Закон о невиновности - Майкл Коннелли

class="p1">Новые автобусы были рассечены стальными ограждениями на секции, каждая — на восемь мест. Так, если вспыхивала драка, в ней могли участвовать максимум восемь человек. В автобусе было пять таких отсеков, и заполняли их от хвоста к носу — начинали с задних рядов и двигались вперед. Заключенных сковывали наручниками с цепочкой по четверо— по одной цепи на каждую сторону прохода в отсеке.

Эта конструкция, впрочем, порождала новую проблему. Если автобус в пути, а драка возникает в самом хвосте, то невооруженному «помощнику по безопасности» приходилось открыть пять дверей и пройти сквозь четыре отделения — тесные клетки, набитые людьми, нередко обвиняемыми в насильственных преступлениях, — чтобы остановить драку в пятом. Затея казалась абсурдной, и, на мой взгляд, решение департамента лишь усугубляло ситуацию. Бойня в дальнем отсеке, как правило, продолжалась до прибытия к пункту назначения. Кто мог уйти — уходил, за теми, кто не мог, ухаживали.

Автобус въехал в пещерообразный гараж под Центром уголовного правосудия имени Клары Шортридж Фольц; нас выгрузили и провели в вертикальный лабиринт временных камер, обслуживавших двадцать четыре зала суда.

Как собственный адвокат, я имел право на некоторые процессуальные удобства, недоступные большинству тех, кто сходил с автобусов. Меня отвели в отдельную камеру для консультаций — там я мог встретиться со своим следователем и дублером-адвокатом: помощником, назначенным для распечатки, подачи бумаг и, временами, доработки ходатайств и иных документов по делу. Моим следователем был Деннис «Циско» Войцеховски, а дублером — моя партнерша по юридической работе Дженнифер Аронсон.

В тюрьме все течет медленно. После моего подъема в четыре утра в «Башнях-Близнецах» я добрался до своего приватного конференц-зала в 8:40 — преодолев в общей сложности четыре квартала. Я принес с собой пачку документов, перехваченную резинкой, — ходатайства — и как раз раскладывал их на металлическом столе, когда ровно в девять ко мне впустили моих помощников.

Циско и Дженнифер заняли места напротив. Никаких рукопожатий и объятий. Встреча была конфиденциальной, охраняемой адвокатской тайной. Но в углу под потолком висела камера. За нами наблюдали, однако звук, как уверяли, не передавался помощнику шерифа, следящему за монитором. Я в это верил не до конца, и на случай нелегальной прослушки, во время предыдущих совещаний, время от времени бросал реплику или отдавал «распоряжение», призванные увести обвинение по ложному следу. В каждую такую фразу я вставлял кодовое слово «Баха», чтобы команда понимала уловку.

На мне был темно-синий тюремный комбинезон с нашивкой «Арестованный» — и спереди, и на спине. Как и Эдгар Кесада накануне вечером, я был в кальсонах: опыт научил, что утренние поездки и временные камеры, в здании суда не отапливаются, и я оделся соответственно.

Дженнифер пришла одетой официально — темно-серый костюм и кремовая блузка. Циско, как обычно, выглядел так, будто собрался катить на закате по Пасифик-Кост на своем классическом «Харлее Панхед»: черные джинсы, ботинки, футболка. Холодный, влажный воздух конференц-зала будто не брал его кожу. Возможно, сказалось висконсинское происхождение.

— Как поживает моя команда в это прекрасное утро? — бодро спросил я.

Несмотря на тюремную форму и статус заключенного, я понимал: важно держать своих людей в тонусе, не давать им тревожиться из-за моего положения. Веди себя как победитель — и станешь победителем, как любил повторять Дэвид Сигел, партнер моего отца и человек, у которого я учился ремеслу.

— Все хорошо, босс, — ответил Циско.

— Как ты? — спросила Дженнифер.

— Лучше быть в суде, чем в тюрьме, — сказал я. — Какой костюм выбрала Лорна?

Лорна Тейлор была моей помощницей, а заодно — консультантом по гардеробу. Эту вторую роль она взяла еще в бытность моей женой — моей второй женой, — брак длился всего год и предшествовал ее свадьбе с Циско.

Хотя сегодня я не должен был выступать перед присяжными, я заранее получил согласие судьи Уорфилд на то, чтобы являться в открытый суд в профессиональной одежде. Мое дело привлекало повышенное внимание прессы, и я не хотел, чтобы снимки в робе заключенного стали ходовым товаром. Мир за пределами здания суда состоял из потенциальных присяжных, двенадцать из которых рано или поздно окажутся в моем деле. Я не собирался показываться им в тюремной форме. Аккуратно подобранный европейский костюм добавлял уверенности, когда я выходил спорить за свою правоту.

— Синий «Hugo Boss», розовая рубашка и серый галстук, — сказала Дженнифер. — Уже у помощника шерифа в зале.

— Идеально, — кивнул я.

Циско закатил глаза, увидев, какую важность я придаю туалету. Я сделал вид, что не заметил.

— Что по времени? — спросил я. — Секретаря застали?

— Да, судья выделила час, — ответила Дженнифер. — Хватит?

— Скорее всего, нет — учитывая аргументы Даны. Возможно, придется кое-что отложить, если Уорфилд решит держаться графика.

Дана — это Дана Берг, звезда отдела по особо тяжким, которой поручили осудить меня и упечь до конца дней. Среди защитников в центре она была известна как «Дана Эшафот» — за привычку добиваться максимальных сроков, — или, попеременно, как «Дана Скала» — за манеру вести переговоры о признании вины. Ее решимость почти невозможно было сдвинуть, и чаще всего ей давали дела, обреченные на судебный процесс.

Так было и у меня. На следующий день после ареста, я через Дженнифер сделал заявление для прессы: решительно отрицал предъявленные обвинения и обещал оправдаться в суде. Вероятно, именно из-за этого дело и отдали Дане Берг.

— Тогда от чего откажемся? — спросила Дженнифер.

— Давайте отложим залог, — сказал я, — на потом.

— Постой, нет, — вмешался Циско.

— Что? — спросила Дженнифер. — Я как раз хотела сейчас сказать то же самое.

— Нам нужно вытащить тебя оттуда, — сказал Циско, — и проводить неограниченные стратегические совещания в офисе, а не в камере.

Дженнифер подняла руки, обводя взглядом тесное пространство, где мы сидели. Я знал: оба они будут протестовать против моего решения отложить вопрос об освобождении под залог. Но я рассчитывал, как лучше использовать сегодняшнее время перед судьей.

— Послушайте, не то, чтобы я отлично проводил время в «Башнях-Близнецах», — сказал я. — Это не «Ритц». Но есть вещи поважнее, которые нужно успеть сегодня сделать. Мне нужно выяснить, какие основные причины могли привести к тому, что со мной случилось. Это вопрос номер один. А затем — перейти к вопросам залога. Вы готовы к этому, Буллокс?

Прошло много времени с тех пор, как я называл Дженнифер