторые воспринимают не как глупость, а как дурачество, шутовство.

По принципу первичности или вторичности мысли или слова (высказанного) все люди делятся на три категории: одни сначала думают, затем говорят; другие говорят, потом думают; третьи необдуманно говорят и после не думают (дети, многие женщины и глупые мужчины).

Жалоба — это не только поиск решения проблемы или утешения, но и унижение себя своей беспомощностью.

Жалоба — это публичный крик о помощи или баннер о своём беспомощном ничтожестве, которые провоцируют власть и негодяев на причинение новых неприятностей.

Люди думают по велению собственных желаний, говорят, исходя из своих интересов, а поступают под диктатом реальных обстоятельств.

Ограниченные люди лишь в одном не ограничены — в совершении глупостей и подлостей.

Ограниченные, недалёкие люди чаще делают маленькие глупости, а умные — большие. Маленькие глупости менее заметны, чем большие, поэтому кажется, что умные чаще делают глупости, чем ограниченные.

Ум нуждается не столько в методах своей реализации, сколько в средствах, прежде всего, в воле.

Чем больше выигранных денег у друзей, тем меньше друзей остаётся.

Взаимная любовь — это и победа, и капитуляция каждой стороны, а кто любит сильнее, тот чаще сдаётся.

Ревность и злость всегда оспаривают первенство в разжигании испепеляющего пожара воображения.

Высшая нравственная красота платонической любви со временем начинает чаще опираться на низменное — скотообразность совокупления.

Человек — раб не только собственных желаний, но в некоторой степени и желаний тех, кого он любит, кем дорожит или от кого зависит.

Друзья уходят из нашей жизни чаще не вследствие их физической кончины, а из-за ухода во власть либо погружения в болото жадного накопительства и обогащения, не брезгуя никакими средствами, а также из-за женщин.

В дружбу в большей части заложено предательство или (и) горькое разочарование, ибо люди часто доверяют, как себе, тем лицам, коих нельзя допускать даже до порога дома.

Дружба — более крепкое созидание человеческих отношений, чем знакомство, соседство, товарищество, приятельство и т. п., но зато последние обладают иммунностью к заразе предательства, ибо эти отношения по своей природе к предательству не восприимчивы, поскольку не предполагают ни преданности, ни жертвенности собой ради другого.

Подлинность чувств, как драгоценность, принято определять больше кислотой времени, чем прессом поступков.

Воспоминания в старости для одних — дуновения весенней свежести, для других — кладбищенский сквозняк.

Людям легко изображать животного, а ещё легче — зверя: многим не нужно даже перевоплощаться.

Жестокость — это презрение к общечеловеческой нравственности, к благородной жалости, а также кладбищенское равнодушие к милосердию и справедливости.

Обида и злоба всегда соперничают с торжеством в изгнании благородства.

Неразрывный союз инстинктов (рефлексов) и совести, подчинённой им, порождает скотину или зверя в человеческом облике.

Лучше маленькие сладостные ощущения, чем большие приятные воспоминания.

Доверчивость к людям слишком дорого стоит: мы расплачиваемся за это чаще страданиями и бедами, чем получаем желаемое.

Мерзавец, которого судьба сурово покарала за доставленные страдания другим, вызывает у пострадавших больше удовлетворение или злорадство, чем ненависть.

Музыка аккумулирует могучую созидательную энергию гармоничного звука, охватывающего не только все грани человеческих чувств, но и все стороны жизни. Она, музыка, — праздник души и апофеоз её страданий, а также проникновенный язык любви, который бросает человека то в жар, то в холод, то возносит в поднебесье веселья, то опускает в преисподнюю печали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Люди, обычно, живут, как могут, а исключение из них — те, кто живёт, как хочет (счастливые).

Горе и беда — это слуги, посланники ада, которые всегда охотятся за радостью и счастьем людей, чтобы показать всем, что жизнь на планете Земля — это не только рай, но и ад.

Счастье — это всегда радостная улыбка, а дикий оскал — это улыбка беды в маске счастья.

Счастье обычно приходит неожиданно и ослепительно, а уходит тихо и незаметно, — быстрее, чем мы думаем.

Дикари джунглей (лесов) — это ангелы в сравнении с дикарями из каменных джунглей (городов), где обитают наиболее кровожадные из них: правители-монстры, политики-бандиты, чиновники-мздоимцы (держиморды), жандармы-душегубы и прочая нечисть.

Свидания и разлуки, хотя и вызывают противоположные эмоции, но каждая из них, «концентрируя» радость или печаль, помогает выявить истинные и фальшивые чувства.

Обида имеет хоть какие-то границы, а ненависть всегда безгранична.

За ярким шлейфом счастья всегда следуют, словно чёрные пажи за королевской мантией, грусть, тоска и печаль, которые имеют привычку оставаться после ухода счастья.

Нет большего аванса на счастье, чем внешняя красота и красивый певческий голос.

Неблагодарный тип — это предатель добрых отношений с теми, кто ему помогал, — что хуже всякой подлости.

Человек — царь зверей, ибо он самый могучий, коварный и свирепый зверь на свете, о вселенской кровожадности которого свидетельствуют развязанные им войны.

Страдания, очищая душу от одних грехов, несут другие и, в первую очередь, грех уныния.

Счастье — это самое большое и редкое чудо в нашей серой и жестокой жизни.

Диктат прихоти и наслаждений по силе воздействия на людей соперничает с диктатом нужды и страданий.

Насколько легко пережить своё безразличие к другим, настолько тяжело пережить чужое безразличие к себе.

Возможность выбора врагов принадлежит (обычно) тому, кто сам сознательно их порождает.

Искушение, как пьяняще-сладостное наваждение, чаще погружает в омут авантюры и неприятностей, чем в благостные кущи.

Ни громадные водопадные славословия по случаю радости, ни гигантские вулканические извержения по случаю скорби не могут сравниться с музыкой по её пронзительности и величию выражения человеческих чувств, особенно счастья и страдания.

Несправедливость, как огнедышащий дракон, бывает двух видов: общегосударственная (абсолютная) и локальная (относительная). Первый дракон взращивается абсурдными законами и некомпетентными (пролоббированными, купленными) решениями судебной и исполнительной власти. Второй дракон рождается эгоизмом, алчностью, жестокостью, глупостью, завистью, ревностью и т. д. в межличностных отношениях.

Необходимость — реаниматор воли.

Необходимость — это навязчивая диктатура над сознанием или отравитель жизни.

Необходимость — неприятный указатель на пути желаний.

Обида чаще обращается к злу, нежели к справедливости (до неё труднее добраться).

Молва не имеет жалости: не щадит ни больных, ни Детей, ни живых, ни мёртвых.

Молва, как мерзкая гусеница, редко превращается, в отличие от бабочки, в крылатую легенду.

Чёрные крылья молвы всегда простираются над известными и успешными людьми, а не над социальными мертвецами — нищими и бродяжками.

Крылья молвы — это обычно ложь и клевета с редкими вкраплениями в них белых перьев — разумности и добродетели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сами по себе даже несметные, сказочные богатства не становятся столетними памятниками, подобно храмам, и не создают их обладателям вечной известности, овеянной легендами. В лучшем случае их удел — недолгая скандальная или мрачная молва.

Жестокость, ложь и насилие — вот дьявольская спаянная триада, как три головы горгоны, пожирающая людей, которая господствует и сейчас над миром, как и тысячи лет тому назад.