Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Что с ним такое? – спросил Жужин.

– Подарок ему от Чернобыля, – Анна Филаретовна уже хлопотала возле священника. – На всю оставшуюся жизнь.

Глава 42

Смытые краски

В некоторые места так и тянет.

Вернуться.

Когда мелкий дождик сеет сквозь начинающую желтеть листву.

Когда вода пузырится, вскипая под градом мельчайших капель.

Мелкий дождик сеял, и вода в Гнилом пруду пузырилась, как в гигантской луже. Федор Басов, про которого, кажется, все забыли, стоял на берегу. На том самом месте, где когда-то лежала ОНА, вытащенная из воды.

Травянистый берег избороздили следы колес – машины полиции и МЧС, джип водолазов, обшаривавших дно повторно, – все эти следы можно прочесть тут как по книге.

На железнодорожном переезде снова, как в тот раз, громыхал товарняк. И эхо, пропитанное влагой, нехотя сочилось сквозь звуки дождя в лесу.

Если бы кто-то увидел сейчас на берегу одинокую фигуру, непременно задался бы вопросом, а что делает здесь в этот ранний час, зачем мокнет под дождем странный парень на том самом месте, где лежала убитая – все еще не забытая за эти два месяца в Новом Иордане.

Но Басова в этот ранний час никто не видел. Он постоял, потом вернулся к своему мотоциклу, укрытому под дубом, и надел шлем.

Через четверть часа он уже подъезжал к дому семьи Шелест.

Приткнул мотоцикл в кустах бузины у дороги и пошел, видя впереди себя дачную улицу, потом забор, ворота, крышу дома.

Потом окно комнаты, где она жила.

И – опять-таки странная деталь – окно в непогоду, в дождь было открыто настежь. И легкие занавески промокли насквозь и жалко обвисли, затеняя, заслоняя, что там внутри.

Словно никто в эту комнату и не входил, не поднимался все эти дни, позабыв захлопнуть в спешке окно. А может, его закрыли, и даже на шпингалет. Но оно вдруг отворилось само, впустило ночную прохладу и дождь.

На широком подоконнике скопилась лужица воды. Памятная всем ширма не загораживала стену, валялась на полу.

И краски самодельной фрески полиняли, словно растаяли. И уже невозможно отличить, где было изображено мертвое тело, где ангел в оконном проеме, где бедная Сарра на своем одиноком ложе.

Лишь темное пятно выделялось сбоку – мрачный сгусток размытой черноты. Да раны на штукатурке – дыры, проткнутые гвоздем, там, где когда-то зияли его глаза. Борозды и сколы штукатурки там, где однажды ночью пытались соскоблить краску ножом.

Нет, дождику, капавшему с неба на Новый Иордан, такое было не под силу. Отец Маши Шелест принес из своей мастерской электрический чайник, полный кипятку. И выплеснул кипяток на фреску, смывая краски.

Давным-давно стена в этой комнате была ровной и чистой, а теперь грязной. Но темное пятно сбоку сквозь грязь и потеки проступало необычайно четко и ясно.

Жаль, Федор Басов этого не видел.

Он стоял под ее окном. И чего-то ждал в этот ранний час. Может, когда залает спросонья ее бестолковая собака.

И она… нет, ее бледный призрак явится там, в окне.

Давным-давно…

И словно вчера.

Глава 43

Черная «волга»

– Потешаешься, наверное, надо мной – вот счастливая идиотка. Сама вешается на шею.

– Шуша, детка…

– Ну вот, началось. Девочка, детка, малышка – я про это самое, Эдик.

Они стояли у фонтана Турандот на Арбате – Шуша Финдеева и Эдуард Цыпин. И какое по счету то было уже свидание? Арбат гулял, шумел, но они не замечали людей вокруг.

– Брось, малыш, – Эдуард Цыпин… нет, принц Фортинбрас обнял ее. – Или что, назрел серьезный разговор?

– Не знаю, нет… я как ты, как вы, – смущаясь, замирая от счастья и от страха, Шуша начинала заливаться румянцем, мямлить, называть своего кумира то на «ты», то на «вы», в общем, путать и путаться.

Она боялась потерять его. Оборвать эту связь. Она не знала, что еще сделать такое, чтобы продлить, удержать любовь. Отдаться ему? Она была давно готова и тысячи раз представляла, как это произойдет. Она ощущала себя воском и глиной. Только вот постоянно стыдилась – чего? В основном самой себя.

– Ага, разговор назрел, – Эдуард Цыпин кивнул. – Шуша, мне пора познакомиться с твоими родителями.

О чем это он? Вместо того чтобы обнять ее еще крепче и страстно шептать: «Я хочу тебя», он заводит эту нудную волынку насчет предков.

– Зачем?

– Потому что ты девушка, а я старше, у нас это серьезно. Так полагается. Хочешь, поедем прямо сейчас к тебе домой?

Она смотрела на него, пытаясь понять, насколько серьезно он все это говорит – тут, на Арбате, среди шума и гама, под аккомпанемент уличных музыкантов.

Потом снова представила, как вот сейчас они двинут в Новый Иордан. И ему понравится их большой дом. Она предъявит его матери (папы, как всегда, ведь нет дома), и они сядут в гостиной на диване. И мать начнет «узнавать всю его подноготную» – вежливо, но неумолимо. Кто такой, кто предки, чем зарабатывает на жизнь, как это сумел познакомиться с дочкой депутата – тара-ра-тара-ра…

А потом, как и мерещилось ей в навязчивых кошмарах, нянька приведет за руку сестрицу Женьку – вот, мол, Эдик, познакомьтесь и с ней, «с нашей младшенькой». И Женька уставится на него оловянными глазами и срыгнет, а может, еще того хуже: сходит по-большому в подгузники. И смрад наполнит гостиную, и мать, нянька сразу засуетятся, захлопочут вокруг этого вонючего урода, а он… принц Фортинбрас, увидит все это… весь этот ад и сбежит.

Бросит ее.

Навсегда.

– Нет.

– Но почему нет?

– Я ненавижу свой дом, – Шуша смотрела на него. – Пойми же ты, я ненавижу свой дом. Я так хочу, чтобы ты…

– Чтобы я что?

– Забрал меня к себе.

Арбат гулял, фонтан журчал. Принц Фортинбрас улыбнулся:

– Ладно, как хочешь. Тогда у меня – сюрприз для тебя.

– Какой?

– Увидишь.

Они сели в его машину. Шуша воображала, что вот сейчас он наконец-то привезет ее куда-то – не в кафе, не в ресторан, не в Театр эстрады на мюзикл, что смотрели они позавчера. Может, к себе на квартиру или в гостиницу «на час». И там это случится. Это наконец-то случится.

Но Эдуард Цыпин привез ее на автостоянку в начале Ленинского проспекта, ту, что сразу за Первой градской больницей. И Шуша увидела большой ангар.

– Пошли, сюрприз ждет, – Эдуард Цыпин взял ее за руку.

И на какое-то мгновение