Ирина Арбенина - Чертова баба

Андрей отвлекся от начатой фразы, набирая номер телефона.

— И что же?

— Вдруг, понимаешь, выяснилось случайно, что некоторое время назад он, оказывается, решил поработать не для своего, а для чужого отдела.

— Какого?

— Криминальных происшествий и расследований.

— Ну, это уже кое-что… Кронрод пожал плечами:

— В том-то и дело, что это открытие, по всей видимости, бесполезно.

Селиверстов только и успел, что договориться с редактором отдела о задании, но предпринять абсолютно ничего не успел.

— А что это было за задание?

— Селиверстов неожиданно вызвался вдруг расследовать деятельность одной крупной финансовой фигуры.

— Что за фигура?

— Некто Федуев. Такой, знаешь ли… Договорить Андрей не успел — в комнату заглянула взволнованная и взлохмаченная мужская голова:

— Андрей! Это срочно!

В общем, уже минут через пятнадцать приглашение Кронрода «спокойно поговорить» показалось Светловой, по меньшей мере, странным. В комнату то и дело заглядывали и забегали люди с невидящими глазами и очень срочными делами.

Шелестя бумажками и не обращая ровно никакого внимания на Светлову, то и дело застывающую с недоговоренной фразой на устах, они бросались к Кронроду… При этом ни «здравствуйте» вам, ни «извините»!

Но как скоро Светлова убедилась, кроме нее, это больше никого не смущало. Очевидно было, что эти люди привыкли общаться именно таким образом — на ходу и сразу с несколькими собеседниками одновременно. И более того — их эта жизнь, кажется, вполне устраивала!

Что касается «здравствуйте» или «извините», то на эти «китайские церемонии» здесь ни у кого просто не было времени.

Еще минут через двадцать приноровилась к «газетной атмосфере» и Светлова. Она решила тоже разговаривать, не обращая внимания на забегающих людей, и будто их не было.

Именно в этот момент, не обращая внимания на очередного забежавшего в его комнату человека, Кронрод тяжко вздохнул и возопил, обращаясь к Светловой:

— Ну, я понимаю, Макс отправился бы на встречу, связанную с расследованием деятельности наркомафии или нефтяными махинациями! Но интервью с детской писательницей Погребижской? Нонсенс!

— Но может быть, так оно все и было? — возразила Светлова.

— Что именно?

— Ну, была встреча, связанная с расследованием деятельности наркомафии или нефтяными махинациями… Не сказал же он тебе ничего о крупной финансовой фигуре Федуеве.

— Не сказал… — растерянно согласился Андрей.

— Ну вот! Мог и о других своих контактах ничего не сказать, на какую встречу отправился, зачем… А упоминание о детской писательнице Погребижской только для отвода глаза… Может быть, он не хотел волновать свою жену? Ведь ты говоришь, что последний человек, с кем он говорил по телефону, была его жена? В семнадцать тридцать пять?

— Не думаю, что вы правы! — Лысоватый молодой человек в очках, нависавший в данный момент над Кронрод ом, пошелестел бумажками.

— Почему нет?

— Потому что со мной Селиверстов говорил в тот вечер в половине седьмого.

— Познакомьтесь. Этот страшный, этот ужасный… То есть, я хотел сказать, этот замечательный человек — наш ответственный секретарь, — поторопился представить лысоватого Кронрод. — Леша наш главный, так сказать, диспетчер: без него газета просто перестанет выходить! Без него, Аня, мы все просто пропадем! Леша-это сердце нашей газеты. Уйди Леша от нас — и это равносильно тому, что остановились бы часы на кремлевской башне…

— Нечего льстить… — хмуро остановил эти заливистые трели Кронрода лысоватый. — Если через полчаса не сдашь материал — убью.

— Ну, вот видишь, какие нравы… — вздохнув, заметил Кронрод. — Уж если Леша с начальством, с замглавного так общается… То, как видишь, объяснение загадочного исчезновения Селиверстова напрашивается само собой. Макс просто не сдал вовремя интервью, которое — кровь из носа! — должен был в тот вечер сдать, и Леша наконец сделал то, что всегда обещает. Убил. Убил нерадивого сотрудника и где-нибудь закопал… Чтобы, наконец, и другим наука была — сдавайте материалы вовремя, господа!

Кронрод балагурил.

А Светлова с интересом смотрела на лысоватого.

— Значит, получается, что это вы говорили последним с Селиверстовым в тот вечер? — поинтересовалась она у «страшного Леши», когда Кронрод наконец замолчал.

— Я с ним не говорил.

— То есть?

— Ну, это надо знать Лешу, — заметил Кронрод. — Он ведь не разговаривает с теми, кто запаздывает со сдачей материала в номер. Во всяком случае, в привычном понимании этого слова, не разговаривает. Он или рычит, или дико угрюмо молчит, ну а уж мы, грешные, юлим, пытаемся заполнить паузу оправданиями и жалкими своими словами…

— Вы можете дословно воспроизвести тот диалог с Максимом Селиверстовым?

