Жара - Славкина Мария Владимировна

– Хорошенькие дела, – почти простонала Анна. – Как Вова Розенфельд влез в доверие к Верту и получил его рекомендацию? Я же говорила, что Марков ничего не знает. И Лику, как следует, расспросить нельзя. Она плавает на теплоходе по Волге, а сейчас уже по Каме с маленьким Колей Вертом. Жду не дождусь от нее весточки. Пока ничего нет, но Марков говорил, что после Елабуги Лика найдет где-нибудь зону устойчивой связи и должно это случиться либо сегодня вечером, либо завтра утром. Вообще надо подчеркнуть, – продолжила Захарьина, – что там, где появляется большое количество левых денег, там, как правило, возникают серьезные конфликты между жуликами. Времена благородных «балагановых» давно прошли. И каждый норовит урвать свой кусок. Объективно говоря у Брахмана были для этого отличные условия. Розенфельду трудно было контролировать, на каких условиях и как он обналичивал деньги. Вообще легкомыслие Розенфельда удивляет. Списывать сотни тысяч долларов на те отчеты, которые мы сегодня видели, это уж совсем безобразие. Но ведь весь цикл обналички был в руках у Брахмана. Андрей Алексеевич, – обратилась Анна к Анохину, – попросите ребят из УБЭП проверить эти фирмы-однодневки. Уж больно грязно работают. Да, и вот еще Крохин был допущен к кормушке. Отправился заносить чиновнику денежные знаки, но что-то, может быть, не донес. Опять-таки на свой карман.

К удивлению Анны, лицо Анохина выразило явное сожаление.

– Все правильно, Анна Германовна, – фальшивым голосом начал Андрей Алексеевич. – Мне кажется, что было бы целесообразно все-таки прежде всего ударить по загородным объектам недвижимости фигурантов нашего дела, коих два. Вы пока выловили дачи у Кляйна и Крохина. Удивительно, но обе они распложены поблизости от постоянно упоминаемого нами Завидова. Думаю, что завтра нужно проверить, нет ли чего еще «недвигающегося» у этих достойных господ, а также у Волковой и Брахмана. Я хочу подчеркнуть, что проверять надо не де-юре, а де-факто, – сказал Анохин. – После этого я просил бы вашего разрешения подъехать на эти объекты и посмотреть.

Анна ласково погладила руку Андрея и сказала:

– Я всегда доверяла интуиции хороших оперативников. То, что вас тянет на эти дачи, меня очень настораживает. Но вламываться туда с обыском пока рано. Ваши намерения я одобряю. Только делать все надо тихо, по-семейному. Конечно, это займет некоторое время, но, по-видимому, другого выхода у нас нет. Придумайте какой-нибудь подходящий предлог, естественные вопросы…

– Ну да, – вклинился Измайлов, – задай в этой глуши вопрос: как пройти в библиотеку.

– Анна Германовна, – ответил Анохин, – я считаю необходимым ставить там наружку. До тех пор пока не будет решен вопрос об официальном обыске.

– Все правильно, Андрей. Но всему свое время. Ну что, товарищи, – устало сказала Анна, – день был трудным. Господин Брахман задал нам сегодня перца. Пора разъезжаться по домам. Тем более что завтра предстоит тяжелый день. Мы с Федором Петровичем едем спасать старушку. Все подготовительные мероприятия выполнены.

– Анна, – сказал Федор, – ты можешь взять служебную машину и поехать домой?

– А ты куда, Федя?

– Я тут выбегал, созванивался с Дунаевым. Он только что прислал эсэмэску, что Серебровский ждет нас в половину седьмого. Мы должны проинформировать его о той части расследования, которая имеет прямое отношение к Юнгфрау. Анна, посмотри свой ноутбук, письмо от Лики еще не пришло?

К радости всех собравшихся письмо от Лики дожидалось своего часа в компьютере Захарьиной. Вот его содержание:

«Дорогая Анна. Соломон Давидович написал мне письмо и передал твою просьбу. Связь на теплоходе бывает не всегда, поэтому пока она есть, сразу пишу тебе ответ.

