Дик Фрэнсис - Заезд на выживание

Уже из номера я позвонил Элеонор и спросил ее, стоит ли мне оставаться здесь на ночь или лучше уехать в Оксфорд. Там Артур зарезервировал мне номер с пятницы. И я уже позвонил в гостиницу и узнал, что все мои коробки с материалами благополучно доставлены.

— Я перезвоню, — сказала она.

— У тебя все в порядке? — спросил я. Как-то странно и отстраненно звучал ее голос в трубке, ни намека на желание встретиться.

— Все прекрасно, — ответила она. — Просто сейчас немного занята.

Может, я что-то не так сказал?..

— Так хочешь сегодня пообедать вместе? — спросил я. — Уж вечером-то тебя дергать не станут. — На том конце линии повисла пауза. — Но если вызовут, тогда, конечно, сразу уйдем, — быстро добавил я. Не слишком ли я давлю на нее?

— Джеффри, — серьезно и даже как-то мрачно начала она, — я очень хочу пообедать с тобой, но…

— Да?

— Придется потом вернуться.

— Ничего страшного, — с фальшивым энтузиазмом успокоил ее я. — Почему бы не отобедать в «Фокс энд хаунд», а потом я на такси поеду в Оксфорд, а ты вернешься в Лэмбурн?

— Замечательно, — ответила она, и в голосе ее слышалось облегчение.

— Так ты уверена, что у тебя все в порядке? — снова спросил я.

— Да, честное слово, — ответила она. — Все хорошо.

На том и договорились, и, вешая трубку, я в который уже раз задумался: научатся ли когда-нибудь мужчины понимать женщин?

Мы договорились встретиться в «Фокс энд ха-унд» в восемь вечера. Я заметил этот паб по дороге, на пути к Рэдклиффам. То было желтое оштукатуренное здание на повороте к Аффингтон-Хай-стрит, и приехал я туда загодя, примерно в десять минут восьмого, в такси, куда погрузил оба чемодана.

— Прошу прощенья, сэр, — заметил хозяин заведения, дежуривший на входе, когда я протискивался мимо него на костылях и с двумя чемоданами. — Но при нашем пабе нет гостиницы.

И я объяснил ему, что чуть позже меня заберет другое такси, и тогда он любезно разрешил мне сложить багаж в своей каморке при входе.

— А теперь, — сказал он, когда я уселся на высокий резной табурет у бара, — что будете пить?

— Стаканчик красного, пожалуйста, — ответил я. — «Мерло», если у вас есть.

Он налил мне полный стакан, поставил на деревянную отполированную стойку.

— Я звонил, заказывал обед.

— Мистер Мейсон? — спросил он. Я кивнул. — Столик на двоих? На восемь?

— Да, — ответил я. — Просто приехал немного раньше. — Я оглядел бар. Пустовато, в пятницу вечером я был пока что первым посетителем. — Смотрю, сегодня у вас тихо, — заметил я.

— Позже здесь будет шумно, — ответил он. — Все мои постоянные клиенты скоро подойдут.

Оставалось лишь надеяться, что Ларри Клейтона среди них не будет.

Я достал копию снимка Милли с жеребенком, выложил на стойку.

— Узнаете кого-нибудь из людей на этой фотографии? — спросил я хозяина. И придвинул к нему снимок.

Хозяин заведения долго и внимательно его разглядывал.

— Женщины не знаю, — сказал он. — А вот парень у нее за спиной — это вроде бы Джек Ренсбург.

— Он где-то здесь живет? — спросил я, с трудом сдерживая возбуждение. Вот уж не ожидал, что смогу получить ответ в пабе.

— Раньше жил, — ответил хозяин. — Работал в конюшнях, что на Вулстоун-роуд. Но уже года как два-три его не видели. Уехал.

— А вы хорошо его знали?

— У него что, неприятности? — ответил он вопросом на вопрос.

— Да нет, ничего такого, — усмехнувшись, ответил я.

— Он всю дорогу только и говорил, что о крикете, — сказал хозяин паба. — Выходец из Южной Африки. Играл здесь за местную команду, ну и после матчей они сюда приходили отмечать. Только и знал твердить, что южноафриканцы в крикете на голову выше англичан. Ну, шутил, поддразнивал ребят, короче. В целом, довольно славный парень.

— А вы знаете, почему он уехал? — спросил я.

— Понятия не имею, — ответил он. — Вроде бы собирался в отпуск, а свалил с концами.

— А когда точно свалил, не помните?

Он призадумался, потом покачал головой:

— Нет, вы уж извините, не помню.

Тут появились посетители, и он пошел их обслуживать.

