Лев Златкин - Место полного исчезновения: Эндекит

— Может, он не один работал? — поинтересовался Дарзиньш, обменявшись понимающими взглядами с Васей. — Ты сам видел трупы до того, как они попали в выгребную яму?

— Три трупа с отрезанными головами и половыми членами во рту! — признался Игорь. — Но караульных, которых кодла оставила у поста номер один «мавзолея на троих»…

— Я ничего не слышал! — прервал Игоря Дарзиньш. — Вася ты тоже ничего не слышал, — добавил он.

— Этих караульных я увидел только выловленными из выгребной ямы, — закончил Игорь.

— Но тоже с отрезанными членами? — поинтересовался Дарзиньш.

Он уже обдумывал одну интересную мысль, молнией мелькнувшую у него в сознании. И она ему все больше и больше нравилась.

— Да! — согласился Игорь. — На первый взгляд, именно преступление на сексуальной почве! И тут Горбань подходит, как никто другой. Его в этот день «опустили», и, естественно, можно предположить, что он решил мстить. А месть, по мнению Буаста, есть карание в пылу гнева. Все вроде сходится: отрезанный и засунутый в рот половой член показывает именно о мести за совершенное изнасилование…

Игорь замолк и стал есть, словно его речи требовала мгновенной компенсации энергии, а лучшей компенсации, чем деликатесы, трудно было сыскать.

— «Месть есть наслаждение души мелкой и низкой», — заметил Дарзиньш.

— Хорошо говорите, шеф! — одобрил Вася.

— Это — Ювенал! — пояснил Дарзиньш. — На юге Италии именно таким способом показывают: за что казнили человека.

— Но зачем им еще было головы отрезать и в круги пристраивать? — возразил в запальчивости Игорь.

— И почему на нем совершенно нет крови? — спросил Вася сам себя.

Дарзиньш разлил остатки водки по стаканам, причем Игорю на этот раз досталось ровно столько, сколько и его высокопоставленным собутыльникам.

— И это все мое? — пошутил Игорь. — Что я, интересно, скажу «кентам» и «подельникам»? Они же подумают, что я их продал всех оптом.

— Никуда ты сегодня не пойдешь! — решил Дарзиньш. — Будете раскалывать Горбаня.

Вася с Игорем недоуменно уставились на начальника, он подтвердил им свое решение.

— Да, да! — пояснил он. — Вы не ослышались. Будете вдвоем раскручивать Горбаня и распутывать это дело. Обед вам принесут прямо сюда. Ты, Вася, возьмешь под арест Горбаня, причем надо это сделать на виду у всей кодлы.

— Ну не верю я, чтобы один человек смог уделать пятерых здоровых мужиков! — возразил Игорь.

— Их же не всех сразу уделали! — напомнил Дарзиньш. — Я могу тебе просто разложить все по полочкам: Беднаркин сидит в туалете, его охраняет один, подчеркиваю, один охранник, Горбань выходит, ты сам видел, идет к туалету, где его, естественно, останавливает подручный Беднаркина…

Дарзиньш устало зевнул, прервав свой рассказ, но Игорь и так быстро домыслил: Лом остановил Горбаня, тот его зарезал заточкой, а затем уже и с Полковником разобрался, после подоспел Боров, Горбань и его завалил, а с караульными разобрался тоже поодиночке…

«Стоп! — сказал себе Игорь. — Вот здесь-то и неувязочка: Горбань не выходил из барака до выхода второго караульного, а следовательно, не мог поодиночке с ними расправиться».

Он поспешил высказать свои сомнения Дарзиньшу. Тот только ухмыльнулся и подмигнул Васе.

— Работайте! — велел он, подавая на прощание руку Игорю, как равному.

Ошеломленный Игорь вышел из кабинета вместе с Васей.

— Слушай, Васильев! — шепнул ему Вася. — Все сходится на том, что кроме Горбаня, некому было заделать авторитетов. Зона может восстать, если ей не бросить жертву. Давай, раскрутим Горбаня, отправим его баржей обратно в тюрьму, пусть там у них голова болит. Наша задача — успокоить зону, дать ей виноватого!

— А на самосуд они не пойдут? — спросил Игорь.

— Пойдут! — нехотя признался Вася. — Но это к лучшему. Можно раскрутить виноватых и упечь их на «особняк». Еще пару суток проплывут на барже, а там их ласково встретят. Ты свою клетушку почисти от бумаг, приготовься к допросу, будешь со мной в качестве секретаря, я пишу с ошибками, а ты парень грамотный, справишься. Я пошел Горбаня «щучить». Он там перчатки выворачивает и не догадывается, что скоро мы его будем выворачивать. Только наоборот.

— Как это, «наоборот»? — не понял Игорь.

