Мороз и пепел - Ингер Вольф

очень естественна в движениях души и тела и отдавалась ему с необычайной искренностью и ненасытностью. Но до него довольно быстро дошло, что он не в силах дать ей ощущения общности и близости, в котором она нуждалась. На прощание она произнесла слова, давшие название одной из композиций «Инкубуса». Goodbye. Nice to know you[16].

Что-то в сидящей напротив женщине пробудило в Трокиче любопытство. Похоже, на данный момент у нее не было мужчины, но при этом она никоим образом не проявляла желания обзавестись им в его лице. Обычно женщина взглядом или каким-то иным способом старается обратить внимание собеседника на свою женскую сущность. Не то чтобы Трокича задевало, что она не проявляла по отношению к нему ничего большего, чем обычный человеческий интерес. Прошло совсем немного времени после расставания с юристкой, и он вполне мог бы без этого большего обойтись, но все же… Возможно, она не во все свои дела его посвятила. Умолчала, к примеру, о несчастной любви. А может, ей вообще сейчас мужчина не нужен. Все же надо признать, что серьезные отношения сильно осложняют жизнь. А может, ее мужчины вообще не интересуют, может, она лесбиянка или бисексуалка, или как там они еще называются. Он украдкой перевел взгляд с ее лица на две приятные округлости под черной хлопковой блузкой. Казалось бы, чего проще спросить напрямик, но нет, такие банальные действия вызывали у него состояние, близкое к панике.

– Как продвигается диплом? – спросил он, чтобы как-то начать разговор.

– Пребываю в ожидании серьезного прорыва, – подмигнула Сисель. – Вдруг, думаю, он ко мне на стол с неба свалится.

Заказ принесли быстро. Официантка поставила перед ней тарелку с огромной порцией салата. Трокичу достался клубный сэндвич.

– А почему ты морской археологией занялась? Или тебе на суше неинтересно?

– Интересно, конечно, я в раскопках на суше иногда тоже участвую. Особенно когда в этих краях что-нибудь исследуем. Всегда, когда начинается новое строительство или где-то копают, что-нибудь непременно попадается прекрасное. Ну вот, когда возле храма Богоматери деревья высаживали, наткнулись на могилу двух– или трехлетнего мальчика, который умер от рахита.

– Ну и возле речки, я думаю, тоже?

– Точно. Когда берега укрепляли, нашли остатки старых береговых укреплений и какой-то конструкции, возможно, бывшей пристани. Но самое захватывающее – это когда находим что-то из времен викингов. К примеру, их хижины. Такое ощущение, будто время пронизывает тебя. Или словно оно вдруг исчезает. Вся история того периода лежит у нас под ногами.

– В общем, мы с тобой оба копаемся в прошлом, ищем вчерашний день, – подытожил Трокич, гоняя по тарелке остатки сэндвича.

– И находим следы, – подыграла ему Сисель и впервые взглянула на него с искоркой в глазах. – Кстати, насчет следов. Как продвигается расследование?

– Через пень-колоду.

– История повторяется, надо же…

– Не понял, ты о чем?

– Ну как же, опять тело мальчика нашли в речке.

– Я, наверное, не в курсе, просвети.

Сисель отложила нож и вилку и вытерла рот салфеткой.

– Это очень давно было. В речке нашли тело мальчика.

– В Гибер О?

– Ну да.

Она скользнула взглядом по красным стенам, увешанным французскими постерами.

– Кажется, это случилось в начале семидесятых. Точнее не скажу. Полиция утверждала, что мальчик покончил с собой, бедный ребенок. Такая вот трагедия. Ему и одиннадцати не было. Слишком мало, чтобы лишать себя жизни. Многие тогда поражались. Это еще до моего рождения произошло. Мама мне об этом рассказывала.

– Я раньше об этом не слышал. А как звали мальчика?

– Имени я не помню. Кажется, на «ай» начинается.

Припоминая, она устремила взгляд куда-то вдаль.

– Айвинд или Айгиль, не помню точно. Поначалу его смерть вызвала массу подозрений. В городе только об этом и говорили. Ну как сейчас. Народ возмущался. Мама рассказывала, что даже его родителей подозревали в гибели их сына. Потом еще кого-то. Настоящую охоту на ведьм устроили. Но в конце концов остановились на версии о самоубийстве. Родители его из города уехали. А больше мне ничего и неизвестно.

Трокич пригубил свою газировку. Случайное совпадение?

Или нет? Какие могут быть случайные совпадения, когда речь идет об убийстве.

Он дожевал сэндвич, ощущая, как в нем нарастает беспокойство.

– Мне нужно заехать в управление. Дело, о котором ты рассказала, может, и не имеет ничего общего с нынешним, но нужно проверить.

32

Трокич по телефону попросил помощницу отыскать в архивах полиции и муниципалитета все возможные материалы о самоубийстве в Морслете мальчика, который утонул в речке. Когда в начале третьего он с ужасающей головной болью, равной которой не помнил со времен жуткого похмелья, настигшего его после развала группы «Аудиослейв», вошел в свой кабинет, на письменном столе лежала папка с делом и отдельно какая-то справка.

Вооруженный чашкой кофе и двумя полученными от помощницы таблетками панадола, он принялся читать отчет о давней трагедии.

Он просмотрел пару строк и сразу вспомнил, что где-то уже встречал эту фамилию. Айгиль Риисе – так звали самоубийцу. Неужели тот погибший мальчик приходился братом Йонне Риисе, соседке Лукаса?

Айгиль Риисе родился в 1962 году в семье юных Ханса и Тове Риисе. Матери едва исполнилось семнадцать, отцу – девятнадцать. Отец впоследствии учительствовал в школе, мать же стала домохозяйкой.

Трокич пролистал дело и остановился на полицейском отчете от третьего марта 1973 года. Значит, Айгилю только-только исполнилось одиннадцать лет. Трокич сделал глоток кофе и задумался. Совпадение? Если бы они жили в разных концах города, он бы, может, и поверил в это. Но они жили рядом. Риисе и Мёрки были соседями. Трокич продолжил чтение. Какой-то краевед в тот день проводил там экскурсию. В шестнадцать часов двадцать две минуты он позвонил в службу спасения, сказал, что звонит из дома на берегу и что в реке, кажется, лежит детский труп. Прибывшие по вызову полицейские констатировали, что Айгиль утонул. Они недоумевали, как такое возможно в речке, где вода не везде даже до колена доходит. Внимание Трокича привлекла фамилия оперативника, подписавшего протокол. Он несколько секунд на нее таращился, потом торопливо позвонил Лизе.

– Бент Корнелиус тебе случайно не родственник?

– Я вообще-то в Амстердаме, если вы забыли, и звоните вы мне на мобильный. Но да, это двоюродный брат моего отца. А что случилось?

– Понимаешь, я тут с одним делом сижу – и вижу знакомую фамилию. Он еще работает? Я его почему-то совсем не знаю.

– Он еще в прошлом веке ушел в отставку, в девяносто втором году, задолго до нашего появления в управлении в Орхусе.