Постараюсь, чем могу, помочь в восстановлении истории появления Розенфельда у Верта. Помню я все отлично, как и все остальное, что происходило в последний месяц жизни Коли. Дней через десять после того, как мы зарегистрировали наш брак, Коля пригласил меня в свой кабинет и сказал, чтобы я летела домой и организовала хороший стол. Он ждал гостя. Я спросила, кто это. Но он ответил, что в глаза не видел человека по имени Владимир Розенфельд, но это просьба его тестя Самуила Ильича Берковича. Я не раз говорила тебе, что Верт с огромным пиететом относился к родителям своей первой жены. Он часто ездил в США, чтобы навестить могилу жены и дочери. Один раз он взял меня с собой. Удивительно милые и тактичные люди. Даже не пытались уточнить мое семейное положение, которое в тот момент было весьма неопределенным. Самуил Ильич – крупный ученый в области IT, был хорошо востребован в Соединенных Штатах, но, как мне кажется, тосковал по прошлому и по родине. Хуже дело было с мамой Ирины Анной Андреевной. Она сломалась после гибели дочери и внучки. В Денвере, рядом с которым они жили, очень мало русских. Причем под русскими традиционно понимают всех выходцев из бывшего СССР. И собственно русских, и евреев, и украинцев, и грузин, и так далее. Есть что-то вроде землячества. Чета Берковичей регулярно посещала все мероприятии этого почтенного сообщества, так мне рассказывала Анна Андреевна. Собственно, на одном из таких сборищ чета Берковичей и познакомилась с очень симпатичным человеком по имени Владимир Розенфельд. Он был как-то связан с нефтяной промышленностью, но как именно, Анна Андреевна не вполне понимала. Берковичи очень любили молодежь. Они внимательно слушали трогательные истории жизни и приключений Владимира Розенфельда. Это он нам все с Колей рассказывал, когда сидел за столом у нас дома в Москве. По-видимому, это правда, поскольку Самуил Ильич прислал Коле письмо, где в самых теплых выражениях просил помочь господину Розенфельду. Когда он пришел к нам, то произвел на нас с мужем очень хорошее впечатление. Вообще он умеет очаровывать, да и просьба его была какая-то уж очень благородная. Он, Владимир Розенфельд, хотел способствовать тому, чтобы самые современные технологии бурения скважин и нефтедобычи внедрялись в России. Он позиционировал себя как ярый противник любых ограничений, границ и тому подобного. Как ты понимаешь, все это не могло не понравиться рыцарской душе моего супруга. Он уже на следующий день созвонился с Матвеем Борисовичем Серебровским, и тот в кратчайшие сроки принял Розенфельда и имел с ним хороший деловой разговор. В тот же вечер Розенфельд примчался к нам домой. Он был в каком-то веселом кураже. Благодарил Колю, благодарил меня (за что непонятно), в общем, был в какой-то эйфории. Сказал, что теперь его положение определено на несколько лет. “Тот факт, что я, в общем-то, рядовой сотрудник, добрался до Серебровского, зачтется мне сторицею”, – говорил он, и я прекрасно запомнила эти, в общем, довольно откровенные слова.

Теперь еще кое-что. Ты спрашиваешь, почему Розенфельд не появлялся в РИНО? Коля считал свои отношения с Розенфельдом чисто личным делом, связанным с родителями Ирины, и не хотел в эти отношения никого пускать. Я так лично уверена, что Соломон Давидович тормознул бы его, как он это часто делал при различных порывах горячей натуры Николая.

Теперь о делах личных. Я еще ранней весной придумала страшную авантюру – поехать с маленьким Коленькой во Волге и Каме. С одной стороны, все здорово – воздух чистый, малыш радуется жизни. Но мне и няне приходится туго. Коля – просто ртуть и все время хочет то с третьей палубы на вторую, то выйти на нос корабля, где установлены всякие лебедки и другие механизмы, то он просится в капитанскую рубку, то еще чего-нибудь. Конечно, мальчик развивается. Но я страшно устала. Вообще темпы его развития меня и радуют, и пугают. В четыре с половиной года он знает столько, что у меня дух захватывает. Неужели он унаследовал интеллект отца? Говорят, же, что с поздними детьми это бывает. Очень волнуюсь за наше общее будущее. Ты ведь понимаешь, что приближается срок выхода Колиной мамы из мест не столь отдаленных. Как все сложится? Когда я была последний раз у Маши, складывалось ощущение, что это вообще совсем другой человек. Так она изменилась. Но что будет на воле? Кстати, Коля часто спрашивает о девочке Вере и бабушке Лиде. Ты ведь знаешь, они виделись-то всего два раза, но впечатление большое. Очень хотелось бы встретиться. Через 10 дней мы будем в Москве. Давай созвонимся.