Алексей Ракитин - Бриллиантовый маятник

Покинув уборную на вокзале, он направился на Гончарную улицу. Дементий сказал, что незнакомка направилась в ссудную кассу в «самом начале Гончарной», причём фамилии владельца он не помнил, то ли это был еврей, то ли поляк. Стало быть, эта касса имела вывеску, которую извозчик мог видеть с улицы. Момент сей представлялся немаловажным, поскольку далеко не все ростовщики афишировали свои услуги подобным образом. Многие из них работали только с хорошо знакомой клиентурой; попасть в контору такого ростовщика можно было только по слову — паролю или указав лицо, сообщившее адрес. Такие дельцы, понятное дело, вывесок не вешали никогда… Итак, ростовщическая контора в начале Гончарной. Нумерация домов по этой улице начиналась от Знаменской площади. Это означало, что нужная Шумилину касса находилась где — то совсем недалеко.

Среди владельцев ссудных касс и ломбардов было немало людей с криминальным прошлым или крепкими криминальными связями; многие из них не брезговали скупать краденое, хотя это запрещалось правилами и преследовалось законом. Но дух стяжания, который витал над этими заведениями, зачастую оказывался сильнее любых запретов. Понятно, что лишние встречи с полицией не входили в планы ростовщиков и всегда несли с собою потенциальную угрозу бизнесу. Но если ростовщику от полицейского невозможно было отмахнуться, то от человека «со стороны», который суётся с разными лишними вопросами — запросто. Поэтому Шумилову в предстоящем разговоре следовало соблюсти определённый баланс: с одной стороны, не позволить владельцу кассы уклониться от ответов, а с другой, не нарваться на категорический отказ от разговора. Помощь ростовщика могла оказаться весьма существенной, ведь на закладных квитанциях указывалось имя закладчика. А зто был реальный шанс разыскать меняющую внешность женщину.

Шумилову довольно быстро удалось найти нужную ссудную кассу. Она действительно располагалась в самом начале Гончарной, буквально во втором от Знаменской площади доме. Рука на вывеске с вытянутым указательным пальцем показывала во внутренний двор, а текст гласил, что у «Б. Березовского всегда отличный процент». Шумилов зашёл туда, куда вёл его указательный палец. Двор оказался тесен, грязен и к тому же заставлен штабелями ящиков из — под винных бутылок. Высокое крыльцо с коваными железными перилами и таким же козырьком над ним свидетельствовали о том, что именно здесь находится вход в контору ростовщика. Шумилов позвонил в колокольчик. В двери распахнулось небольшое, в вершок, окошко, забранное для пущей безопасности железными прутьями. Через него на Шумилова глянули два угольно — чёрных глаза под такими же угольно — чёрными бровями.

— Что у вас? — спросил глухой голос.

— У меня разговор к господину владельцу кассы, — как можно миролюбивее ответил Шумилов, — Я работаю помощником присяжного поверенного Карабчевского. Вот моя визитка.

— Подайте в окошко, — обладатель чёрных глаз и бровей несколько секунд изучал полученную карточку, — Тут написано, что Вы — юрист «Общества поземельного взаимнаго кредита»… И ничего не сказано о том, что Вы — помощник Карабчевского.

— Совершенно верно, — согласился Шумилов, — Кроме того, там ничего не сказано о том, что в настоящее время Карабчевский работает по делу об убийстве ребёнка и я, соответственно, тоже и при попытке препятствия нашей деятельности мы обратимся в полицию с требованием официального допроса хозяина этой кассы. Так вот, хотя об этом на визитке ничего не написано, я сейчас заявляю Вам это устно.

— Вы меня, милостивый государь, никак пугать вздумали, — изрёк голос после мгновенного замешательства.

— Ни в коем случае. Я лишь сообщаю Вам, что хотел бы поговорить с господином владельцем кассы.

— Подождите, не уходите.

Окошко захлопнулось. Примерно с минуту Шумилов стоял на крыльце в полном одиночестве. Затем дверь распахнулась, и здоровенный детина за порогом, ткнув пальцем куда — то себе за спину, проговорил:

— Пройдите прямо по коридору, никуда не сворачивая, там комната… Господин Березовский поговорит с Вами.

— Благодарю, — Шумилов кивнул охраннику.

Он миновал прихожую, оттуда попал в душный, пропахший пылью и мышами, коридор, прошёл мимо трёх закрытых дверей и, наконец, очутился в помещении, бывшем собственно ссудной кассой. Посреди комнаты стоял письменный стол, на котором красовалась одна — единственная амбарная книга, а вдоль стен располагались две стеклянные витрины и два закрытых шкафа. В витринах лежали какие — то безделушки. Навстречу Шумилову из — за стола поднялся Березовский, одетый неожиданно прилично для такого места и времени. Ростовщик был немолод, в чёрном сюртуке и бабочке он походил на государственного служащего, нежели торговца долгами.

