Б. Седов - Знахарь. Путевка в «Кресты»

— Как долго этот абориген будет торчать в своей хижине? — поинтересовался я.

— Говорят же тебе, все лето, — недовольно буркнул смотрящий, сжигая маляву. — Значит, до осени. Но тянуть с соскоком не будем. В середине июля вода в реке самая теплая, вот тогда и рванете.

Да, от температуры воды в Ижме зависело очень многое, потому что по плану побега провести в ней нам предстояло не менее часа и постараться за это время не загнуться от гипотермии.[39]

Ох, непросто же это будет. Непросто…

План был составлен вчерне еще зимой. Уходить мы решили из промзоны. По реке. Более того, под водой.

Всю навигацию — а она укладывалась обычно в шесть месяцев с того момента, когда заканчивался ледоход, и до самого ледостава — три бригады зеков на отделении местного леспромхоза, которое вместе с ДОЗом составляло промзону,[40] занимались составлением сплавных плотов. Всю зиму сюда с делянок лесовозами свозился строевой лес и штабелевался на берегу. А стоило лишь вскрыться реке, как дряхлые речные буксиры начинали тягать вверх по течению длинные вереницы плотов. Двести пятьдесят километров до Сосногорска. До железной дороги, где плоты разбирали, а лесины загружали в вагоны.

Кроме экипажа буксира — два-три речника — груз древесины от самой промзоны сопровождал сплавщик из вольных. Обычно, он устанавливал на одном из плотов маленькую палатку, разводил небольшой костерок, вливал себе внутрь бутыль самогону и дрых до самого Сосногорска, — все равно со сплавной древесиной на реке никаких ЧП никогда не случалось.

И экипаж, и сплавщика я считал одним из самых слабых мест нашего плана. Рано или поздно они нас заметят — как только отплывем подальше от зоны, все равно придется вылезать из воды, чтобы не сдохнуть от холода. И вот тогда, не приведи Господь, кто-нибудь из этих вольняшек решит проявить героизм и поднимет шухер на всю округу. А если у них к тому же окажется ружье — ведь для местных аборигенов это в порядке вещей, брать с собой охотничью двустволку, даже отправляясь на покос за километр от поселка, — то нас повяжут, будто ягнят. Ведь у нас против этой двустволки не будет даже старой волыны. [41]

И Блондин, и смотрящий смеялись над этими моими страхами.

— Ты, Коста, просто не знаешь здешнюю публику, — говорил мне Араб. — Во-первых, в Ижме каждый второй успел побывать на киче. А такие мусорам никогда не сдадут. Во-вторых, основное понятие, по которому здесь живут мужики: «Моя хата с краю». Вы вылезете на плот, и все — и матросы, и сплавщик — с понтом вас не заметят. Отвернутся. Ослепнут. Лишь краешком глаза приглядывать будут за вами. И когда надо будет — а вы им покажете знаками, — подгребут ближе к берегу, чтоб вам поменьше купаться.

Я согласно кивал головой и все-таки дергался. Ведь во всякой деревне есть свой юродивый. А кто нам гарантирует, что мы не напоремся именно на такого — принципиального сельского активиста, который в девяносто первом закопал в огороде свой партийный билет и вот уже почти десять лет исправно выписывает «Советскую Россию» и слепо верит в возвращение коммунистов. И терпеть не может хоть каких-нибудь — хоть малейших — отклонений от буквы закона. Как бы мне не хотелось напороться на подобного типа.

— А вдруг… — никак не мог успокоиться я, а Блондин оглушительно хохотал и хлопал меня по плечу тяжелой ладонью.

— Не на том заморочился, Коста. Ну их всех на хрен, твоих активистов. Говорю же, с этими будет все чики-чики. Ты лучше представь, как мы будем сидеть под этим, будь он неладен, плотом. Дышать через трубочки. Вот это да — геморрой.

Действительно, еще один геморрой.

Сплавные плоты сбивались в четыре наката. Ширина каждого составляла примерно пять, длина — двенадцать метров. Вот под одним из таких плотов мы с Блондином и собирались выплыть за пределы промзоны. Как аквалангисты. Вернее, как простые ныряльщики, потому что акваланг нам достать было негде, и дышать, находясь под водой, мы должны были через алюминиевые трубки, прикрепленные к плоту.

Схему крепления и эскиз самих трубок набросал на клочке бумаги Араб, после чего эту бумажку тут же сжег.

— В слесарке мужики за смену нагнут таких хоть мильён, — заверил он, — но закажем трубки лишь накануне. Ну… скажем, не совсем накануне, а за неделю. Не раньше. А то еще спалимся по-глупому. Еще надо, чтоб к низу плота приколотили какие-нибудь скобы. Держаться вам надо за что-то? Чтоб не снесло течением. Чтоб плыли, как первым классом… И вот еще что, пацаны. Вы, пока суть да дело, покантуйтесь на бирже. Хотя бы через денек туда заходите, засветитесь как следует. Пускай мусора попривыкнут к такому.

