Б. Седов - Знахарь. Путевка в «Кресты»

— Что такое? — насторожился я.

Один из тех воров, которые сейчас находились в «спальне» смотрящего, радостно хохотнул, а Костя Араб состроил на роже торжественную мину и пнул ногой одну из шконок.

— Карман откинется послезавтра. Переедешь на его место. При мне будешь поближе. На маляву, ту, что привез ты с собой из «Крестов», подтверждение подогнали сегодня. Так что все чики-чики. Садись, давай шамать.

Я улыбнулся. И облегченно вздохнул. И, не заставляя себя второй раз приглашать, по-хозяйски устроился за столом, установленным в «спальне». Вот так — впервые за три месяца.

Проклятье! И как же много времени ушло на проверку моего «мандата», выданного в Питере!

Глава 3. Мандат из «Крестов»

В день прибытия на зону после тщательнейшего шмона я первым делом побежал на дальняк и избавился от малявы, которую мне дали с собой в «Крестах». Я не знал, ни от кого она, ни что в ней написано. Единственное, что мне было ясно, так это то, что это мой паспорт, мой мандат, моя характеристика. И я надеялся, что неплохая.

Малява представляла собой небольшой листок тонкой бумаги, туго скрученный в трубочку и запаянный в целлофан, и напоминала обычную капсулу с лекарством, разве что немного побольше размером. Из «Крестов» я ее вынес во рту, готовый в любой момент проглотить, а потом снова вывести наружу самым естественным путем. Но никто ни тогда, ни на этапе особого интереса ко мне не проявлял, а если и шмонали, то очень поверхностно. Так что глотать маляву пришлось лишь тогда, когда я уже прибыл в Ижму. Но этап продержали в трюме баржи, на которой нас сплавляли вниз по одноименной реке от железной дороги в Ухте, еще целые сутки, прежде чем всех рассовали по местным зонам. И я начал уже опасаться, не поторопился ли заглотить свою бесценную «капсулу». А ну как не выдержу, и в результате придется вылавливать ее из вонючей параши. Б-р-р!

Но все оказалось нормальным. Все оказалось даже и к лучшему…

Я тщательно отмыл маляву под краном, а уже через пару часов, зажав ее в кулаке, заявился к смотрящему зоной.

— Чего тебе? — нелюбезно встретил меня в дверях в «спальню» невысокий поджарый типчик с рожей маньяка из голливудских триллеров. Я молча отодвинул его в сторонку, вошел и остановился возле сидевшего за столом Кости Араба. Отодвинутый в сторону типчик что-то злобно прошипел мне вослед, но никаких других действий предпринять не решился. Если кто-то из новых так решительно врывается в гости к смотрящему, значит, имеет на это право. А если окажется, что не имеет…

Для меня во всех отношениях было бы лучше, если бы Костя Араб расценил причину моего такого вторжения как обоснованную.

Это был крепкий мужчина лет пятидесяти с совершенно седой головой и темным от вечного несмываемого загара лицом. Контраст этот настолько бросался в глаза, что, общаясь со смотрящим, трудно было отделаться от впечатления, что разглядываешь негатив. На этапе я слышал от мужиков, что Араб наполовину лезгин, наполовину русский. А в Ижму его этапировали из Самары, где он держал воровской общак.

— Чего тебе? — бросил он на меня безразличный взгляд и отвернулся. В этот момент он был занят важнейшим делом, а именно, вычищал спичкой грязь у себя из-под ногтей.

Я молча положил перед ним на стол маляву. За это смотрящий одарил меня еще одним мимолетным взглядом.

— Присядь, — кивнул он в сторону красивого стула с резной спинкой, явно ручной работы. Я присел, а Араб взял с подоконника лезвие бритвы и занялся капсулой, которую еще три часа назад безуспешно пытался переварить мой желудок. — Обзовись, что ли, — недовольно пробурчал смотрящий, сдирая несколько слоев целлофана, в который была обернута записка. — А то вломился. Кармана вон всего на измены поставил.

— Из Питера я. Костоправ. Братва Костой зовет. По сто пятой сюда.

— Костоправ… — задумчиво пробормотал Араб. — Не знаю такого.

Он с трудом справился толстыми огрубевшими пальцами с трубочкой, в которую была скатана бумажка, поднес ее к самым глазам и начал читать, по-стариковски шевеля губами. Я напряженно ждал. И даже покрылся обильным потом. Даже на вынесении приговора я чувствовал себя гораздо спокойнее.

— Сам-то читал? — Араб отложил маляву в сторону и на этот раз с нескрываемым интересом посмотрел на меня.

— Нет, — покачал я головой.

— А чего же?.. Почитал бы в пути.

— Не мне писано.

