Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

С такими чокнутыми родителями…

Они никогда не говорили о ней. Что она делает в жизни? Вкалывает где-то в Англии — это он помнил. Что-то такое говорилось в связи c консульством. Если бы в гостиной не было ее фотографий, он бы и не догадался о ее существовании.

Как-то раз он внимательно рассмотрел эти снимки. Эта девушка, Камилла, была миленькой. Очень похожей на свою мать. Красивые светлые глаза. Крохотные пятнышки румянца на щеках. «Вроде блондинистые» волосы — он не знал точного обозначения этого оттенка — с отблесками рыжего.

На нее нечего надеяться, это точно. Вряд ли она в один прекрасный день вбежит с криком: «Здравствуй, мама, здравствуй, папа, а я решила вам сделать маленький сюрприз!»

Вассеры всегда были здесь одни, и лишь его присутствие придавало хоть немного жизни этому дому, слишком большому для них двоих.

Брайан снова подумал о словах мадам Вассер, обращенных к нему: «Ваша поспешность, с которой вы решили нас оставить! Что на вас нашло? Вы меня разочаровали…»

Это не входило в ее планы! Хорошо: ей не понравилось, что он уезжает так быстро и предупредил ее об этом в последний момент. Но, черт возьми, разве это причина так поступать с ним?

А если она просто-напросто сошла с ума? Может быть, она сейчас придет в себя, поймет, что натворила, и с хныканьем вернется к нему…

Но тут дверь начала открываться, и Брайан почти успокоился.

В конце концов, он прекрасно пожил здесь. «Покормлен, устроен, выбелен», как говорила его мать. Она часто это повторяла, когда они с братьями лениво валялись на диване перед телевизором, что ужасно ее злило. «Выбелен». Он так и не узнал, что это слово означает на самом деле. Он представлял себе, что его лицо для чистоты натирают кусочком мела. В этом была вся его мать. Они всегда чувствовали, что являются для нее тяжким бременем. Брайан был уверен: она считала, что заслужила себе памятник при жизни только за то, что занималась своими сыновьями. Часто они думали, что они не ее дети, а соседкины, за которыми она скрепя сердце согласилась иногда присматривать.

Да, по сравнению с той жизнью здесь он был просто как на курорте. Но он поклялся себе никогда не пускать корни. Он не мог идти на такой большой риск. Он знал, что в таком случае рано или поздно привлечет к себе внимание…

Два месяца… Так долго оставаться было уже безумием… Родители, братья… Он ни разу не связывался с ними с того самого дня, как собрал чемоданы.

Первое, что он сделал, — это выкинул свой мобильник в мусорный контейнер и купил себе дешевенький телефон с широкой зоной охвата и возможностью заранее вносить плату. Он был знаком со множеством телефонных марок и знал, что полицейские могут за несколько часов засечь местоположение мобильника, даже если по нему не звонить.

Отчаянный поступок. Его отъезд был отчаянным поступком.

Он сделал это из страха перед тем, что с ним может произойти. Он опасался заранее, и этого оказалось достаточно. Мысленно он еще видел камеру: настоящую, в полицейском участке. Лужица свернувшейся крови на полу… высохшие пятна блевотины… запах моющих средств, который быстро исчез…

Он стоял голый, с раздвинутыми ногами, положив руки на стену, а его подвергали ужасному обыску… Бесконечные вопросы, полицейский, который печатал на клавиатуре двумя пальцами, пластиковый стул, надоевший до судорог…

Не думай об этом, блин, у тебя сейчас другие проблемы!

Ему удалось ускользнуть со всеми своими накоплениями. Четыре тысячи евро. Совсем неплохо.

С деньгами, которые дали ему Вассеры, он надеялся зажить как следует. Например, отправиться за границу. Его хороший друг детства устроился в Аргентине и вкалывает в ресторане в Буэнос-Айреса… Антонио… Друг со школьных времен, с которым они были неразлучны, как рубашка и штаны… Единственное, чего Брайан не знал, — как выехать из страны, чтобы не сцапали в аэропорту…

Ты бредишь, приятель! Мысленно ты садишься на самолет, а на самом деле торчишь в этом погребе!