Повторить, как это было? — попросила Светлова лысоватого молодого человека.

— Ну… — Леша на секунду задумался. — Зазвонил телефон. Я снял трубку.

И Селиверстов сказал:

«Лешь, это Селиверстов!»

Леша замолчал, вдруг задумавшись.

— Ну, а вы что сказали в ответ? — не выдержала томительной паузы Светлова.

Леша неопределенно пожал плечами, — А он… — ответил за Лешу Кронрод, — наверняка лишь неодобрительно хмыкнул в ответ Селиверстову. Да это и хмыканьем-то назвать трудно! Нечто среднее между хмыканьем и хрюканьем. Плюс этакое неодобрительное начальственное сопение, понимаешь ли…

— Ну, и что было потом? — настаивала Светлова.

— А потом Селиверстов сказал мне: «Ставь», — заметил Леша.

— А вы?

— А я… — Леша снова пожал плечами.

— А он наверняка еще раз хрюкнул, на этот раз более одобрительно. И положил трубку. Вот и весь разговор! — с видом знатока прокомментировал молчание «страшного» Леши Кронрод.

— Правда? — вопросительно взглянула на ответственного секретаря Светлова.

«Страшный» Леша только нехотя кивнул, подтверждая слова Кронрода.

— Значит, Селиверстов сказал вам: «Ставь»?

— Ну да…

— А что это значило?

— Это значило, что материал будет. Что он успеет к подписанию номера в печать.

— То есть Максим был уверен, что встретится с Погребижской?

— Нет.

— Нет?

— Это значит, что он с ней уже встретился. Такова была наша договоренность: он должен был позвонить только в том случае, если на все сто процентов будет уверен, что интервью можно ставить в номер. А такая уверенность в случае с Погребижской возможна только в единственном случае — если он с ней уже поговорил.

— А ведь писательница Погребижская утверждает, что Селиверстов к ней так и не приехал, — заметил Кронрод.

— Вот как?

— Да, мол, договаривались… Да, мол, она ждала — была назначена встреча. Журналист даже сказал, что едет. И…

— И якобы не приехал?

— Так она утверждает. А вообще, мне в милиции сказали: она даже разговаривать не хочет на эту тему!

— Может быть, Максим все-таки приврал, когда сказал ответственному секретарю газеты «ставь в номер»? — предположила Светлова.

— Что ты, Ань, имеешь в виду?

— Скажем, Селиверстов был уже совершенно уверен, что встретится с этой писательницей Погребижской — вот и поторопился «позвонить».

— Верно… — согласился с Аней Кронрод. — Леша ведь «страшный» человек!

Вот корреспондент Селиверстов и выдал желаемое за действительное: мол, уже поговорил со старушкой, не волнуйся, Леша… А потом что-то случилось, и к Погребижской Максим так и не попал.

— Кстати, почему он не взял у Погребижской интервью по телефону, если все так было срочно? — поинтересовалась Светлова.

— Понимаете, обычно с писательницей Марией Погребижской довольно трудно договориться о встрече, — стал объяснять Ане ответственный секретарь газеты. — Обычно она редко соглашается на интервью. Это уж просто счастливый случай выпал Селиверстову — международную премию Андерсена Погребижская получила. Вот, видно, и решила по столь торжественному поводу газете не отказывать. И Максим, я уверен, конечно, не собирался ограничиваться двумя-тремя вопросами. Думаю, что, кроме этого срочного материальчика в номер, конечно же, хотел заодно сделать с Погребижской «беседу»…

— Ах, вот как…

— В общем, не использовать такой шанс — встретиться с живым классиком, если уж такой случай представился, для журналиста было бы глупо.

— Так кто все-таки наврал? — опять засомневалась Светлова. — Максим, выдавая желаемое за действительное? Или врет Погребижская? Состоялось интервью или не состоялось?

— Да ей-то зачем? — удивился Кронрод. — Зачем такому человеку, как Мария Погребижская, в данном случае врать?

— Зачем? Я думаю, она все-таки поговорила тогда с Селиверстовым, — задумчиво заметила Светлова. — Но сейчас писательнице выгоднее это отрицать.

Понимаешь, Андрей… Ну, зачем ей в этом признаваться, сам посуди? Темная уголовная история, которая неизвестно, сколько будет еще тянуться. Признайся Погребижская, что виделась с журналистом — заметь, при таком раскладе получается, что она последняя, кто видел его живым и здоровым! — и ей не будет покоя от следователей… А зачем ей лишние хлопоты и волнения? Зачем тратить свое драгоценное время? Ведь она уже не молодой человек. К тому же человек известный: что, если начнутся вокруг этой истории какие-нибудь газетные спекуляции? Ну, например… «Известная писательница — главный свидетель в деле об исчезновении журналиста!» Как?! Вот бедная старушка и лжет… Себе во благо!