Шальное золото сибирского прииска - Олег Колмаков

время я вот о чём думаю… – Сергей вдруг перевёл разговор на иную тему. – …На прииске нас было четверо. Примерно все мы одного возраста. Получается, что каждый из нас успел застать одни и те же события, накопил определённый жизненный опыт. При этом получились мы какими-то разными, абсолютно непохожими. Имею в виду характер, мировоззрение, отношение к тем или иным событиям. Скажу больше, у нас меж собой, вообще, мало что общего.

– И в чём вопрос?

– Допустим, в детстве, каждое лето я ездил летний лагерь. В нашем отряде были всякие пацаны, из других школ и даже районов. Тем не менее, мы очень скоро находили общий язык и вовсе не замечали меж собой какого-либо различия…

– Давай, начнём с того, что тот же Бордовский, именно в твоём детском лагере ни за чтоб не оказался… – Пётр всерьёз отнёсся к заданному вопросу. – …У них были свои, элитные зоны отдыха. Я прошёл свои лагеря, тюремные. Разные семьи, разное воспитание, потому и разные судьбы; иные привычки, иной менталитет. В конце концов, я родом из деревни, ты из областного центра, а режиссёр так и вовсе из Москвы. Считай, из иного мира.

– Интересно ты подметил: «из иного мира»… – улыбнулся в ответ Кулешов. – …Причём, когда ты ранее говорил о «иных мирах» ты непременно подразумевал нечто потустороннее, мистическое, связанное с нечистой силой. На сей раз речь идёт о нашей столице. Как говориться: оговорка по Фрейду…

– Это вовсе не оговорка… – поправил Сергея Марченко. – …Сама Москва тут, конечно же, не причём. Общую ауру любого города создают люди в нём проживающие. Наша столица заражена жаждой наживы, потому и полно в ней негативной энергетики, если не сказать: бесовщины.

Уж и не знаю, как тебя, а меня от Москвы просто коробит. Пару раз бывал я в нашей столице, и каждый раз старался побыстрее покинуть её пределы. Весьма и весьма тяжёлая там атмосфера. Черная.

– Пожалуй, я вновь с тобой соглашусь… – кивнул головой Кулешов. – …Признаться, я и сам не могу оставаться в Москве более двух недель, мозги вскипают. А вот с тем, что воспитание и среда обитания делают нас абсолютно разными – с этим я готов поспорить.

Лично мне кажется, нас делают разными наши реакции… Точнее было бы сказать: наше отношение к тем или иным глобальным событиям.

– Поясни, – Пётр глянул на Сергея с определённым недопониманием.

–Я говорю о том, что все мы вышли из одной и той же социалистической системы, все были фактически равными. Одно и то же образование, одни и те же фильмы, телевидение, музыка, танцы и прочее. А далее, начались перемены. Кто и как относился к тем глобальным изменениям, тот тем, в конечном итоге, и стал.

– Ты ещё больше меня запутал, – недовольно поморщился промывальщик.

– Ну, хорошо. Ответь мне на самый простой вопрос… – так и не добившись от собеседника какого-либо понимания, Кулешов чуть повысил голос. – …Как ты относишься к первому Президенту России, к Ельцину? Тебе близки реформы, которые проводились в стране, в эпоху его правления?

– Если честно, то мне было пофиг… – предельно искренне ответил Марченко. – …В те годы я сидел. Все перемены прошли мимо меня. Когда откинулся, то вернулся в абсолютно иную страну, к которой мне ещё предстояло привыкнуть, как-то приспособиться.

– Согласен. Неудачный пример… – почесал свой затылок Сергей. – …Признаться, я и сам в те годы учился в «военки». Потом Чечня…

Так или иначе, но я отлично помню времена Советского Союза. Я имею в виду не ту, дикую Горбачёвскую эпоху, когда наш Генсек принялся дурить. Годы его правления не имели никакого отношения к прежнему Союзу. Я говорю о восьмидесятых… Так вот, я хорошо помню доброжелательные лица своих соседей, открытость, какую-то поддержку. Самое главное, не было в людях ненависти, которая хлещет сейчас через край.

Это ж надо!.. За какие-то пять-семь лет развалить такую мощную Державу. Для меня, что Горбачёв, что Ельцин – распоследние твари. Всю судьбу мне перековеркали.

Если разобраться, то и «заказы» на отстрел братков я начал принимать от некой безысходности. Совсем иным я видел своё будущее. Совершенно иным… Мечтал, как отец дослужить до полковничьих погон…

– Ты это к чему? – так ничего и, не поняв в сумбурном монологе Сергея, вновь переспросил Марченко.

По большому счёту, бывший офицер просто изливал сейчас свою душу, и лишь попутно он ещё и пытался донести до своего собеседника нечто важное, судьбоносное. При этом Сергей спешил, пытался сразу сказать об очень многом… В общем, Кулешов непрерывно сбивался, путался в словах, терминах, перескакивал с одной темы на другую.

– Да, это я так… О своём, о наболевшем… – в конечном итоге, отмахнулся Кулешов. Будто бы что-то припомнив, он поспешил добавить. – …Вообще-то, я хотел поговорить о нашем общем друге, о Бордовском. Наверняка он был рад, как Горбачёву, так и Ельцину. Таким, как наш Эдик, все вышеозначенные перемены были весьма кстати. Правильно ты его давеча обозвал мажором. Мажор, он и есть мажор. Сейчас, что не фильм, что не сериал, так о Рублёвке, о сынках миллиардеров. Снимают сами о себе. Это они теперь герои нашего времени. Какой к хренам собачьим Лермонтов, со своим Печориным и «лишним человеком»?..

Если помнишь, то ранее я заступался за Эдика… По данной теме мы с тобой даже поссорились. Когда ж он рванул в сторону тех ублюдков, что-то в душе моей надломилось…

Минуло не менее получаса пешей прогулки по подземелью, когда Сергей с Петром наконец-то упёрлись в глухую стену. Тупик. Далее идти было некуда.

У этой самой стены валялась ржавая тачка или вагонетка на четырёх колёсах; несколько лопат, какие-то кирки с рассохшимися черенками. А ещё здесь была стопка нетёсаных досок и брёвен.

– Похоже, именно в эту сторону и двигались прокладчики данной штольни… – прикидывая на вес одно из брёвен, предположил Марченко.

– На сегодня, пожалуй, хватит… – присев на тачку, ответил ему Кулешов. – …Что-то я нынче притомился. Главное, что мы нашли дрова. Теперь будет, на чём ужин приготовить.

– Ты не забыл о втором коридоре, который уходит в противоположную сторону? – напомнил промывальщик.

– Оставим его на завтра.

– Вот бы ещё понять, когда оно наступит, это самое завтра. В кромешной тьме подземелья довольно-таки тяжело понять, когда кончается один день, и наступит новый.

– Не переживай… – весело ответ ему Сергей. – …Человек – это та ещё тварь. Ко всему привыкает, ко всему может приспособиться. Не удивлюсь, если в сплошном мраке, в самом ближайшем будущем, мы