Штопая сердца - Мария Владимировна Карташева

Неба уже почти совсем не было видно, тучи наскакивали друг на друга, высекали искры молний, за которыми следовали рвущие тишину раскаты грома. Тесное пространство комнаты заполнили сумерки, и вскоре Глаша видела только пугающие цифры, страшный интерьер на экране и ту часть помещения, что подсвечивал телевизор.

— Андрей Матвеевич, как вы? — спросила обессиленная девушка, присаживаясь рядом.

Но мужчина не отвечал, Глаша коснулась его руки, и сердце её сжалось. Лопатин-старший горел в температурном бреду, он пытался что-то сказать, но у него лишь беззвучно шевелились губы.

— Как же нам выбраться отсюда? — в пустоту спросила Глафира и почувствовала, что у неё по щекам ползут слёзы.

За окнами началось погодное светопреставление, шквальный ливень заливал тонкие стёкла, красные цифры мелькали, и Глафира, подойдя к окну, просто стояла и смотрела в тёмную пустоту. Сейчас ей казалось, что уже можно струсить и попытаться как-то покончить с собственной жизнью. На её взгляд, это был лучший выбор, чем тот, который бы привёл её в подвал. И у Глаши сразу же промелькнуло воспоминание, как в склепе голос сказал, что она должна выбрать, чью жизнь отдать, но у неё получилось сбежать. То есть загадка с выходом решалась просто, нужно было перестать жить.

Глафира опустилась на пол, глянула на экран телевизора, подумала, что всегда делала неверные шаги, которые в результате привели её к страшному концу, и сейчас ей никто не может помочь. Зато она может остановить это безумие, и больше из-за неё никто не погибнет. Сейчас ей вспомнилось смеющееся лицо Ильи, его весёлый нрав и глаза, влюблённо смотревшие на неё.

— Вы отпустите Андрея Матвеевича, если я сделаю правильный выбор? — неожиданно для себя спросила Глафира.

Время сразу же сократилось на час и почти моментально отозвался голос:

— Да. Ты готова сдаться?

— Я просто знаю, что нужно делать. Вы остановите эту безумную игру, если я сейчас, — Глафира помолчала, — перестану жить?

Цифры снова поменялись, и теперь до часа икс оставалось всего два часа, но Глафире уже было всё равно. Ей показалось, что уже нет смысла дальше жить с такой раненой душой, как у неё. Для Глаши вдруг в один момент всё стало ясно: у неё просто нет другого выхода, потому что она всё равно теперь не ушла бы из следствия, но и оставаться не было возможности. Это был замкнутый круг, в котором она бы скакала как дрессированная белка, постоянно гонясь за теми, кто в угоду своей больной фантазии и чудовищному эгоизму играет чужими судьбами и решает, кому и когда умереть.

— Ладно, чем быстрее я решусь на это, тем скорее Андрей Матвеевич попадёт в больницу, — пробормотала девушка и громче добавила. — Только помните, вы обещали отвезти его в клинику.

— Безусловно. Ты что, правда собираешься покончить с собой? — насмешливо спросил голос.

— Да. — Глаша увидела, что цифры не убавились. — Вы забыли убрать ещё час моей жизни.

— Нет. Я же задал тебе вопрос. Поэтому в этот раз не засчитывается.

— Офигенные правила. Нужно было написать их на стене, — проговорила Глаша, с трудом вставая с пола.

— Хорошая мысль, я, пожалуй, так и сделаю.

— Уже поздно, мне точно не пригодится, — сказала девушка.

— Ну, кроме тебя, будут и другие, — отозвался голос.

— То есть вы не остановитесь?

Цифры снова пришли в движение, и Глаша поняла, что сейчас очень сглупила, потому что если она за последний час не придумает, как себя удалить из жизни, то она всё равно пойдёт в подвал, а ей этого отчаянно не хотелось.

— Нет, конечно, — фыркнул собеседник, — ещё чего. Это же так весело, играть в людей.

— Понятно.

Глаша зашла за ширму, намочила лежащую здесь тряпку водой, протёрла лоснящееся от пота лицо Андрея и приложила горлышко к его губам.

— Прощайте, — тихо сказала она. — Я хотя бы вас спасу, — на этих словах голос девушки сломался, спазм сдавил горло, и она не смогла больше вымолвить ни звука.

Глаша подошла к стеллажу, света от телевизора было достаточно, чтобы рассмотреть весь подручный материал, но здесь ничего не подходило для финального действия. Глафира начала заметно нервничать, она ещё раз обошла всё помещение, но не было ничего, что можно было бы использовать, а последний час тем временем перешёл на исчисление минут, которые истекали гораздо быстрее. Глашу привлекло движение на экране, она увидела, что в подвал зашёл мужчина и начал проверять расставленное оборудование. У девушки нехорошо сжалось сердце, она бешено обозрела глазами пространство, схватила стул и со всей силы швырнула в окно: так хотя бы можно было себе вскрыть вены, но стёкла оказались противоударными, и запущенная мебель просто разлетелась в щепки. У Глафиры ухало сердце, бешено скакали мысли, а картинка на экране расцветала шумом включаемых пил, жёстко звенели развешиваемые наручники, блестели в свете лампочек клинки раскладываемых ножей.

— Нет, пожалуйста, нет, — шептала девушка, утирая мокрое от льющихся слёз лицо.

Вдруг взгляд Глаши упал на шнур, на котором держалась ветхая тряпочная стенка ширмы, он был достаточно длинный, чтобы сделать из него петлю. Девушка лихорадочно оттащила деревянную конструкцию, содрала заскорузлый от пыли материал, вырвала верёвку из гнезда, где она покоилась и стала оглядываться в поисках места, куда её можно прикрепить.

— У вас осталось тридцать минут, — вдруг проговорил механический женский голос, и к минутам на экране прибавились быстро скачущие секунды.

Глаша металась по комнате с верёвкой в руках, пока наконец не заметила, что стеллаж крепится не только к полу, но и к потолку и верёвку можно было приладить к верхней балке. Проворно забравшись по полкам, она быстро попробовала балку на прочность, спрыгнула вниз и начала думать, как сделать удушающий узел. И сейчас Глаша поняла, что это только в кино и книгах все суицидники как один знают, как это сделать. На практике всё было гораздо сложнее. Кое-как девушка сделала узел, который постоянно соскальзывал, потом намотала его себе на шею и полезла снова на стеллаж, чтобы привязать другой конец верёвки. Зацепившись рукавом за ломаный край полки, она неловко повернулась и рухнула вниз почти с самого верха. Летящий за ней скарб стал падать на неё, задел висящую на стене картину, и полотно больно ударило рамой Глафиру прямо по лицу. И в этот момент у девушки словно наступило прозрение. Она вспомнила, что ещё в квартире Нефёдовой было такое же сочетание: картина с сельским пейзажем, а под ней музыкальный инструмент, и там пряталась дверь. Глаша увидела пугающую цифру двадцать минут,