Владислав Куликов - Братство обреченных

Чайник закипал очень долго. А за окном в это время забрезжило утро.

«Ого! — мысленно воскликнул Андрей. — Неужели я так долго сижу?»

Он внезапно почувствовал себя сонным и усталым. Поэтому не стал даже пить кофе, а побрел спать.

На следующий день, когда Андрей сел за работу, то первым делом посчитал объем книги: сколько уже написано?

«Елки-палки! — воскликнул его внутренний голос. — Так это только середина! И ты на середине хочешь все раскрыть?»

Он часто мысленно обращался к себе на «ты». Конечно, Андрей предполагал, что это может быть какая-то ранняя стадия шизофрении. Но утешал себя тем, что пока никто ему там, в черепной коробке, не отвечает. Значит, все не так уж запущено. Вот если начнется диалог, тогда надо бить тревогу…

«Пусть читатель помучается: кто убил Шилкина? Чеченская ли мафия или все-таки Куравлев? — продолжал свой монолог одинокий внутренний голос. — Это же детектив в конце концов! А ты что думал, парень? Что «Войну и мир» пишешь?! Кто эту твою хрень читать будет дальше, если ты интригу убьешь? Ты что, Толстой? Гоголь? Это они как-то без трупа вначале и постельной сцены в середине обходятся! (Кстати, как им это удается?) А ты мал еще — так писать! Хорош дурью маяться! Давай сюда какую-нибудь бабу с большой грудью. Пусть ее кто-нибудь зажмет. Это оживит действие. А убийство потом раскроешь…»

В общем, тайне пришлось подождать…

Но уже и так было ясно: Дочкину есть что скрывать. Поэтому он с ненавистью смотрел на Ветрова и думал, не грохнуть ли того по башке и не забрать ли силой документы? Но это не было предусмотрено планом операции. Так что, стиснув зубы, Борис дал Андрею уйти…

«Как я хорошо поработал! — думал Ветров, оформляясь на рейс. — Только странно, что ФСБ никак не проявилась. Может, они уже и забыли про это дело? Все-таки давняя история. С другой стороны, как они могли меня зацепить? Я же был предельно осторожен. Я не дал им ни единого шанса!.. Что ж, до свидания, великая степь. Когда еще свидимся?»

Часть вторая

Глава 1

Андрей Ветров проснулся рано утром оттого, что его душа парила. Ее переполняло ощущение, что вот-вот должно случиться что-то большое и радостное. Что счастье уже совсем рядом, до него можно дотянуться… А вообще и дотягиваться не надо: просто плыви по течению, и тебя самого вынесет к счастью. Оно уже неизбежно…

«Этой статьей я сделаю себе имя! — Андрей пытался расшифровать, о чем же говорило радостное предчувствие. — Буду уже не просто репортер, а — известный журналист! Это — новый этап!. Меня заметят, а когда тебя знают, карьера всегда идет быстрее. Co временем я стану главным… Главный редактор «Советского труда» Андрей Ветров… По-моему, неплохо! Но с другой стороны, он же все равно не главный: постоянно приходится ложиться под генеральных спонсоров. Зачем мне это? Надо быть самостоятельным. Организую свой медиахолдинг или, на худой конец, агентство. Например, «Гильдию независимых гражданских расследований Андрея Ветрова»… А что? Имя — это капитал. Его нужно будет хорошо вложить… Да какие проблемы?! У меня все получится!!!»

Он так думал, а восходящие потоки воздуха, как в детских снах, приподняли душу над землей. И через секунду земля исчезла под облаками. Душа Андрея летела мощно и сильно, воздушные потоки буквально ввинчивали ее в небо. И не было для нее ни горизонтов, ни берегов, только ширь и простор.

«Нет, на президентские выборы не пойду… — подумал он, вставая с постели и направляясь на кухню. — К этому не буду стремиться. Не мое».

Примерно в то же самое время, когда Ветров, почесываясь, заглядывал в кастрюли у себя на кухне, за много километров от Москвы просыпался Черный Дельфин. Ровно в шесть утра — минута в минуту — по его коридорам пронесся сигнал: словно школьный звонок прозвенел.

— Подъем! Подъем!! Подъем!!! — стуча дубинками по дверям камер, пошли охранники.

Но по большому счету, этого не требовалось. Все до единого заключенные вскочили с постелей через секунду, как раздался звонок. А раскрыли глаза — за мгновение до сигнала. Это уже стало рефлексом, выработанным годами.

С шести утра пошел отсчет времени: пятнадцать минут, чтобы заправить кровать (туго натянуть покрывало, отбить грани, превратив постель в идеальный кирпичик), умыться, сходить в туалет. Чуть замешкался — накажут.

