Вячеслав Жуков - По следу коршуна

Перегнувшись под тяжестью сумки, Татьяна поднялась на четвертый этаж, сунула руку в карман джинсов, и вдруг вспомнила, что ключ, который ей любезно предоставил Грек, она оставила в прихожей.

– Ну, не растяпа ли, – ругнула она себя, вспомнив, что утром из квартиры выходила вместе с Греком. Он запирал дверь, потому так и получилось с ключом. Глупо вышло. И обидно, потому что в квартиру теперь до его возвращения ей уже не попасть. На удачу, несколько раз надавила на кнопку звонка. Может дома ее капитан. Сидит возле окошечка и поджидает свою верную подругу.

По поводу верности, Татьяна усмехнулась. Так рассуждать может только мужчина ханжа. Женщину влечет непостоянство, без которого ее существование просто было бы скучным на земле. А сама она постепенно будет увядать, как цветок, обделенный заботливым вниманием.

Но удача в этот раз, как продажная девка, отвернулась от нее, и Грека дома не оказалось. Войнович уже давно уехал, а ей час, или два нужно проторчать тут у всех соседей на глазах, дожидаясь, пока заявится ее капитан. А в этом она не видела никакого смысла, кроме лишних разговоров и сплетен.

И тут она вспомнила про скамейку, где встретилась с Греком. На улице прекрасная погода. Можно сесть и передохнуть самой и не надо держать эту сумищу, от которой того и гляди вытянется рука. И Татьяна, выйдя из подъезда, уверенной походкой направилась к лавочке. Она совсем рядом с автобусной остановкой, а значит, Грек никак не пройдет мимо ее. А пока можно полакомиться мороженым. И Татьяна извлекала из сумки сливочный пломбир, который уже успел потечь от жары. Торопилась, думала положить его в холодильник до прихода Грека. Но теперь оба пломбира пришлось уплетать самой и при этом смотреть, чтобы не насвинячить и не обкапать джинсы.

Татьяна увлеклась и не обратила внимания, как к остановке подъехал «Жигуль» шестой модели, в котором сидели Грек и Туманов.

– Вон моя красавица сидит на лавочке, – заулыбался Грек, указав Федору на Татьяну, сидящую на скамейке. – Неужели опять каблук у туфли сломала? Да нет, сегодня она в кроссовках, – пригляделся он к тому, что было обуто на ее ножках.

– А чего она сидит тут? – спросил Федор, приглядываясь к девушке. Показалось, где-то он ее уже видел. Пусть невзначай, мимолетно, но видел. У него была хорошая зрительная память, особенно на лица.

– Чего сидит? Как верная подруга, дожидается своего голубка. Ну, Николаич, я полетел к ней? Наскучалась без меня, голубушка. До завтра, майор, – сказал Грек, выскочив из машины.

– Счастливо тебе, капитан, – крикнул Федор уже вдогонку Греку. Тот сломя голову помчался к своей кудряшке. Федор поехал, но из головы не выходила мысль о кудрявой подруге капитана. Он не мог ошибиться.

Обернувшись, с завистью посмотрел, как кудряшка поцеловала Грека, стоило тому подбежать к ней. Порадовался за друга. Ему не повезло, пусть хоть у Грека будет все хорошо. Но где он видел ее? Лицо. Кудрявые волосы. Если б не эти волосы, он бы ни за что не вспомнил. А так, память восстановила до мельчайших подробностей события, происшедшие совсем недавно. По крайней мере месяц, это небольшой срок, чтобы он успел напрочь выкинуть все из головы. А он не выкинул. Вспомнил.

Двор. Тот двор и старый «Москвич» в нем. Он тогда вошел в этот двор и увидел ее, эту кудряшку. Но она даже не посмотрела на него. Сидела с надменной миной. Не посмотрела до тех пор, пока он не сломал метлу у психопатки дворничихи. Поступок, прямо сказать не слишком достойный настоящего мужчины. Даже, если та женщина, круглая дура. Тогда кудряшка посмотрела на него, и он увидел ее лицо. Тогда ему и разглядывать-то толком было ее некогда. Мешала психопатка дворничиха. Но он успел заметить, что кудряшка была хорошенькой, и фигурка у нее довольно привлекательная. В ее лице было что-то такое, что притягивает мужчин к таким женщинам.

Он не долго ломал голову над этим. Увидев, Грека, она улыбнулась.

Улыбка, вот, что было в ней притягательным для мужского глаза. И он тогда засмотрелся на нее. Не больше полминуты. Но и за это время успел оценить ее достоинства, причем не только лица, но и фигуры и красивых ножек под короткой юбочкой. И теперь нисколько не сомневался, что та кудряшка и эта подруга Грека – одна и та же женщина.