Итак, подумал я, конюха звали Джек Ренсбург, он был южноафриканцем, любил крикет и уехал из Аффингтона года два-три назад. Отправился в отпуск, из которого так и не вернулся. Да молодые люди по всему миру, особенно живущие вдали от родины, только и знают, что уходить в отпуска и никогда из них не возвращаться. Ведущий кочевой образ жизни молодой экспатриант мужского пола не представляет собой ничего такого особенного. Может, девушку встретил и остался с ней, может, вернулся домой к родителям и близким.

Элеонор появилась ровно в восемь, а я в этот момент полусидел на барном табурете и допивал «Мерло», уже второй стаканчик.

Она подошла, чмокнула меня в щеку. Уселась на табурет рядом и заказала бокал белого вина. Ну, что за поцелуй, разочарованно подумал я?..

— Удачный был день? — мрачно спросила она и отпила глоток.

— Ну, в общем, да. Прикупил себе шмоток в Ньюбери, помылся, побрился, словом, привел себя в порядок. И еще, — с улыбкой добавил я, — узнал имя того человека на снимке.

— Ого! — с усмешкой воскликнула она. — Стало быть, мальчик даром времени не терял. — Она улыбнулась, и мне показалось, что солнышко взошло.

— Вот так-то лучше, — заметил я, улыбнувшись ей в ответ. — Ну а ты чем занималась?

— Большую часть дня следила за состоянием двухлетки, которого привезли вчера на операцию. Ну и обсуждала его будущее с владельцем. — Она возвела взор к потолку. — Он бы предпочел, чтоб я усыпила животное, вместо того чтоб спасать.

— Как это? — спросил я.

— Ну, он у него застрахован только на случай смерти. А не против того, чтоб стать бесперспективной лошадкой.

— А он теперь бесперспективная лошадка? — спросил я.

— Может стать после вчерашнего. А возможно, вообще не сможет принимать участия в скачках. Так что выгоднее было бы его усыпить.

— А что, кровотечение в легких часто случается у лошадей?

— Довольно часто, — ответила она. — Но, по статистике, на первом месте ВПЛК. Причем хроническое.

— ВПЛК? — спросил я.

— Прости, — улыбнулась Элеонор. — Это вызванное перенапряжением легочное кровотечение.

Лучше б я не спрашивал.

— У большинства лошадей во время интенсивных физических нагрузок открывается кровотечение в легкие. Но слабенькое, и оно быстро проходит само по себе, без каких-либо вредных последствий для внутренних органов. Легкие у лошадей большие, работают напряженно, иначе они не смогли бы скакать. Скаковой лошади нужно, чтоб в Мышцы подавались огромные объемы кислорода, с тем чтоб бежать быстрей. Сам видел, как они тяжело дышат после финиша. — Она умолкла на секунду-другую, перевести дух. — Во время скачек сами эти физические действия помогают лошадям дышать. Растягивая задние ноги, лошадь помогает тем самым своим легким втягивать воздух и эффективнее выдыхает, когда подбирает ноги к туловищу. Особенно хороший результат достигается в галопе, когда задние ноги движутся ритмично и одновременно, накачивая воздух в легкие, как насосы. Но это, в свою очередь, означает, что воздух, вдыхаемый и выдыхаемый с такой частотой, порой повреждает внутреннюю оболочку легких. Она по определению слишком тонка и хрупка, чтоб пропускать такие объемы кислорода в кровеносную систему,

Я сидел, слушал ее и понимал каждое слово. И Элеонор страшно нравилась мне. Ни разу со дня смерти Анжелы не доводилось мне наслаждаться разговором с умной, образованной и красивой женщиной, с таким жаром описывающей мне нечто сложное, то, что действительно ее интересовало и волновало. А вовсе не потому, что я попросил рассказать ее о чем-то, что нужно мне по делу.

— Так получается, статическое кровотечение гораздо хуже? — спросил я.

— Не обязательно, — ответила Элеонор. — Просто оно чаще приводит к ВПЛК. А лошадей, у которых после скачек замечают кровь в ноздрях, могут не допустить к дальнейшим соревнованиям, а в некоторых странах вообще навсегда отстраняют от скачек. Говорят, что у этих лошадей разрыв кровеносного сосуда, или же они склонны к кровотечениям из носа.

Я часто слышал эти термины на ипподроме.

— Но дело тут не в кровеносных сосудах, — продолжила меж тем она. — И кровь идет не из носа, а из альвеол в легких. В Америке используют специальный препарат, «Лейзикс», он помогает предотвратить подобные явления. Но у нас на скачках его применение запрещено.

Мне хотелось слушать ее дальше. Но тут подошел хозяин паба и спросил, готовы ли мы отобедать. И нам пришлось перейти за столик в углу помещения.

— Расскажи мне о человеке на снимке, — попросила Элеонор.

— Ну, рассказывать особенно нечего, — ответил я. — Имя Джек Ренсбург, он южноафриканец. Какое-то время работал у Рэдклиффов, а потом уехал.