Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Начальник отделения Хаджиби Туков разговаривал с высоким черноволосым мужчиной в милицейской форме.

— Здравствуйте, здравствуйте, — поднялся Туков, — давно вас поджидаю. Он поочередно пожал им руки.

Шукаев знал, что перед ним сидит человек, которого полтора года назад повысили в должности, переведя из Краснодара сюда, в Насипхабльский район. Место Хаджиби Тукова и занял в угрозыске Жунид.

Отослав Стоявшего в стороне дежурного милиционера, Туков снова заговорил, почему-то избегая взгляда Шукаева.

— Мы вам очень благодарны. Я уже знаю, что вы напали на след гиагинских лошадей. А одна даже нашлась…

— Видите ли, — мягко перебил Жунид. — Люди, которых мы подозреваем в похищении коней из станпо, возможно, замешаны и в налете на конеферму в Чохраке… Так что я прошу вас держать меня в курсе всех событий, которые могут быть связаны с обоими делами…

— И мы хотели бы просить вас откомандировать нам в помощь вашего участкового Коблева, — добавил Дараев…

— Людей не хватает, — развел руками Туков, — но что же поделаешь. Нельзя отказать областным работникам. Берите моего Махмуда.

— Спасибо, — сказал Жунид. Ему не понравился Туков. С лица не сходит улыбка, а глаза холодные и неприязненные. Однако они сюда приехали не ради того, чтобы завоевывать расположение начальника милиции.

— Чем еще могу помочь? — спросил Туков.

— В Насипхабле живет некий Газиз Дзыбов. Что вы можете сказать о нем?

— Довольно темная личность. Отец белогвардейский полковник, убит в двадцатом году. Мать — простая крестьянка. Газиз как будто внебрачный сын. Определенных занятий не имеет. Часто ездит. Подозреваем, что спекулирует, но пока не попадался…

— Он сейчас в ауле?

— Да.

— Ну что ж, спасибо. Завтра займемся им. Кстати, мы могли бы переночевать здесь, в отделении?

— Разумеется. У нас есть специальная комната. Четыре койки.

— Богато живете, — улыбнулся Дараев.

Туков вдруг бросил испытующий взгляд на Вадима Акимовича.

— А вы оба давно из Краснодара?

— Да уже несколько дней.

— Значит, ничего не знаете?

— О чем?

— Ивасьян арестован!

Начальник отделения сказал это торжествующим тоном И при этом снова выразительно посмотрел на Дараева. Вадим понял.

— Если вы думаете, что меня это известие должно взволновать больше, чем вас, то ошибаетесь, — спокойно сказал он. — А за что же?

— Взятка, связи с контрабандистами а еще… Всех подробностей я не знаю…

— Проводите нас на ночлег, если можно, — попросил Жунид. Его начинало тяготить общества Тукова. С первых же минут разговора он вызывал антипатию.

…Через полчаса они уже лежали в постелях. Коблев мгновенно заснул, а Жунид и Вадим болтали. Это был первый их вечер, когда они разговаривали по душам, откровенно и просто, как это умеют мужчины. Жунид больше слушал и мысленно сопоставлял то, что рассказывал Дараев, со своим собственным житьем-бытьем. У Вадима было совсем другое. Жену он, видно, очень любил, и она платила ему такой же глубокой привязанностью.

Они долго не спали. Наконец Жунид заворочался и вздохнул.

— Я надоел тебе? — спросил Дараев.

— Что ты. Просто я тебе немножко завидую…

— В чем же?

— Не ладится у меня с Зулетой, Вадим.

Дараев был первым, кому Жунид без утайки рассказал все…

Газиза Дзыбова, действительно, можно было назвать красивым. Чуть выше среднего роста, стройный, с густыми вьющимися волосами и атлетическим торсом, он принадлежал к числу тех мужчин, которые отлично осведомлены о своих незаурядных качествах и знают себе цену.

Жунид почему-то сразу представил себе Газиза в роли Дон-Жуана. Выразительные черные глаза, обрамленные густыми ресницами, при случае могли принимать томно-разочарованный вид, как известно, магнетически действующий на девиц определенного сорта. Нос — прямой, с едва заметной горбинкой. Высокий лоб, красиво очерченный рот с полными чувственными губами. На подбородке — ямочка. Кожа на лице — белая, гладкая, как у юноши.

Одет он был по тем временам франтовато. Темно-синие бриджи, вправленные в новенькие хромовые сапоги, такого же цвета гимнастерка, туго перехваченная широким армейским ремнем.

Дзыбов в совершенстве владел русским языком, и Жунид с Вадимом решили учинить ему перекрестный допрос.

