Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Градова Ирина

— Водитель?

— Ну мужчина, который заходил к адвокату.

— Не скажу, не видел.

— Знаете хотя бы, как его зовут?

— Без понятия.

— А почему вы отдали имущество покойного Дарье Гальпериной?

— Ну больше никто не обращался. Я знал, кем она ему приходится, видел в отделении.

— Часто?

— Один раз. Но это не значит, что она не приходила чаще, просто я всегда занят.

— Ясно, ясно. Она попросила вас отдать вещи, и вы отдали?

— А не должен был? — озадаченно спросил Князев.

— Да нет, вы тут ни при чем! Ладно, по крайней мере, теперь понятно, куда подевался компьютер. Буду разговаривать с Гальпериной.

— Там что-то важное, в планшете?

— Надеюсь, да.

— Не знаю, как планшет, но я вот вам тут другую электронную игрушку привез. — Он полез в карман, вытащил смартфон и положил его на стойку перед Аллой.

— Что это?

— Телефон Оли Малинкиной.

— Вот здорово, а мы его обыскались! Но как он у вас оказался?

— Тетя Глаша отобрала… у одного перца из моего отделения.

— Я не требую, чтобы вы назвали имя этого «перца», но мне важно знать, как смартфон у него оказался?

— Подобрал в палате. Решил взять себе, но бдительная тетя Глаша не позволила. Она узнала телефон Ольги.

— Повезло вам с сотрудниками!

— Раньше мне тоже так казалось…

— В смысле?

— Вероятно, меня скоро уволят.

— Что?!

— В моем отделении умерли два человека, погибла молоденькая медсестра, персонал позволяет себе брать все, что плохо лежит… Фиговый из меня зав!

— Погодите, Владимир Всеволодович, давайте не будем пороть горячку! Вы сказали, что хотите поговорить — о смартфоне Малинкиной или есть что-то еще?

— Да есть, есть… — Князев поднял глаза и заметил заинтересованный взгляд бармена. Парень делал вид, что беседа клиентов его нисколько не заботит, однако выражение его лица никого не смогло бы обмануть: он жадно ловил каждое слово.

— Может, поднимемся ко мне? — предложила Алла и, решив, что это прозвучало двусмысленно, тут же добавила: — Там нет посторонних ушей!

— Ладно, — согласился Князев и, прихватив со стойки бутылку, довольно твердой походкой направился к выходу. Алла решила, что зав ТОН привычен к выпивке, и его не так легко свалить: речь его звучала почти нормально для человека, успевшего хорошенько набраться, да и двигался он уверенно.

В квартире Алла усадила гостя на диван, поставила перед ним чистый стакан, чтобы он мог продолжить возлияния, а сама уселась на подоконник, подложив под пятую точку декоративную подушку, и приготовилась слушать. Князеву потребовалось минут пять, чтобы собраться с мыслями, но стоило ему начать, как остановиться он уже не мог. Он рассказал о смерти пациентки Суворовой, о вскрытии, которое провел его приятель патологоанатом без санкции главврача. Поведал ей Князев и о жалобе, написанной Суворовой лично на него в Комитет по здравоохранению.

— Я все в толк взять не могу, — бормотал он, ероша ежик каштановых волос на затылке, — почему она это сделала? Ну я бы понял, если бы ее родичи накатали на меня телегу — но она?! Я же все устроил, ей нужно было только лежать и ждать протеза… Хотя все равно она умерла!

— Владимир Всеволодович, то, что вы рассказали, очень важно! — воспользовавшись возникшей паузой в речи зава ТОН, проговорила Алла. — Это может изменить направление расследования! У вас на руках заключение о вскрытии этой женщины?

Он молча кивнул и влил в себя очередную порцию коньяка.

— Вы хоть понимаете, что означает ваше признание?

— Разумеется! — хмыкнул Князев. — Похоже, в моем отделении завелся «ангел смерти»!

