Стая Тамерлана - Александр Михайлович Бурых

раз ложкой, положил ее и улегся на кровать, отвернувшись к стене. И в период совсем плохого самочувствия, и сейчас, когда Ленька вполне мог самостоятельно передвигаться и обслуживать себя, он большую часть дня лежал именно так — лицом к стене.

— Ну, молчи, молчи. Пойду за билетом, заодно продуктов тебе куплю, — сообщил Мурад равнодушной спине.

— Давай, — получил он неожиданный ответ.

— Давай?! Чего тебе дать?

— Давай, вали.

— А-а, ну спасибо…

Не успел Сафаров взяться за дверную ручку, как услышал за спиной резкий скрип кровати и быстрый топот. Ленька подлетел к Мураду и, скорее всего, нокаутировал бы его, не отбей тот следующий точно в челюсть кулак. Промахнувшийся Гридин ударился грудью в плечо Мурада, едва не повалив его — помешала дверь. Сафаров обхватил неожиданно возбудившегося парня двумя руками, тот совершил не вполне удачную подсечку, и оба повалились на пол.

— Ты чего это? — спросил Мурад.

Вместо ответа Ленька, оказавшийся придавленным немалой массой оппонента, попытался выполнить последнее из доступных ему агрессивных телодвижений — нанести удар лбом. Но его голова оказалась зажата между щекой и плечом Сафарова. Произведя несколько бесполезных попыток освободиться, Гридин, наконец, выдавил:

— Костя умер, а ты… ты почему живой, гадина?

— А сам ты… что?

— Я тоже! Лучше бы я подох, а не он!

— Так. Ну, а если ты меня убьешь, легче станет? Обрадуешься, да? Вон там, в ящике, есть пистолет. Принести?

— Не надо! — странным высоким голосом воскликнул Ленька. Рыдания, которые он больше не мог сдерживать, душили его.

Мурад не стал поднимать с пола Гридина. Он отряхнулся, разрядил доставшийся от Джафара пистолет и вышел.

Сафаров вернулся спустя час. Ленька сидел с ногами на кровати и выглядел осмысленно. Мурад отрезал колбасы, сыра, очистил луковицу, налил в блюдце кетчупа, отломил кусок батона и, не приглашая соседа по комнате, стал есть.

— Я тоже хочу, — заявил Гридин.

— Бери, кто тебе не дает…

Впервые за все время их жизни здесь Ленька ел с видимым аппетитом.

— Плов будешь? — поинтересовался Сафаров.

— Буду, свари.

— Достань из холодильника мясо, пусть оттаивает.

— Ты купил билет? — задал Гридин вопрос, справившись с заданием.

— А что?

— Останься.

— Еще раз побить хочешь?

— Нет. Отомстить хочу.

— Мне?

— Нет, им.

— А, тем, что были в ресторане?

— Да.

— За брата?

— Да.

— А от меня чего хочешь? Чтобы я помог?

— Да.

— Тогда не только тебя, но и меня убьют.

— Значит, уедешь?

— Уеду, да. Что мне здесь делать?

— Вот как…

— А ты один пойдешь?

— Пойду.

— Не побоишься?

— Нет!

Худое, заросшее щетиной, лицо сидящего напротив парня выражало злую решимость. В глазах стояла боль, но сквозь нее проглядывала холодная ярость. Никаких следов тоски и апатии. Гридин несколько секунд в упор разглядывал Сафарова своими широко распахнутыми глазами, потом раздраженно шмыгнул носом и отвернулся. Мурад подумал о том, что дома его, кроме Якубова, никто сильно не ждет. Там он всемогущему противнику не ровня. А здесь? Что его ждет здесь? Тоже противник не менее серьезный. Но у него здесь есть задание. Не выполненное — не узнал он, куда направляют наркотическое сырье. Здесь есть помощник. Пусть неопытный, но доверять ему можно. Он скатал из хлебного мякиша шарик, подкинул его на ладони, внимательно рассмотрел и ответил:

— Хорошо, не поеду я, останусь пока… ты на себя в зеркало давно смотрел?

— А что?

— Посмотри, вон висит.

— Ни фига себе! Когда это? — вскричал Ленька, трогая волосы.

Половина чуба у Гридина выглядела так, словно ее вымочили в перекиси водорода, — она была седой.

— Тебе еще побриться не помешает. А теперь расскажи о себе. Как там оказался? За что с вами так поступили?

Информации у Леньки было не густо. Когда же он услышал в ответном сообщении невольного союзника о том, что тот из органов, воскликнул:

— Так ты — мент?! Сдать меня, значит, хочешь?

— Ага. Вот ждал удобного момента…

— Теперь дождался?

— У тебя голова уже хорошо работает?

— Она у меня всегда хорошо работает!

— Тогда дослушай…

— Ну, а теперь немного подумай, — предложил Сафаров, завершив повествование. — Ты им нужен? А? Нет. Кто ты такой?

— Ну…

— Вот именно. А я — нужен. Кто запись сделал? Кто по следу шел, аж из Узбекистана? Кого с поезда сняли? Кто слишком много знает? А? Так что это ты меня слить можешь. Еще и деньги тебе дадут, разбогатеешь… Подумай над этим.

* * *

Второй день они просиживали в машине, припаркованной во дворе по улице Молодежной. Ждали девушку по вызову с именем Нелька. Это была пусть и хилая, но зацепка. Гридин крепко, почему-то с фотографическими подробностями, запомнил свой последний мирный разговор в «Свече» и настоял на том, что начинать поиски следует именно с этой улицы. Ехать сразу в загородный ресторан действительно казалось бессмысленным. Из главных там наверняка никого не будет, а всякая мелочь тут же поспешит настучать об их визите. Хотя девица тогда могла и наврать с три короба, но Ленька верил в удачу. Потому Нельку, вышедшую в середине дня из такси и утомленно бредущую к подъезду, несмотря на полную смену экипировки — в загородном ресторане она была в легком платьице, теперь же в плаще и шляпе, узнал незамедлительно. Она его — нет. Приняла сначала за какого-то давно забытого клиента.

— Спать хочу, солнце мое. Приходи вечерком, что хошь и как хошь сделаю, — позевывая отговаривалась девица. — А сейчас отвали.

На болтовню Гридин времени тратить не стал. Злое лицо приставалы и остро заточенный кухонный нож у горла моментально оживили память уставшей от ночной службы путаны. Нет, она, действительно, не знала, кто заказывал их, нескольких девчонок тогда. И почему так быстро отправили назад — только вина попили, а никто ими не попользовался. Мамаша Зинаида, вот она, она должна быть в курсе. Через нее всегда договариваются.

— Где ее найти?

— Где найти? Скажу, скажу, только не выдавай меня! Христом Богом молю, не выдавай!

* * *

Побеседовать с «мамашей» Зинаидой отправился Сафаров. Порывался это сделать Ленька, но Мурад ответил, что тот лишь дров наломает и оставил его в арьергарде. На «пожертвованные» неудачливым Джафаром деньги они неплохо оделись, и портреты имели вполне на уровне. Из-под полурасстегнутого длинного светлого