Держался он с достоинством и несколько насмешливо. Однако насмешливость эта была почти неуловимой. Словом, придраться было не к чему, даже если бы Жунид и хотел это сделать.

Допрашивали его в одной из комнат райотделения. Хаджиби Туков тоже хотел было присутствовать при допросе, но Жунид вежливо и твердо отклонил его просьбу.

Газиз сидел перед следователями в непринужденной позе, закинув ногу на ногу и, казалось, проявлял живейший интерес ко всему, что происходит в этой неуютной комнатке с двумя письменными столами, сейфом и выцветшей стенгазетой на стене.

Дараев начал первым, как было условлено.

— Ваше имя и фамилия?

— Газиз Хизирович Дзыбов… к вашим услугам, — охотно ответил Газиз.

— Род занятий?

— Поэт, с вашего позволения.

— Стихи, значит, пишете?

— Нет. Видите ли, я назвал себя поэтом несколько в другом смысле. Люди, по моему глубокому убеждению, делятся на две категории: одни воспринимают действительность такою, какова она есть, другие, в зависимости от своего настроения или вдохновения, если хотите, умеют расцветить мир любыми красками. Согласитесь, что последние имеют право хотя бы в мыслях причислять себя к поэтам…

— И вы включаете себя в их число? — спросил Дараев.

— Включаю — не то слово. Я ощущаю себя в их числе. К сожалению, таких людей значительно меньше, чем всех прочих, и их труднее найти. Впрочем, я оговорился: не к сожалению, а к счастью. Ведь избранные — это всегда те, которых меньше, не правда ли?

Он явно издевался над ними!

В глазах у Дараева уже вспыхнул было недобрый огонек, но Жунид незаметно положил ладонь ему на колено, показывая, что все идет, как полагается, и не следует нервничать.

— Вы правы, — любезно ответил Жунид. — Избранных действительно всегда меньше. Но если вникнуть в смысл глагола «избирать», то никогда не мешает поставить себе вопрос: кем избранных и для какой цели? Не станете же вы, например, отрицать, что преступников меньше, чем честных людей? Означает ли это, что преступники — избранные? Едва ли. Скорее — отверженные…

— Не скажите, — с интересом посмотрев на Жунида, ответил Дзыбов. — Я глубоко убежден, что если к этим отверженным, как вы говорите, добавить потенциальных преступников, которые не стали ими фактически по разным причинам, то честных людей не останется вовсе…

— А я убежден в обратном, — возразил Жунид. — Если разбудить в любом или почти любом преступнике его добрые начала, дремлющие, так сказать, то и он будет честным человеком. В общем, я привык смотреть на преступника как на потенциально честного человека… Но если вы не возражаете, мы покончим с этой, безусловно, любопытной дискуссией и возвратимся к делу. Я попрошу вас отвечать на вопросы коротко и ясно.

— Хорошо, — уже без иронии отозвался Дзыбов. — Спрашивайте, я готов отвечать.

— Сколько вам лет? — спросил Дараев.

— А это имеет значение?

— По-моему, мы договорились: вы отвечаете коротко и ясно.

— Виноват. Давняя привычка: не умею обходиться без лишних слов…

— Итак?

— Тридцать семь.

— Где вы учились?

— Ставропольская гимназия. Известная гимназия… — В голосе Газиза прозвучало сожаление. — И люди там были известные… Неверов, Юхотников… да мало ли.

— Вы именно ее закончили?

— Нет. Отец уехал из Ставрополя и забрал меня. Кончал гимназию я уже в Екатеринограде… мечтал стать юнкером…

— Чем вы занимались после революции?

— Традиционный вопрос. Знаете, мне столько раз его уже задавали, что…

— Короче, пожалуйста, — не дал ему разглагольствовать Жунид.

Дзыбов театрально развел руками, как бы призывая Дараева в свидетели, что он, Газиз, изо всех сил старается быть полезным, а ему в этом так недальновидно мешают.

— Видите ли, — сказал он, поиграв глазами, — я буду с вами откровенен: то, что происходило тогда вокруг, особого сочувствия у меня не вызывало… Сначала я просто болтался. Потом, когда отец погиб, я пытался поступить в вуз. Но к нам, белогвардейским сынкам, сами знаете, отношение было не слишком доверительное. Словом, меня не приняли… Кстати, прошу заметить: ни в каких оппозициях и прочем не участвовал. Я не знаю, зачем вы меня сюда вызвали, и не догадываюсь, но говорю это так, на всякий случай…

— Где вы были в ночь с двадцать первого на двадцать второе сентября? — будничным тоном спросил Жунид.