— Просто, Ватсон! — улыбнулся Вася. — Баня выворачивает сшитые наизнанку перчатки налицо, а мы будем «сшитого» налицо Горбаня выворачивать наизнанку.

— Понятно! — поежился Игорь, представив себе, какими методами Вася будет это делать и как приятно будет на это глядеть.

Но… «назвался груздем, полезай в кузов».

Вася отправился на «швейку» забирать Горбаня, а Игорь запасся бумагой и ручками, чтобы записывать за Горбанем его показания. Впрочем, Игорь чувствовал, что одним Горбанем дело не обойдется…

А Горбань сидел в это время на широкой, отполированной многочисленными заключенными скамье и старательно насаживал на так же отполированный до лакового блеска «колышек» рабочие рукавицы. И блаженная улыбка, играющая на его губах, многих озадачивала.

Правда, к нему и не подходили, только издали поглядывали на него, удивляясь, как иногда быстро в лагере сходят с ума.

В обязанности самого Горбаня входило собирать, пошитые рукавицы, брошенные швей-мотористами третьего разряда на пол возле своих рабочий мест. И упаковывать готовую продукцию в пачки, перевязывая их крест-накрест.

Когда Горбань подходил собирать кучи пошитых рукавиц, каждый из работающих ощущал от его дурацкой улыбки, словно приклеенной к лицу кем-то посторонним, какое-то беспокойство.

Вообще, всех людей беспокоит общение с умалишенными, хотя каждый знает, что это болезнь не заразная, но инстинктивно все равно опасается. Сумасшедшие находятся в другом мире, никто не знает, лучше он или хуже, но люди держатся за свой мир, как был он ни был плох.

Когда Вася, пришедший за ним с напарником, таким же громадным и таким же сильным, увидел его, то поразился нескрываемой мстительной улыбке, с которой Горбань насаживал рукавицы на отполированный «колышек», который чаще называли тремя буквами, обозначающими мужской член.

Горбань видел Васю с напарником, но ни одна черточка на его лице не дрогнула, а улыбка не только не исчезла, а просто засветилась еще ярче.

— Вставай! — приказал ему Вася. — Пойдешь с нами!

— Мне работать надо! — возразил Горбань. — Норму выполнять!

— Ты ее уже перевыполнил! — мрачно намекнул Вася.

Он спокойно взял Горбаня за шиворот и поднял со скамьи, как маленького котенка, которого берет за складку кожи на шее мама-кошка, и поставил перед собой.

— Ты, пацан, не корчи передо мной передовика производства на фоне переходящего Красного знамени.

Швейное производство замерло. Заключенные следили за разворачивающимися событиями, как говорится, во все глаза.

Вася заметил это и рявкнул громовым голосом на весь цех:

— Работать, сачки! Вас сюда прислали исправляться через труд, а не спектакли смотреть!

Он еще пробурчал себе поднос что-то типа «козлы вонючие», но его уже не слушали. Мертвую тишину сразу же нарушил пулеметный стрекот разбитых и старых машинок.

Вася легонько толканул Горбаня в плечо, отчего тот, против своей воли, пробежал несколько метров вперед, по направлению к выходу из «швейки».

Горбань шел к административному корпусу, к «крикушнику», заложив руки за спину, как опытный, с многолетней практикой, зек, подняв голову к небу, словно впитывая в себя в последний раз синеву и золото, яркие краски лета. За забор он почему-то не смотрел, хотя там можно было увидеть верхушки пихт и кедров. Очевидно, чтобы не видеть забора и колючей проволоки. А небо и солнце не опутаешь колючей проволокой, не закроешь решетками, не огородишь заборами. И сквозь них видно то же самое: недостижимая высь и нестерпимо сияющее солнце, когда их не скрывают облака и тучи.

Игорь уже все подготовил, чтобы записывать показания Горбаня, если, разумеется, он соизволит дать их следствию.

Вася ввел Горбаня в комнату и, взяв стул, поставил его у стены, противоположной столу, за которым сидел Игорь, легким ударом по плечу усадил на него Горбаня.

Затем он принес настольную лампу с металлическим абажуром направленного действия и, включив ее в сеть, стал светить в лицо Горбаня. Так, как Вася видел в старых картинах, каждый уважающий себя следователь вел допрос подозреваемых. Наверное, сказал себе Вася, в ярком свете видно каждое выражение лица подследственного и можно понять, когда он врет, а когда говорит правду.

— Мне мешает свет! — спокойно сказал Горбань.

Игорь поразился его спокойному тону и полной невозмутимости. Но, поразмыслив, Игорь понял, что Горбань распростился с жизнью, и для него каждая минута — подарок судьбы, которым он и пользуется с благодарностью.