Вывод напрашивался сам собой.

Никто не забеспокоится по поводу его исчезновения по той простой причине, что он и не исчезал.

По крайней мере, не в том смысле, в каком ему хотелось бы.

Брайан снова подумал о матери и о еще одном ее излюбленном выражении: «Главное, не влипай больше во всякие истории!»

Судя по всему, у нее был своего рода пророческий дар. Каждый раз, когда она произносила эти слова, он вмешивался в какую-нибудь потасовку или получал дисциплинарное взыскание за то, что курил в туалете колледжа.

Сидя на матрасе и уставившись в пустоту, он сказал себе, что на этот раз он точно влип в очень дерьмовую историю.

4

— Перестаньте ребячиться. Вы должны покушать, вам надо набраться сил.

Скорее сдохнуть…

В то же время он был в состоянии проглотить что угодно, лишь бы заткнуть огромную дыру, пожирающую его желудок, и в конце концов едва не подавился своими слюнями.

Он спросил себя, сколько времени ничего не ел. Наверно, сорок восемь часов…

Стоящий прямо на полу с другой стороны решетки пластиковый контейнер был доверху наполнен тушеным мясом с овощами. Вероятно, остатки блюда, которое эта ненормальная подавала вчера на ужин.

Он не стал пить пиво, которое она ему принесла. Это доставило бы ей слишком большое удовольствие… В любом случае ему этого не хотелось.

Никакой стеклянной посуды… Только пластиковый стаканчик. Чего она боится? Что он попытается сделать с собой что-нибудь нехорошее?

Успокойся, у меня нет никакого желания покидать этот старый мир…

Или сделать что-нибудь нехорошее с ней?

А ведь на это я вполне способен…

Брайан продолжал неподвижно сидеть на матрасе.

— Я не буду есть, пока вы не откроете мне эту чертову дверь!

Даже не глядя на свою тюремщицу, он легко мог представить себе ее неодобрительный вид.

— Мне не нравится, когда вы так грубо разговариваете! Раньше вы такого себе не позволяли.

Раньше я не был заперт в погребе!

Он быстро понял, что оскорблять ее тоже без толку. Единственное, что, ему удалось, — это немного спустить пар. Брайан попробовал было, когда она пришла в следующий раз, но та будто оглохла. Чем бы дитя ни тешилось…

— Кушайте, Людовик. Знаю: вам нравится все, что я для вас приготовила. Помните, что вы мне тогда сказали: «моя мать любит готовить, но у нее никогда не получалось так хорошо, как у вас».

Нет, он об этом уже не помнил.

Когда его угораздило сказать эту глупость? Неделю назад? Месяц? Два месяца? В любом случае его мать почти никогда не готовила. У них чаще всего были макароны и самые дешевые замороженные блюда. Или что-нибудь жирное и сладкое, из-за чего отец поправился на двадцать килограмм. В их семье Брайан был единственным, кто оставался худым, как гвоздь.

Что она делала, чтобы вспомнить фразы вроде этой? Или записывала в тетрадочку все, что он говорил?

Брайан проглотил слюну, заливавшую ему горло. Как будто едкая жидкость, которая поднимается у него из желудка, будто грязная вода из засорившейся канализации.

— Почему вы так со мной поступаете? Я не сделал вам ничего плохого…

На этот раз голос его был спокойным и ровным, без всякой злобы. Он не мог понять, каким образом ситуация могла настолько выйти из-под контроля. Как все могло так резко измениться, причем незаметно для него самого.

— О нет, Людовик, сделали. Скорее всего, сами того не желая…

Но у него не было никакого желания возобновлять поток безумных упреков. Надо попробовать новый метод.

— Клянусь вам, мадам Вассер: если вы сейчас позволите мне уйти, я никому ничего не скажу. Я уеду, и вы никогда больше не услышите обо мне. Я не пойду в полицию и не сделаю ничего в таком роде. У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Вы столько сделали для меня, и ничто не сможет заставить меня это забыть. Но давайте покончим с этим… Вы совершили ошибку, такое может случиться с каждым человеком…