Лучший приключенческий детектив - Татьяна Дегтярёва

четвёрка свернула в тень молодого березняка, с каждым шагом приближаясь к палаточному лагерю.

Закатное солнце медленно опускалось в лес, окрашивая золотом зеленые кроны. По безупречной глади озера протянулась ослепительно-яркая солнечная дорожка, по обеим сторонам которой сплетались жёлтые, оранжевые и болотно-коричневые блики-тона.

Сумеречное буйство красок завораживало. Плеснув в лицо холодной водой, Данила оборвал сеанс природного гипноза, врачебный эффект которого выразился душевным подъёмом и отсутствием усталости.

Он легко взбежал по береговому склону, направляясь к биваку кладоискателей. Эта разношерстная троица постоянно занимала его мысли. Эдик был довольно комичен, Громова держала в тонусе, не давая скучать, а вот Алиса…к ней он испытывал странное чувство нежности и беспокойства, желая находиться поблизости и не выпускать ее из поля зрения.

Сейчас лагерь соседей являл собой идеальную картину мира и спокойствия. На колоде возле костра сидел загорелый Эдик и с увлечением строгал палку. Его красноватый нос и щеки были щедро усеяны веснушками, а кудрявые рыжие волосы торчали дыбом. Рядом с ним, на самом краешке бревна, примостился Графин с половником в руках. Родственник находился в своей стихии — готовил ужин. В котелке над огнем исходила паром гречневая каша с тушенкой, умопомрачительный запах которой разошелся по всему берегу, собирая разбредшихся туристов.

— Мы тут поговорили, — обернулся Графин к Даниле, — ты будешь дежурить с двенадцати до двух ночи, Эдик — с двух до четырёх, а я — с четырёх и до упора. Всё равно бессонница проклятая…

— Как скажете.

Он подбросил дрова в огонь и устроился рядом с младшим Громовым. Тот покосился на соседа и задал, по сути, странный вопрос, который никому не показался странным:

— А вы, вообще, кто друг другу?

— Евграф Силантьич — мой троюродный брат, — улыбнулся Данила.

— Оба местные?

— Данька городской, — вмешался Графин. — Его дед с бабкой, как поженились, перебрались в город.

— Здешние тропинки хорошо знает, как для городского.

— Каждое лето здесь проводит. Как не знать?

Даниле не понравилось, что обсуждают его особу, и он кивнул на большую палатку:

— Что девчонки?

— А-а, — отмахнулся младшенький Громов, — лазарет. Алиска растирает Дашку мазью от ушибов, а та поливает Шуйскую камфарным спиртом.

— Зачем поливает?

— Профилактика ангины, насморка и воспаления лёгких.

— Весело. Еще одна такая вылазка, и мы их потеряем.

Графин опустил крышку на пофыркивающую кашу и отложил половник.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами он и задрал лицо к небу. — Откуда взялись эти мотоциклисты? Именно в Плакиде, будто других развалин мало.

Его лицо выражало полное недоумение. Пятнистые штаны обвисли, майка растянулась, голубой берет десантника сиротливо валялся за колодой.

— Где наши соседи? — Эдик нетерпеливо поглядывал на дымящийся котелок.

— Филимон уехал на рыбалку, а Кристина тенью возле озера бродила. Когда начался дождь, залезла к тебе в палатку и выглядывала оттуда смурой тучей.

Он присел к ребятам.

— Колечко покажете?

Эдик привстал было, собираясь бежать в палатку к девицам, но плюхнулся назад на бревно, сдвинул брови и задумчиво похлопал по карманам ветровки.

— Здесь! — обрадовался он, расстегивая кнопку. — Его Алиска с пальца сняла, жаловалась, что маленькое, и в карман моей ветровки сунула.

Он вытащил находку и радостно подкинул в воздухе. Графин на лету перехватил перстень.

— Тяжелый. Понятное дело, маленькое. Ваша Алиска — девка здоровая, а здесь… — Графин примолк, рассматривая камень.

— Янтарь, — полез с разъяснениями Эдик.

— Вижу, не слепой. Вам надо выяснить, кому принадлежал этот перстень.

