Картер Браун - Том 21. Кто убил доктора Секса? Бичеватель. Счастливый год для карлика. Леди-призрак

— Очень сожалею, — пробормотал я.

— Жалко вам? — фыркнула она. — Кого и за что? Меня? Я бы могла ополчиться на него в любой момент, когда мне заблагорассудится, но у меня, должна сознаться, не хватало духа. Легкая жизнь слишком много значила для меня. Я любила тратить деньги, какими бы грязными они ни были!

— Зачем вы все это говорите мне? — спросил я ее. — Какой смысл мучить себя сейчас такими мыслями? Он же умер!..

— Потому что, если вы хотите помочь своей клиентке, вы должны понять, как обстояли дела у Германа. С самого начала. Вам следует разобраться, что за человек он был, понимаете?

— Разве это так важно?

— Не прикидывайтесь дурачком, — устало произнесла она. — Или в вас я тоже ошиблась? Внешне вы не похожи на доверчивого простака! Если вы не поймете Германа, вам не понять историю с лентами. Они требовались ему вовсе не для работы — они были придуманы и созданы исключительно ради его удовольствия.

— Что вы имеете в виду? — спросил я на всякий случай.

— Герман использовал все эти записи точно так же, как некоторые люди используют телевидение или радио, — пояснила она. — Исключительно для собственного развлечения. Он прослушивал их снова и снова, хотя все уже знал наизусть. Сидел с горящими от восторга глазами и упивался самыми тошнотворными интимными признаниями, и у меня нет сомнений, что он наслаждался. Когда ему не удавалось заставить меня сесть и прослушивать вместе с ним, он начинал вслух сравнивать и сопоставлять наши собственные интимные отношения в рамках брака с тем, что ему соизволил описать с мельчайшими подробностями один из его очередных мерзких клиентов…

Миссис Рейнер внезапно замолчала, и по ее щекам заструились слезы. Она с жадностью схватила свой бокал и отпила «Дайкири». Я закурил и подождал, когда ей удастся взять себя в руки, потом знаком подозвал официанта. Молчание продолжалось до тех пор, пока перед нами не появились новые бокалы. Она перестала вытирать глаза.

— Крайне сожалею, — пробормотала она ровным голосом, — полагаю, все это накапливалось внутри у меня давно, но больше подобных эмоциональных взрывов не будет, не сомневайтесь.

— Не переживайте из-за этого, — сказал я. — Если желаете поговорить о чем-то еще…

— Нет! — Она яростно затрясла головой. — Мне надо, чтобы эти ленты были найдены и уничтожены. Мне это необходимо не менее, чем вашей клиентке. Возможно, даже больше. Но я только начинаю понимать, в чем вы намереваетесь разобраться, мистер Холман, а если вы сами этого не осознали, то у вас нет ни единого шанса на успех.

— Ну и в чем же?.. — холодно спросил я.

— В убийстве, — произнесла она.

Я не отводил от нее глаз, пока она пила из бокала, на этот раз явно не подумав о возможности отравиться. Лицо как у стеклянной Мадонны, подумал я, когда увидел ее в первый раз. В ней действительно было что-то от этого образа — даже тогда, когда так вот плевала в физиономию своего умершего супруга.

— Я с самого начала знала, что это убийство. — В голосе ее звучала твердая убежденность, которая раз в десять достовернее любой истерики. — Но тогда это не имело значения, понимаете? Уж если какой-то человек и заслужил смерти, так это мой муж, Герман Рейнер. Я подумала, что это должно было быть делом рук одной из его жертв, из так называемых клиентов, которых он доводил до такого умопомрачения, что в конечном итоге кто-то из них решил ему отомстить.

Я не могу винить за это. Бывали моменты, когда я сама готова была его прикончить, если бы у меня хватило на это решимости.

— Так это была не случайная смерть во время охоты?.. — пробормотал я.

— Такова официальная версия, — отчеканила она, — но я не сомневаюсь, что это было убийство. Полиция ничего не заподозрила, а я, естественно, не хотела, чтобы у них возникли какие-то подозрения. В то время мне было это совершенно безразлично. Это теперь выяснилось, что похищены не только ленты с записями. Сейчас-то я думаю, что гибель Германа едва ли явилась лишь актом мести. Но это уже совсем другое дело…

— Я очень рад, что вы так серьезно относитесь к этому вопросу, мистрис Рейнер, — заговорил я, тщательно подбирая слова. — Итак, может быть, мы вместе сможем работать по…

— Да! — бросила она. — И, Бога ради, перестаньте называть меня «мистрис Рейнер». Это одна из вещей, которую я хочу полностью забыть. Отныне называйте меня просто Карен.

