Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин

Ознакомительный фрагмент

Жора уже выставил на парапете потрясающие свои изделия, в черной его сумке наверняка затаилась бутылка мадеры. Слава Ложко уже расхаживает среди торговцев, призывая их внести лепту на поддержание порядка на знаменитом побережье.

Я развернулся и пошел в обратную сторону, в Коктебель. По обочинам сидели бабки, лузгали семечки и судачили о наступивших тягостных временах. Прямо на асфальте стояли плакатики, бабки предлагали жилье – у моря, под ключ, вас могли принять с семьей, в одиночку, с девушкой и с другом, с собакой и крокодилом. И документов не спросят, хотя, конечно, и поворчат, пожалуются на строгость порядков – все–таки другое государство.

В безлюдные места я пришел сознательно, проверить – не идет ли кто за мной, не вызываю ли я у кого интереса болезненного и пристального.

Вроде обошлось, вроде никто не устремился за мной следом. Мимо проносились машины на Феодосию, на Судак, в Симферополь, Джанкой – бойкая дорога шла через Коктебель, куда угодно можно было рвануть, хоть в Керчь и дальше на Кавказ, хоть на Азовское море и дальше на Украину.

Южный базар раскинулся по обе стороны дороги и не закрывался, кажется, всю ночь – при фонарях торговали, спали тут же в машинах, отдавали за бесценок персики, груши, дыни, арбузы, домашнее вино, поддельный коньяк, жареную осетрину.

Жора оказался на месте. Рядом две девицы похотливо хихикали, показывая юными своими пальчиками на очередной шедевр.

– А можно, мы сфотографируемся с… с ним? – спросила девушка побойчее.

– Можно, – кивнул Жора равнодушно – с подобными просьбами к нему обращались постоянно.

Что тут началось! Девушки попеременно брали изваяние в руки, прижимали к обнаженным грудям, засовывали в волосы, целовали и заталкивали себе в рот! Пока одна все это проделывала, возбужденно сверкая глазками, вторая беспрестанно щелкала «мыльницей». Не выдержав этой каменной оргии, Жора отвернулся к парапету, налил в стакан мадеры и выпил, не закусывая. Обернулся он от моря, когда изваяние уже стояло на месте, а девицы, толкая друг дружку локтями, удалялись по набережной.

– Во дают, а! – озадаченно проговорил Жора. – Ужас и кошмар! Можно представить, как они ведут себя с более естественными приспособлениями! Все произведение заслюнявили!

– Если спишь в чужой постели, – проговорил я бессмертные Жорины строки, – значит… Сам понимаешь, где находишься!

«Мыльница», которой только что орудовали несозревшие еще красавицы, напомнила мне об одном незавершенном деле. В вестибюле столовой Дома творчества расположился киоск фотоуслуг, украшенный красно–золотистой «кодаковской» рекламой. Два дня назад я сдал пленку, и уже, наверно, были готовы снимки со следами, оставленными каким–то придурком в моем номере.

Снимки получились отличными – четкими, резкими, и все особенности преступной подошвы отпечатались даже в цвете.

– Любимая женщина? – спросил Жора, увидев меня со снимками.

– Вроде того, – я сунул снимки в карман. – Кстати, о любимой женщине… Жанна не появлялась?

– Третий день не вижу. Может, уехала? Загорела она достаточно, пора и честь знать, а?

– А ручкой помахать? – спросил я. – А бутылку поставить отвальную? А в щечку поцеловать?

– Она ничего этого не сделала? – ужаснулся Жора. – В Коктебеле так себя не ведут. Что–то мне этот мужик все на глаза попадается. – Жора пристально всмотрелся в толпу. – Загорать не загорает, мадеру не пьет, к каберне тоже равнодушен. И к бабам не пристает. Ходит туда–сюда и глазами зыркает. Не наш это человек. Поганый он.

– Где? Покажи!

– Прошел только что… Как только появится, прямо пальцем в него ткну. И одет как–то…

– Как?

– Слишком серьезно. Здесь так не одеваются, если вообще одеваются. Брюки, видишь ли, на нем, туфли… Как–то даже при галстуке появился. Правда, дождь шел. Для меня ясно – или дурак, или больной. Как хохлы говорят… Якщо людина не пье, то або вона хвора, або падлюка. Как насчет мадеры?

– Глоточек можно.

Жора щедро налил в стакан золотистого вина.

– Грушей закусишь?

– Давай грушу.

На набережной явно было заметно наступление бархатного сезона – среди гуляющих зачастили старички и старушки, исчезли юные мамаши с детишками. Глупые отцы семейств, отправляя жен с детьми в Коктебель, видимо, простодушно полагали, что присутствие дитяти убережет бабу от поведения рискового и безнравственного. Простодушные люди! Дите не уберегает, оно способствует.

Постепенно стемнело.

Площадь осветилась многочисленными огнями, свечами, какими–то странными приспособлениями, которые горели сами по себе и даже давали какой–то свет. У Жоры не было фонаря, и он не мог осветить тусклые в полумраке свои произведения. И потому, едва сгущались сумерки, молча и даже с какой–то обреченностью складывал нераскупленные поделки в черную клеенчатую сумку.

– Тебе надо больше внимания уделить изображению человеческих гениталий, – сказал я ему. – Видел, как радовались эти лишенные мужского внимания юные девочки!

– Знаю я этих девочек, – проворчал Жора. – Они здесь с мая по октябрь шастают. Потом перебираются в Феодосию к мясокомбинату.

– А почему к мясокомбинату?

– Место встречи, которое изменить нельзя. И цены возле мясокомбината самые доступные. Клиенты туда на машинах не приезжают, на автобусах в основном. Остановка так и называется – «Мясокомбинат», – продолжал ворчать Жора.

– И какова же цена?

– Десять гривен. Если трезвый, можешь и за пять уговорить.

– Но над моим предложением ты все–таки подумай.

– Уже подумал. Три изделия в работе. В разной степени готовности. С различными психологическими характеристиками.

– Ты считаешь, что у этих изделий есть психология?! – ошарашенно спросил я.

– Обязательно. Вот с предыдущим членом никто не хотел фотографироваться. А от этого людей оторвать невозможно. Особенно женщин. Мужчины стыдятся.

– Почему?

– Рядом с ним они чувствуют себя неполноценными. И понимают – ничего изменить нельзя, это уже навсегда. Слушай, пошли в «Икс».

– А что это такое?

– Друг мой! Быть в Коктебеле и не знать, что такое «Икс»?! Это непростительно. Любимая моя кафешка. Там меня любят, балуют, позволяют на ночь оставлять мои произведения, и заметь – не воруют. А в других местах воруют. Недавно я заснул от усталости на набережной, и у меня среди ночи украли целую сумку моих произведений. Хотя я об этом уже рассказывал. А кроме того, в «Иксе» могут в долг дать бутылку коньяку. У тебя есть где–нибудь на земле место, где тебе без денег дали бы бутылку коньяку? – требовательно спросил Жора.

– Честно говоря… нет, – признался я, мысленно окинув побережья Греции, Кипра, Крита, Испании, промелькнули берега еще каких–то стран и островов. И я вынужден был честно признаться: – Нет у меня такого места.

– А у меня есть, – сказал Жора и вдруг перебил сам себя: – Вон тот чудной мужик. Не то хворый, не то падлюка. Не исключено, что