Гидра-2. Криминальные истории 60-х - Васильев Анатолий Григорьевич

— В этом. Больше ему не в чем. Одни они у него. А может, он их продал? На водку обменял, босым остался. Пьяница проклятый. Надоел мне уже. Другие — в дом, а он — все из дома. Дети у нас уже взрослые. Стыдно им за такого родителя. И никакая лихоманка его не берет. Напьется, спит на улице. Проспится и опять — как огурчик. Хоть бы чихнул. Милиция его задержала, что ли? Почему вы им интересуетесь?

Я молчал, думал, как ей сказать о том, что он погиб при пожаре. Решил, что вначале нужно закончить разговор. Сообщение о его смерти может вывести ее из равновесия. Неизвестно, как она себя после этого поведет.

— Когда и куда он ушел вчера из дома?

— Черт его знает, куда он подался. В магазин, наверное. У него одна дорога.

— Вы никуда сегодня не уезжаете?

— Нет. Куда мне ехать? Дома буду.

— Может быть, я вас еще вызову.

— Пожалуйста, — сказала она и, не прощаясь, вышла.

«Итак, теперь нужно установить, где был вчера вечером Кошкин, с кем встречался. Коли он находился в магазине, его должен был видеть продавец. Надо с ним поговорить».

В магазине стояла небольшая очередь. Продавец, женщина средних лет, что-то взвешивала покупателю. Участковый обратился к людям, стоявшим в очереди:

— Граждане, мы на несколько минут оторвем продавца. Нам нужно с ней поговорить. — Все молча смотрели на него. Рука продавца повисла в воздухе. Мы прошли за прилавок, а затем вместе продавцом — в подсобное помещение, заставленное мешками, различной посудой, ящиками с продуктами, другими товарами. Продавец настороженно смотрела на нас.

— Вы не волнуйтесь, — сказал я ей. — Нас интересует Кошкин Матвей. Он вчера вечером был у вас в магазине?

— Был, — утвердительно ответила женщина.

— Что он здесь делал, с кем разговаривал, куда и с кем ушел?

— Соображал, с кем бы выпить. Со многими разговаривал. Надоел он мне, почти каждый вечер здесь находится. Я попросила его выйти из магазина. Куда он ушел, я не знаю.

— Кто, кроме вас, видел его в магазине?

— Многие. Все, кто был здесь. Тимофеевна, — вдруг громко сказала продавец, открыв дверь в торговый зал магазина, — ты вчера вечером была в магазине?

— Ну, — утвердительно ответила Тимофеевна.

— Кошкина видела?

— Ну, видела.

— Куда он ушел и с кем?

— Кажись, с Замошкиным Николаем.

— Во, слыхали. Больше я ничего не знаю, — сказала продавец, как бы заканчивая наш разговор.

Из магазина мы пошли к Замошкину. Он с сыном, парнем лет семнадцати, пилил на дворе дрова. Поздоровались. Он спокойно смотрел на участкового.

— Вы вчера вечером видели Кошкина? — спросил я его.

— Да, у магазина. Потом он увязался за мной. Предлагал мне выпить. Но я отказался. Мы раньше иногда с ним выпивали, а сейчас я это дело бросил. Водка до хорошего не доводит.

— Куда он пошел после встречи с вами?

— Черт его знает. Он по всей деревне ходит, когда выпьет. Суббота для него — святой день. На неделе — трезвый, а в субботу обязательно напьется.

— Я его ночью, часов в двенадцать видел вместе с дядей Василием Панкратовым, — сказал сын.

— Пьяных? — спросил отец.

— Да, шли, качались.

— Этот тоже такой. Два сапога — пара. Тоже ни одного выходного не пропустит. Обязательно напьется. Вчера дом его отца сгорел. Я, другие мужики ездили тушить. А его дома не оказалось. Напился, наверное, и спал где-то. Даже жена не знала, где он. Во как.

Поблагодарив Замошкина, мы вместе с участковым направились к Панкратову. Постучавшись, вошли в дом. Увидев нас, Панкратов, сидевший за столом, застыл, напряженно глядя в нашу сторону. Замерла у печи жена. Они как будто испугались нас.

— Вы вчера видели Кошкина? — спросил я, обращаясь к Панкратову.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— А что?

— Нас интересует, видели ли вы вчера вечером Кошкина?

— Н-нет, то есть да, видел.

— Так видели или нет?

— Видел. На улице.

— Расскажете подробнее.

— Он шел по улице. Я его видел.

— Подробнее. Вы вместе с ним ходили по улице? — Опять тот же быстрый настороженный взгляд. Молчание. — Может быть, вам провести очную ставку с теми людьми, которые видели вас вместе с Кошкиным, когда вы шли по улице?

Он снова бросил на меня быстрый взгляд.

— Да, шел. Один раз. Рядом. Он — сам по себе, я — сам по себе.

— Вместе с ним выпивали?