В шесть пятнадцать — хлоп — побежала новая пятнадцатиминутка. Надо убрать в камере: вымыть полы, вытереть пыль. Так что утро Куравлева было быстрым и суетливым. Он автоматически исполнял привычный ритуал. Впрочем, точно так же действовали все остальные невольные обитатели Черного Дельфина.

Полчаса после подъема заключенные крутятся, как волчки. Лишь затем поступает команда: приготовиться к завтраку. Несколько сотен человек замирает в своих камерах, прислушиваясь к шагам в коридоре. Потому что надо успеть принять стойку «ласточки» (руки вверх, лицом к стене, низкий наклон вперед, ноги шире плеч), когда тележка с едой подкатится к их камере.

Куравлев ждет вместе со всеми. Обычно эти минуты и секунды пролетают бездумно. Но сейчас Геннадий чувствовал, что это утро особенное. С него, как казалось Куравлеву, начинается новый этап. У него появилась надежда!

«Все ли я сказал Ветрову? — думал Геннадий. — Нет, про пули я немного не так объяснил, как же я мог забыть? Ну ничего, он вроде человек умный. Сам догадается. Нет, ну как же я мог забыть? Э-эх… И про три минуты не рассказал. Ведь по расчетам следователей всех четверых убили за три минуты. Даже за две минуты сорок восемь секунд. Разве такое возможно? Какой же я дурак! Почему забыл?! Растяпа! Зла не хватает!»

Громыхнул прилавок — так называлось окошко, сделанное в двери. Пластина, закрывавшая его, откинулась назад, образовав своего рода полочку. Четыре заключенных в камере мигом встали в позу «ласточек» и поочередно протараторили стандартный доклад: фамилию, когда и каким судом осуждены, по каким статьям… Затем один из них — дежурный по камере — выпрямился и встал лицом к двери.

Механическими движениями — ничего лишнего — он поставил на прилавок четыре шлемки (миски) и кругали (стаканы). Шнырь (дневальный из осужденных) взмахнул четыре раза половником и шмякнул в шлемки густую жижицу. Затем налил в стаканы компот. Дежурный по камере переставил посуду на общаг (стол в камере).

— Спасибо, гражданин начальник, — выкрикнул дежурный, перенеся еду на стол.

Прилавок хлопнул, закрывшись.

«Скоро я уеду отсюда! — подумал Куравлев, доставая весло (ложку). — Ветров напишет статью. Ее прочитает генеральный прокурор. И председатель Верховного суда тоже прочитает. Дело сдвинется с мертвой точки! Может, они и не отпустят сразу… Назначат человека, который все проверит. Главное, чтобы он оказался честным и добрым, а не прожженным бюрократом, не зачерствевшим сухарем… Но то, что сюда приехал журналист, пусть маленькая, но победа! А что будет дальше?! Только хорошее…»

Геннадий словно наяву увидел, как его выводят из камеры, ведут по коридору, но уже не согнутого в позе низко летящей ласточки, а просто ведут. И вот уже перед ним открывается дверь. Свет бьет ему в глаза. Но Геннадию не надевают на глаза повязку, как это делают обычно, когда выводят на прогулку. Наоборот, снимают наручники. У входа стоит машина. Геннадий бросает взгляд на здание, которое видел только изнутри и никогда снаружи. Оно — красное (он знает это). А потом он садится в машину и уезжает отсюда. Навсегда.

При этих мыслях его душа взмахнула крыльями и… осталась на земле. Трудно, трудно взлететь вверх. Даже если летишь к дому, даже если, может быть, заканчивается самая черная полоса в твоей жизни…

Когда-то давно он очень хорошо летал, мог соперничать с птицами. Но с тех пор его душа потяжелела. Как у лебедя, который не может сразу подняться в небо. Он разбегается, махая со всех сил крыльями, и бьет по воде мощными перепончатыми лапами. Тяжело стучит сердце, колотится кровь в висках. Удар, еще один удар, что-то давит к земле. Но он стремится ввысь каждым взмахом, каждым вздохом. Еще удар! В ту секунду, когда кажется, что сил больше нет, мощная волна приподнимает его вверх. Он летит, он снова летит!

В ушах шумит воздух, обтекающий душу со всех сторон. А где-то внизу остается все мелкое, низкое, подлое. Он летит к дому! Он снова свободен!

«Я уеду отсюда! — твердо сказал внутренний голос Куравлева. — Наступит час — и я обязательно уеду! Это не навсегда! Стены, решетки, замки, вы больше не удержите меня!!! Ваше время истекает, вы слышите это?! Господи, как же хорошо жить!!!»

Но то были мечты. Что же дальше? Теперь все зависело от Ветрова, который готовил себе завтрак на уютной кухне. В Москве. В совсем другом мире.