Ни я, ни Блондин раньше в промзону обычно не заходили, но, начиная с зимы, когда был принят к исполнению план побега именно с ее территории, начали появляться там регулярно. Я заслал старшему нарядчику денег, и теперь наши карточки каждый день ложились «на выход на биржу», и мы беспрепятственно шатались в промзоне из угла в угол, глазели на то, как мужики вкалывают на пилораме, приучали караульных на вышках и цириков к тому, что наше появление здесь — обычное дело. И тогда в день побега наше присутствие на берегу Ижмы не вызовет подозрения. А когда настанет час «X» и нам надо будет подныривать под плот, братва учинит бузу, отвлечет внимание охраны. И мы залезем в холодную воду, постараемся выдуть из трубок воду…

— Не захлебнуться бы там… Потренироваться бы, — мечтал Блондин, и Костя Араб язвил в ответ:

— Сходи в бассейн, потренируйся. Кто тебя держит? Заодно попроси у кума парочку гидрокостюмов. Утепленные только бери. А как мужики сделают трубки, неделю цельную будешь учиться дышать через них. А я буду тебе воду туда наливать. Ха-ха! А ты ее выдувай, тренируйся…

То, как получится дышать через трубку, меня тоже волновало весьма и весьма. Но куда сильнее я беспокоился о том, чтобы не заработать в воде, температура которой даже в июле не поднимается выше тринадцати градусов, переохлаждение организма.

— Гидрокостюмы, конечно, мечта идиота, — заметил однажды я, — но с воли надо заказать побольше топленого жира. Намажем тело — не хуже любого гидрокостюма.

— И правда, — согласился Араб. — А сколько жира-то надо?

— А пес его знает, — пожал я плечами. — Килограмма четыре, пожалуй. Может, и больше.

— Скажу шоферюге, пусть возит каждый раз по полкило. А то зараз так много заказывать стремно. Еще нахлобучим кого: а на хрена нам столько жира?.. Гусиный лучше, наверное? А, Коста?

— Не знаю.

— Но ты ж у нас врач.

— Но не кулинар, — улыбнулся я. — И не подводник.

Кроме жира я был бы не прочь получить с воли водозащитные очки — такие, в каких обычно плавают в бассейнах. Но Араб на мою просьбу заказать их шоферюге ответил:

— Не-е-е, братан, в стрем. Без очков обойдешься. Ишь, барин нашелся. Може, тебе и ласты еще подогнать?..

В общем, к тому моменту, когда пришла малява с воли, в нашем плане побега из зоны вроде бы не осталось уже слабых мест. Казалось, что мы учли все. Даже перебрали внештатные ситуации, которые могут случиться во время побега. И, в результате, все сводилось к тому, что соскок должен пройти у нас гладко.

Блаженны верующие… Гладким в этой собачьей жизни ничего не бывает.

Глава 7. По имени Крис

Единственное, что еще оставалось сделать, но что мы откладывали до последнего момента, так это заказать надежному слесарю необходимое оборудование и подписать мужиков, работающих на сплаве, чтобы они установили это оборудование на плот. Ну и, конечно же, отвлекли в нужный момент охрану. При этом нельзя было допустить, чтобы суки, если узнают вдруг о готовящемся побеге, успели бы нашептать о нем на ушко кому-нибудь на оперов.

— Всем этим займешься ты, Коста, — решил Араб. — Ты к мужикам как-то поближе. Блондина они просто боятся. К тебе относятся по-другому. А я, сам понимаешь, светиться не собираюсь. Мне здесь еще жить.

— Числа пятого июля я перетру с Косолапым тему насчет трубок и скоб, — сразу спланировал я. — Все остальное в тот день, когда будем срываться.

— Катит. Так и действуй, братан. И еще… Чего-то хотел спросить. Вот, бля, склеротик. Ах, да! — шлепнул себя ладонью по лбу Костя Араб. — Вы с кумом-то о чем добазарились? Пойдешь нынче смотреть его наркоту сопливую?

— Пойду. Ближе к вечеру, — ответил я. — Засылал к нему сейчас дневального, предупредил, что понаблюдаю девчонку.

— И ладно, — задумчиво пробормотал смотрящий. — Глядишь, и правда, нам польза из этого выйдет.

В чем я глубоко сомневался. Единственная польза — одному мне — это то, что впервые за три с половиной года удастся выбраться за пределы запретки, увидеть обычных людей, живущих нормальной вольной жизнью. Хотя, как ни странно, я к этому не очень-то и стремился.