Опять затяжное молчание.

— Что вы от меня хотите? — срывающимся голосом вдруг заговорил он. Казалось, что он может расплакаться.

— Я хочу, чтобы вы рассказали все, что произошло вчера ночью с вами и Кошкиным.

— Ничего не произошло, ничего, — срывающимся голосом почти кричал он. — Напился он, как свинья, и все.

— Что — все?

— И все. И больше я ничего не знаю.

— Где напился?

— Сам напился. У него была бутылка.

— Ну и что дальше?

Дальше он ушел. И все. — Панкратов отвернулся, зашмыгал носом.

— Ну, договаривайте до конца, — сказал я.

Участковый напряженно смотрел на Панкратова. У плиты застыла его жена. Панкратов вдруг заплакал, всхлипывая тоскливо и безысходно. Я жестом показал участковому, чтобы он вывел из комнаты жену Панкратова. Тот взял ее под руку, и они вместе вышли.

— Ну, так что случилось, рассказывайте.

Панкратов вытер кулаком слезы, шмыгнул носом.

— Разве это дело, когда одному все, а другому — ничего, а? Я что — не сын?

— А кто сказал, что вам — ничего? — спросил я, до конца не осознавая, о чем идет речь.

— Отец сказал — дом Петру, у него дети. Но это неправильно, я с этим не согласен.

«Почему он завел разговор о доме?» — мелькнула у меня мысль.

— По закону вы такой же наследник дома и всего имущества, как и ваш брат Петр. И если бы вы обратились, суд вам выделил бы ровно половину.

Он посмотрел на меня.

— Это — правда?

— Да, так гласит закон.

— Какой я дурак, какой я дурак! — Он ударял себя кулаком по лбу.

— А что случилось?

Он поднял на меня глаза, посмотрел некоторое время, затем опустил взгляд, но ничего не ответил. Молчание затягивалось.

— Но вернемся к Кошкину. Что вы с ним делали вчера ночью?

Панкратов смотрел на меня прямым, каким-то просветленным взглядом.

— Сгорел он. — Панкратов выругался, наклонил голову, зашмыгал носом.

— Как сгорел? — спросил я.

— Вместе с домом. Черт нас понес туда, — вытирая слезы рукой, говорил он. — Не хотел я поджигать дом. Но как-то так получилось, по пьянке. Сухорукий, то есть Кошкин сказал — не видать тебе дома, как своих ушей. Петькин он. Мне стало обидно. Думаю, пусть лучше никому не достанется. Мы вроде ночевать там хотели, на чердак забрались. А меня вот здесь… — Он показал рукой на грудь. — Словно черт зудит и зудит: не твой это дом, не твой. Обозлился я, поджигай, говорю Кошкину. Тот и поджег. Сено вспыхнуло сразу. Потом уж хотели потушить, но где там! Кошкин упал. Я хотел его вытащить. Потянул за ноги. Стащил сапог. Сам чуть не задохся, а он — как бревно, ни с места. Выскочил и убежал. Черт попутал. Судите меня. Виноват я — родительский дом спалил. — Он смотрел на меня мокрыми жалкими глазами, растирая по лицу слезы. — Водка виновата.

«И незнание закона», — подумал я.

Проведенная экспертиза установила, что отпечатки пальцев на уцелевшем сапоге Кошкина оставлены Панкратовым Василием.

Вскоре состоялся суд. Панкратов был приговорен к лишению свободы.

СЛЕДЫ ЗА ЗАБОРОМ

(Рассказ следователя Сазонова)

Женщина была очень взволнована. Она смотрела испуганно и непрерывно поправляла головной платок.

— Понимаете, я, как всегда, рано утром шла на ферму доить коров мимо нашего магазина. Обычно сторож Егорыч стоял у ворот, здоровался, интересовался, как дела. Иногда мы с ним разговаривали. Он рассказывал, что в магазин поступило, какие товары ожидаются. Сегодня его не было. А ворота — открыты. Я заглянула во двор и увидела, что он сидит в углу между складом и забором. Я крикнула: ты чего, мол, там? Он молчит. Я посмотрела внимательно, вижу, руки у него за спиной связаны. Я очень испугалась. На улице — никого. Не помню, как к бригадиру добежала. Рассказала ему все. Он меня спросил, посмотрела ли я, что с ним. А я говорю: нет, испугалась. Он быстро оделся, и мы вместе пошли. Пришли к складу, зашли во двор. Только бригадир тронул за плечо Егорыча, тот и упал. А глаза у него — стеклянные. Дверь в склад — настежь. Кража, наверное. Тут бригадир тракториста нашего, Панкова разбудил, чтобы тот поохранял магазин Егорыча, а сам к участковому побежал. Я на ферму пошла коров доить. А руки трясутся, работать не могу. — Она смотрела на меня, видимо ожидая, что я еще спрошу. Но вопросов у меня больше не было.