— Понятно, Карен. — Я попробовал дипломатично улыбнуться, но, по-моему, из моей затеи ничего не вышло, и я ограничился тем, что неуклюже пробормотал: — Меня зовут Рик.

— Хорошо, Рик.

Ее спокойные глаза минуту внимательно вглядывались в меня, но, очевидно, они не обнаружили в моей персоне ничего притягательного, да и мое имя Рик не произвело на нее благоприятного впечатления.

— Сейчас я, пожалуй, не смогу вам сообщить много: только то, что о магнитных лентах справлялись нимфоманка Сюзанна Фабер и некий Ларсен.

— Это интересно, — притворно оживился я, желая во что бы то ни стало заставить вдову продолжить разговор.

— Человек, который был с Германом на охоте, — наш старый друг, тоже психиатр, Гаррет Сулливан. Я убеждена, что он не смог бы убить. Лично я считаю, что кто-то нанял профессионального убийцу, хорошенько проинструктировав его, как придать убийству вид несчастного случая. И все было проделано без сучка без задоринки.

— Может быть, мне стоит поговорить с Сулливаном? — предложил я. — Вы не будете возражать, если я ему скажу, что вы сообщили мне его имя?

— Нет! — решительно возразила она. — Держите меня в стороне от этой истории, Рик, слышите? Тот, кто нанял профессионального убийцу, однажды может нанять его вторично, а мне вовсе не улыбается перспектива быть пристреленной в кустарнике, как это случилось с Германом.

— Ладно.

Она допила свой коктейль одним большим глотком.

— А теперь проводите меня домой, пожалуйста. У меня был утомительный день, а когда я начинаю размышлять об атмосфере, насквозь пропитанной грязью, которую создал вокруг себя Герман, мне не терпится принять ванну.

Я расплатился за напитки, и мы вышли на пронизанный солнцем Сансет-бульвар, после чего я повез ее домой.

Дом находился на Бел-Эйр, это было солидное и довольно дорогое жилище, но отнюдь не какая-нибудь сногсшибательная вилла. Припарковав машину у подъездной дорожки из красного гравия, которая незадолго до этого была тщательно вычищена и полита, я намеревался показать Карен, что я настоящий джентльмен, выскочить первым из машины, чтобы распахнуть для нее дверцу, но она опередила меня: сама вылезла наружу, проворно захлопнув дверцу за собой.

— Благодарю вас, — сказала она торопливо. — Дайте мне знать, если вам что-то удастся выяснить, хорошо, Рик?

— Разумеется. А вы, в свою очередь, если вспомните о чем-то, что покажется важным, сообщите мне.

— Да. — Она бросила на меня какой-то задумчиво-тревожный взгляд, затем просунула голову в раскрытое окошко машины так, что при этом ее платье туго натянулось на теле и под эластичной тканью четко обрисовалась высокая грудь. — Не думаете ли вы, — проговорила она отрывисто, — что вам следовало бы пройти вместе со мной в дом и немного повозиться?

— Нет, — выдавил я с трудом. — Но все равно — спасибо.

Она быстро побежала прочь.

Это меня ни капельки не тронуло. Я аккуратно развернул машину, воспользовавшись шириной покрытого гравием подъездного пути, и лишь пару минут спустя сообразил, что только что упустил возможность присоединиться к Ассоциации оргий избранных обитателей Беверли-Хиллз. Должно быть, я помешался. Впрочем, возможно, дело объяснялось проще: чтобы быть принятым в эту ассоциацию, требовалось сначала сойти с ума. Так что я просто был близок к тому, чтобы выполнить это условие.

Я вернулся в свой собственный маленький скромный офис в Беверли-Хиллз. Помимо стаканчика спиртного, который был мне совершенно необходим, я испытывал непреодолимую потребность спокойно посидеть и немного подумать. Возможно, чтобы справиться с самым настоящим приступом истерии.

Но когда я прибыл на место, то обнаружил, что решать буду не я, потому что возле дома стояла сине-серая «альфа-ромео», а это означало, что у меня гости.

Гость, а точнее, гостья, прислонясь к столбику фронтального портика, курила сигарету, воткнутую в длиннющий зеленый мундштук. Это была блондинка, сложенная так, как сложена «Вечная женственность» Пеберри. На ней была надета зеленовато-желтая шелковая блузка, на которой было расстегнуто вполне достаточно пуговок для того, чтобы предоставить возможность всем любителям подобных зрелищ полюбоваться водораздельчиком между двумя округлыми крепкими грудями, и белые брюки, с помощью какого-то чуда туго натянутые на потрясающие бедра. Надо думать, белая ткань была подвергнута какой-то специальной обработке, чтобы выдержать такой напор женской плоти.