— Дашка не хочет светиться. Опасается конкуренции наследников.

— Лучше узнать, — насупился Графин. — Спроси о янтаре у Даньки.

Эдик перевел взгляд на Данилу.

— О чем спросить?

— Дед говорил…

— А кто у нас дед?

— Кузнец, — хмыкнул Данила.

— Дед у него ювелир, — вмешался Графин, — и отец тоже ювелир. Ты слушай, слушай!

— Так вот, дед говорил, что янтарь обладает способностью помнить своих прошлых хозяев. Он приносит с собой чужие сны, воспоминания и может превратить нового владельца в подобие «предыдущего». Как тебе расклад?

— Охренеть от перспектив! — скривился Эдик.

— Говорим же вам, — сердился Графин, — узнайте, какая судьба у хозяйки перстня. Если счастливая, носите на здоровье.

— Алиска чуть не утопилась.

— То-то же, — пробормотал Графин.

Зашуршали листья, с шелестом выпрямилась в воздухе согнутая ветвь, и на поляне материализовалась хмурая Кристина. Сегодня она разрисовала глаза и губы черной краской, что было по-разному воспринято окружающими. Эдик глядел на мрачную готку с обожанием, а суеверному Графину хотелось перекреститься. Следом за племянницей объявился обласканный фортуною дядя. Он нес железный садок, в котором вяло били хвостами одна крупная рыбина и несколько мелких подлещиков.

— Здорово всем! — Филимон тряхнул сеткой в воздухе. — Как сходили?

— С приключениями, — ответил Графин и обернулся к палатке девушек. — Девчата, посуду несите!

Филимон подобрался к палатке и церемонно постучал в брезентовый полог.

— Солнце, выходи мириться!

В убежище зазвенела посуда, и раздался смешок Дашуни.

— По приколу, да? — прозвучал непонятный ответ «солнца», после чего объявился голубой джинсовый зад, художественно исполосованный провокационными прорехами.

Даша пятилась из палатки.

— Классные штаны! — похвалил миротворец, помогая владелице штанов принять вертикальное положение. Следом за Громовой выполз край поролонового матраца и уткнулся ей в ноги.

— Держи! — скомандовал голос Шуйской.

— Забирай! — Дашуня перевела стрелки на сильного мужчину.

Когда они с удобствами расположились на импровизированном сиденье, Даша игриво потерлась носом о щёку соседа, исподтишка дунув ему в ухо. Он сморщил нос, обнял её за плечи и повернул лицом к садку с уловом.

— Смотри сюда! Неплохо, а?

Она шутливо пихнула его локтем в живот, заставив демонстративно согнуться.

— Ты, мать, на грубость нарываешься и всё обидеть… что там за приключения? — сдался Филимон.

Громова обхватила его за талию обоими руками и пожаловалась:

— Подо мною гнилые доски проломились, и я в погреб упала. Эдик с Данькой верёвкой вытягивали. А ещё, представляешь, на нас мажоры с битами напали. Мы дрались. Не день, а затычка!

Филимон перестал сгибаться, с недоверием уставившись на подружку.

— Какие такие мажоры? Местные?

— Откуда я знаю?

— Мальчишки на мотоциклах, — уточнила Алиса, подходя к костру с мисками.

— Беспредел! — возмутился Филимон. — Что за дристамёты?

— Японцы.

— Что за мотоциклы? Японские, — перевел Эдик.

— Приезжие чуваки захотели острых ощущений. — Громова с удовольствием подливала масла в огонь.

— Только пусть появятся, бараны, я им устрою ощущения.

Филимон подхватил лежащий поодаль камень, и со всей дури обрушил его на землю, гипотетически пригвоздив баранов-мотоциклистов. Алиса мысленно поздравила подружку, сумевшую за пару минут подрядить защитника.

— Вас опасно одних отпускать, — тревожился Графин. — Меня родственница за брата… — Он провёл рукой по шее, потом в обратную сторону и на закуску изобразил висельника с языком.

Кристине, меж тем, надоело стоять позади сплоченного общества. Она оттолкнула