— Вы из полиции? — был его первый вопрос.

— Нет. Я уже объяснил человеку на дверях, что работаю по особым поручениям присяжного поверенного Карабчевского, — уклончиво ответил Алексей Иванович, — Мне необходима ваша помощь. Надо ли говорить, что в Ваших же интересах снять с себя все подозрения в сотрудничестве с неблагонадёжным лицом.

— Анзор мне сказал, будто Вы упомянули об убийстве ребёнка… Речь на самом деле идёт об убийстве или это только предлог, чтобы попасть сюда? — уточнил ростовщик.

— Да, на самом деле Карабчевский сейчас занят делом об убийстве ребёнка.

— Простите за нескромный вопрос, возможно, я вторгаюсь в запретную область, но… не идёт ли, часом, речь о гибели девочки в кассе Мироновича?

Шумилов заколебался с ответом, но решил вести разговор начистоту:

— Да, господин Березовский, присяжный поверенный Карабчевский работает как раз по этому делу.

— Понятно. Что бы Вы хотели знать?

— Вы помните, две недели назад, это был субботний вечер 27 августа, к вам приходила женщина лет 25–30, в клетчатой юбке, с зонтиком?

Хозяин кассы озадаченно посмотрел на Шумилова, жестом пригласил его сесть на стул возле стола и сам расположился на другом стуле.

— Да, была такая, прекрасно её помню. Приехала она поздно, я уж закрываться хотел.

— Скажите, а Вы лицо её рассмотрели?

— Да не особенно, на ней была маленькая черная шляпка с густой вуалью. По голосу и по фигуре было понятно, что молода, но и только. Многие дамы, посещая ростовщика, стремятся остаться неузнанными…

— А волосы? Какого цвета были волосы?

— Не могу сказать, уж не обессудьте. Уже вечерело, лампа у меня коптит, Вы сами видите, да я и не особенно разглядывал.

— И что эта дамочка закладывала?

— Хотела заложить часы и золотой лом — сережки сплющенные. Я часы был готов принять, а от лома отказался. У нас здесь, знаете, место неспокойное — вокзал рядом, малин по Лиговке хватает. Карманники часто ворованные вещи расплющивают, чтоб не опознать было, и в таком виде предлагают. Но это, уж извините, не мой профиль. Да и зачем мне неприятностей на свою голову наживать? Хотя эта дамочка и не похожа была на карманницу, да только кто ж это может доподлинно знать? Мастеров такого профиля в столице выше крыши! Я ей и говорю: «Часы возьму под 6 рублей и 15 % в месяц, а золотишко — нет». Она ни в какую, говорит, хочу непременно вместе сдать. Тогда я ей и говорю, дескать, езжайте на Итальянскую, там живет дантист один, он лом принимает, дал ей адрес. Только, говорю, для визитов уже поздновато.

— Адрес дантиста можете мне сообщить?

— Да, конечно, — ростовщик извлёк из стола четвертинку белой бумаги, чиркнул на ней несколько слов и подал Шумилову.

— И эта дамочка не назвалась? — уточнил Шумилов, — Адрес проживания нигде не указала?

— Да говорю же: у нас до закладной дело не дошло. Она взяла адрес протезиста и ушла.

— Скажите, а как она вам показалась? в каком настроении была?

— Решительная барышня, быстрая. Худые, они как правило шебутные и бойкие. Я ей когда адрес протягивал, говорю: «Сегодня уже поздно, должно быть, лучше завтра к нему», а она бумагу из руки выдернула и говорит уже на ходу: «Мне очень надо». И ушла.

— Скажите, а сумка у неё была?

— Дайте припомнить… Да, конечно, она же свои вещички как раз из сумки доставала. Черная такая, с костяными ручками. У нее еще замок заело, и она его дернула в сердцах.

— А вы наблюдательны! — похвалил Алексей Иванович.

— А как же иначе? Смотришь, как человек с вещичками своими обращается, как иной раз руки дрожат, и сразу понимаешь, что его привело и чем он живет.

— А ту дамочку что, по — вашему, привело?

— Не очень понятно. С одной стороны видно, что особых средств у неё действительно нет, но с другой стороны, при крайней нужде человек должен был бы заложить часы. А ей, вишь ли, непременно надо было сдать в паре с ломом. Хотя по — любому, лом этот на много не потянет. Ему красная цена рубль. Непонятно, почему она отказалась.