Антон Шеин ненавидел морги. А еще он боялся покойников. Не тех, которых осматривал на местах преступлений — жалкие оболочки несчастных созданий, покинувших этот мир помимо собственной воли. Боялся он их обмытых, чистеньких до стерильности, прикрытых простынкой. У него существовал пунктик насчет того, что они могут вдруг восстать, вылезти из-под этой самой простынки и… Мысль вызывала у опера тошнотворные позывы. Умом он понимал, что бояться надо живых, а вовсе не мертвых, но каждый раз, входя в морг или, вот как сейчас, в городское патолого-анатомическое бюро, он чувствовал, что его бросает то в жар, то в холод. В желудке, в котором с утра не осело ничего, кроме плохого растворимого кофе, неприятно сосало.

Патологоанатом, немолодая дама с кичкой, сидящей на затылке, словно нахохлившийся воробей, сдвинула очки на кончик носа, услышав его вопрос.

— Странное? — проговорила она, листая папку с результатами вскрытия. — Я помню эту смерть. Главным образом потому, что отец покойного бился в истерике.

— Разве такое редкость?

— Он истерил не от горя, а от злости!

— На умершего?

— На весь мир. Он не сомневался, что смерть не была естественной, но ничто на это не указывало!

— То есть нестыковок не обнаружено?

Неожиданно патологоанатом замялась.

— Ну знаете… не уверена, что это что-то меняет, но кое-что меня удивило, — сказала она, наконец.

— Неужели?

— Дело в том, что у Ильи Гальперина была дистрофия миокарда.

— Это опасно?

— Если не лечить, дистрофия приводит к снижению мышечного тонуса, что может стать благоприятной почвой для развития сердечной недостаточности. Она возникает из-за недостатка подачи крови к миокарду, отчего его клетки не получают нужного количества кислорода для нормального функционирования. В конечном итоге это заканчивается атрофией или полным отмиранием тканей миокарда.

— Гальперину требовалась операция?

— Изменения в работе сердца при таком диагнозе носят обратимый характер. Операцию рекомендуют лишь тогда, когда обнаруживаются ярко выраженные признаки сердечной недостаточности.

— А именно?

— Нарушение ритма сердцебиения, одышка, отек конечностей… Такие больные находятся в группе риска, но ведут нормальный образ жизни при условии соблюдения правил: отказ от спиртного и курения, физические занятия, избегание переохлаждения организма. Ну и, само собой, прием препаратов.

— Что же показалось вам необычным?

— Понимаете, люди с хроническими заболеваниями дисциплинированны. А ведь Гальперин и сам был медиком, кажется?

— Ортодонтом, да, — подтвердил опер.

— Так вот, хроники со стажем редко манкируют приемом лекарств, сознавая, что такое отношение может привести к осложнениям и даже, в некоторых случаях, к смерти. При вскрытии и анализе крови и тканей я обнаружила, что в них почти отсутствуют следы гликозидов, витаминов группы В и препаратов калия и магния.

— Все это назначают при дистрофии миокарда?

— Именно.

— Означает ли это, что Илья Гальперин оказался недисциплинированным больным?

— Похоже на то. Однако его отец утверждал, что он следовал указаниям лечащего врача, включая регулярные осмотры!

— Ну отец мог не знать.

— Насколько я поняла, они с сыном были близки.

— Скажите, док, а как долго нужно не принимать препараты, чтобы…

— Я поняла ваш вопрос, — перебила патолог. — Штука в том, что лекарства Гальперин принимал, только вот доза была слишком уж мала.

— Как будто то вспоминал, то забывал?

— Именно! Обычно такое случается со стариками. Но это не единственная неувязка. Судя по отчету врачей «Скорой помощи», когда извлекли тело, его температура оказалась чересчур низкой. Врачи вызвали полицию, и они замерили температуру бассейна — всего пятнадцать градусов!

— Это могло спровоцировать приступ?

Патолог кивнула.

— Легко! Вкупе с тем, что больной пропускал время приема необходимых медикаментов, это могло привести к гибели. Но я не сказала бы, что при всем при том причина смерти Гальперина не была естественной: он сам виноват в своей смерти.

— Если только кто-то не снизил температуру в бассейне специально! — медленно пробормотал Шеин.

— Но он же мог вылезти, если почувствовал дискомфорт! — возразила патологоанатом. — Правда, под ногтями покойного я обнаружила частицы плиточной затирки, что говорит о попытках выбраться самостоятельно…