— Да, не тебе. Но про тебя. Хорошо писано. Даже не верится как-то. Врач, говоришь? — Смотрящий кивнул в сторону, предлагая мне встать. — А ну, покажь пузо.

Я послушно задрал клифт и продемонстрировал свой шрам, который, наверное, уже давно был занесен мусорами в мое личное дело в качестве особой приметы.

— Довольно, — распорядился Араб, вдоволь налюбовавшись моим уродством. — Вижу, свежий рубец, розовенький еще. И штопали тебя наши сапожники, в тюремной больничке. Тока они так умеют, суровыми нитками. — Он задумался, казалось, на целую вечность. Я терпеливо ждал. И наконец дождался.

— Слушай сюда, Костоправ. Вот что с тобой будем делать…

Мне как бы давался испытательный срок. В течение которого я по мере своих сил и возможностей буду лечить братву от всевозможных болячек, с которыми не может справиться местный фельдшер. А братва в свою очередь присмотрится ко мне повнимательнее — что я за птица, можно ли мне доверять, стоит ли со мной иметь дело? Смотрящий тем временем проверит достоверность малявы, что я притаранил с собой. Ведь это его обязанность — все проверять.

— В какой барак прописали? — спросил он меня.

— В четвертый.

— Иди туда сейчас. Найди Гиви, он за четвертым смотрит. Скажешь, чтоб шконку тебе цивильную подобрал. Я, мол, распорядился. Денька три там покантуешься, потом устрою тебе перевод сюда. И будем ждать, чего братва из Питера подтвердит на твой документ. Может, еще туфта это все. Иди.

И я пошел.

И принялся с нетерпением ждать ответа на запрос Кости Араба. А попутно лечить братву и ту же братву тут же безжалостно обыгрывать в рамс. Очень даже неплохо имея и с того, и с другого. А потому я особо не бедствовал. Даже более того, мог позволить себе откладывать кое-что на черный день. И вообще не имел никаких проблем. Никто, даже законченные отморозки не пытались задеть меня хоть словом, хоть делом. Бугор ни разу не заводил разговор о том, чтобы определить меня на работу. Уже на третий день я нахально прекратил выходить на разводы и с дрожью в душе ждал, что сейчас меня скрутят и бросят в сырой холодный кичман.[30] Или, в лучшем случае, переведут в БУР.[31] Но все про меня словно забыли. Разве что кум…

Буквально через несколько дней после того, как я прибыл на зону, он вызвал меня к себе в кабинет.

— Присаживайся, — указал он на стул, когда я вошел и даже и не подумал доложиться по форме. А он просто не обратил на это злостное нарушение режима никакого внимания. Предложил мне сигарету, и когда я отрицательно покачал головой, поинтересовался: — Западло у меня сигаретиной угощаться или просто не куришь?

— Не курю.

— Эт хорошо. А мне вот не бросить. Не подскажешь, что делать?

— Не подскажу. Я не нарколог.

Кум улыбнулся леденящей душу улыбочкой и шлепнул на стол пухлую папку.

— Реаниматолог. Я знаю. — Он похлопал ладонью по папке. — Здесь вся твоя подноготная. Все-все-все про твои художества в Питере, Разин. Костоправ… — Кум ухмыльнулся. — Реаниматолог. Решил, я гляжу, в отказ поиграть? К уркам поближе прижался? Малявку небось с собой притаранил? Да только не приживешься ты, Разин, с урками-то. Нет в тебе того, что есть у них от рождения. Интеллигентный ты человек, а на интеллигентах они ездить привыкли, а не чифир с ними пить. Пропадешь. Поэтому слушай, что предложу…

Битый час кум предлагал мне все то, что привык предлагать и остальным, оказавшимся у него в кабинете, и незатейливо действовал по избитой годами схеме, которую изучал еще, наверное, в училище внутренних войск, и про которую мне накануне подробно рассказывал Костя Араб: сначала пряники, потом кнут, потом пряники… и опять кнут. Сперва мне было предложено тепленькое, «придурочное» местечко врача в местном лазарете. Потом я прослушал короткую лекцию об ужасах работы на ДОЗе и в отделении местного леспромхоза. И узнал о том, что если готов ссучиться и поработать на администрацию, то мне уже годка через три светит перевод на расконвойку. Ну и, конечно, сразу последовало еще одно предложение — работать в лазарете, а то и в больничке местного УИНа.[32] Далее кум немного постучал кулаком по столу, покричал о том, что у них есть тысяча способов заставить меня делать все, что они захотят, вплоть до того, что он, кум, может без особых проблем подставить любого вора, подкинув братве по определенным каналам парашу о том, что этот вор — сука. А еще существуют такие паскудные вещи как БУРы или ШИЗО. И отбитые почки. И открытая форма туберкулеза. Я-то, как врач, должен знать, что это такое…