Иногда ему доставляло удовольствие покопаться в своей памяти, словно в старинном бабушкином сундуке, который еще долго оставался в квартире после ее смерти. И он время от времени, заглядывая туда, находил там что-то для себя новое. И сейчас чересчур увлекся, вспоминая про эту женщину, и чуть не сделал аварию. Задумавшись, вылетел на перекресток, на красный свет светофора и едва увильнул в сторону, чтобы не столкнуться с дорогой иномаркой, водитель которой громко просигналил ему, как неопытному чайнику.

Тогда, казалось бы, ничего не значащая встреча с этой кудрявой милашкой, принесла ему неприятности. Из машины пропала папка с документами, которые собирал Нельсон на вора Академика. А теперь даже воспоминание о ней, чуть не стало для него роковым. Массивный джип на перекрестке мог превратить легкую «шестерку» в консервную банку. Ничего не скажешь, женщина, осчастливившая Грека, Туманову приносит несчастье. Для него она роковая женщина, встреча с которой не сулит ничего хорошего. Какая странная закономерность. А главное, нарушена пропорция. Греку выпадает только все хорошее, а ему – все плохое. Но почему так? Не мешало бы выяснить, кто она такая, кудрявая подруга капитана Грекова.

На другой день Федор отозвал в сторонку лейтенанта Ваняшина и о чем-то довольно долго разговаривал с ним в конце коридора, в небольшом закутке, где иногда собирались опера перекурить и посудачить о делах насущных. Все это время счастливый капитан Греков находился в кабинете майора Туманова и не видел, как майор в полголоса наговаривал что-то молодому лейтенанту.

– Сань, а где твоя ненаглядная работает? – копаясь в бумагах, кипой лежащих на столе, спросил Федор как бы между делом.

Грек поднял голову. Он трудился над составлением справки о проделанной работе, которую еженедельно требовал от них начальник управления, а Туманов отвлек его. Грек отложил ручку. С фантазией у него было не все в порядке. Теоретической работе он больше предпочитал, практическую. И скомкав, наполовину исписанный лист, швырнул его в урну.

Лейтенант Ваняшин сидел на своем излюбленном месте и, покуривая, таращился в окно. Грек глянул на него.

– Леш, хватит на баб таращиться. Понапрасну зрение изводишь. Лучше сядь и придумай чего-нибудь такое позамысловатей для нашего генерала. Он такую писанину любит, – покрутил рукой Грек. – Чтоб, как в детективе было. Покрасивши и литературы побольше. А я пока с Николаичем перекурю. Башка устала что-то, – сказал Грек.

Ваняшин пересел на стул, подвинув его к столу, а Грек занял его место на подоконнике и, поставив рядом пепельницу, с наслаждением затянулся сигаретой.

– Она у меня, Николаич, частный предприниматель, – ответил он Федору на его вопрос. – Слыхал, чего, это такое?

– Да доводилось, – буркнул Туманов, сдвинув бумаги в сторону. Осточертела вся эта бумажная галиматья. Увлекся рассказом Грека.

– Ну, вот, – продолжил Грек, испытывая неудержимое желание, потрепаться. – В одном месте берет товар, в другое привозит и сдает с накруткой. Так и живет, моя голубушка, с утра до вечера в заботах.

Федор хмыкнул, но по поводу ее истинных забот решил умолчать.

– Молодец, – похвалил он, но конкретно не сказал, кому эта похвала предназначалась, кудрявой милашке Грека или ему самому. А Грек не стал уточнять. Но посчитал, что хвалит майор его голубушку. Сказал:

– А то. Она у меня такая. Настоящая подруга. Встречает меня всегда с улыбочкой, ласково. Как дела, Сан Саныч? Как день прошел, Сан Саныч? Не устал ли на работе?

– И ты ей все рассказываешь? – спросил Туманов и та подозрительность, которая беспокоила его по поводу отношений кудряшки и Грека, проявилась в голосе. Кажется, Грек заметил это и, глянув на Федора уже без улыбки, сказал:

– Не сомневайся, не все. А только то, что ей можно знать.

– Ну, правильно, – одобрил Федор. Не хотелось обижать капитана Грекова своим недоверием. Да и запросто может так статься, что Федор ошибся. Обвинение-то нешуточное. И тут уж, как говорится, семь раз отмерь и только, один – отрежь. И лучше пока Греку вообще ничего не говорить. А сначала все проверить, выяснить.

Федор замолчал. Но Грек по его лицу понял, что-то майор держит в себе и не договаривает, но в душу не полез. Так у оперов не принято. Сам скажет, чего надо. И уставился в окно, как делал лейтенант.

Затянувшееся молчание, нарушил лейтенант Ваняшин.

Федор облегченно вздохнул. То же самое, кажется, сделал и Грек. А Ваняшин отложив авторучку, сказал Греку:

– Готово. Написал. Принимай работу, капитан. Пиво с тебя.

– Ну-ка, дай-ка, взглянуть, – схватил Грек исписанный лист, пробежал по нему глазами и сказал Федору: – Ты смотри, Николаич, второй Вайнер, – кивнул он на Ваняшина.