Татьяна Ермакова - Двойное золотое дно

— Чего отрок набедокурил? — нетерпеливо поинтересовалась я, хотя мне это совсем не было интересно.

— Стекло вчера в кабинете физики мячом расколотил, — укоризненно произнесла редко вспоминавшая о воспитании Витъки-младшего мать. Сынуля,по всей видимости, разговор слышал, и мамочка этим воспользовалась в педагогических целях.

— Ир, да заплати ты за это стекло, лиши оболтуса компьютера на недельку, и всех делов-то.

«Мне легко рассуждать, ребенок-то не мой», — отчитала я себя, уже после того, как все это произнесла.

— А как же он будет уроки делать? — возмутилась Ирина.

— Что там, в шестом классе, делать?! Матушка, это ты шизанулась! Не помнишь, как мы учились? Ни компьютеров, ни калькуляторов!

— Ну, калькуляторы, допустим, уже были, — погрузилась в воспоминания Поливанова, чем окончательно вывела меня из хрупкого равновесия.

— Редакторша! — заорала я дурным голосом.— Ты газетенку из дерьма вытаскивать собираешься или биржу труда своим присутствием решила почтить?!

Биржа труда Ирине Андреевне, конечно, не грозила. При таком муже можно всю жизнь в косметических салонах просидеть, не ударив палец о палец. Но Ирка испугалась: Наступила я ей на больную мозоль.

— Т-ты чего?

— Того! — крайне невежливо рявкнула я. — Есть классная идея, и не одна!

— Через двадцать минут буду! — ответствовала мне трубка и с грохотом (я слышала) ударилась о рычаги.

Вот такой подход к делу мне уже нравится!

Ирина Андреевна прибыла не через двадцать, а через семнадцать минут. Вид у мадам редакторши был жутко колоритный.

На бледном лице пламенели алые губы и чернели непроницаемые солнцезащитные очки. Голова в ярком платке напоминала полотно «Колхозница на току» из времен далекого социалистического детства.

— Не глазей, — недовольно буркнула Поливанова в ответ на мой недоуменный взгляд. — Ты ж мне времени накраситься-причесаться не дала.

— Да ладно тебе! Выпутывай башку и снимай очки. Сама с собой разговаривать пока не умею, — отмахнулась я, давая понять, что мне нужны ее глаза, а не тени и тушь, которые их подчеркивают.

Иришка разоблачилась.

Ой, мамочки! Я давно забыла, как она выглядела в школе!

Сознание я, конечно, не потеряла, но вид белесых Поливановских ресниц и бровей могли выдержать только любящий муж или подруга.

Дело в том, что у нашей Ирки была редкая форма аллергии: ее кожа не выносила долговечной краски. И Поливановой каждое утро приходилось тщательно красить брови-ресницы, исключительно гипоаллергенной орифлеймовской косметикой. (Я, например, не видела Иру в, так сказать, натуральном виде примерно с восьмого класса.)

Убедившись, что все внимание Ирины Андреевны безраздельно принадлежит мне, я в деталях описала ей пришедшую в голову идею.

— Это все прекрасно, — кисло кивнула Поливанова; — Только совсем не время. Не обижайся, тема вкусная, вечная...

— Разумеется. Но все перекрывает убийство Щербинина, — проявила я чудеса «догадливости».

— Вот-вот, — окончательно поскучнела Иришка. — Весь город ждет мельчайших подробностей перехода в мир иной всемогущего директора Сталинки.

- Ирка, считай, что тебе крупно повезло, — расплылась я в самодовольной улыбке.

— И с чего это мне безмерное счастье подвалило?! — не упустив своего, съехидничала моя одноклассница.

— Поливалка, — специально назвала я ее детским прозвищем. — Мы с ним были знакомы, и он за мной ухаживал! И даже звонил в тот день утром!

Секунды три-четыре госпожа редактор таращила на меня свои обесцвеченные глазки, а потом разразилась громовым хохотом. Прошло несколько минут, она не прекратила ржать, и я обиделась.

— Хватит уже! Уймись, ненормальная, а то мои старухи «Скорую» вызовут, подумают, что мы тут свихнулись!

— Ой, не могу, ой, щас лопну! — надрывалась подруга. — Да он... таких баб... имел... миллионерш... красоток... и чтоб я поверила... запал на уборщицу!!!

— Знаете что, Ирина Андреевна! Берите-ка вашу сумку, натягивайте очки и валите-ка восвояси! Вот бог, а вот порог... — изобразила я предпоследнюю стадию смертельной обиды, надвигаясь на бездушную одноклассницу.

— Ксенька, да ты что? Да я же пошутила! — мгновенно перестроилась и дала задний ход Поливанова, осознав, что с чувством юмора слегка зарвалась.

— Ну, ты же не веришь, что великолепный господин , Щербинин, крутой буржуин, мог ухаживать за твоей подругой, работающей в настоящее время уборщицей, — съязвила я, укоряя приятельницу. Недаром говорят, что месть сладка!

— Ксюш, ну прости дуру! Ну, не ожидала, не думала...

«Ага, я уже Ксюша, а не Ксенька!» — злорадно отметила я и похвалила себя за правильно выбранную тактику.

— Где ты его подхватила?

— Уважаемая моя Ирина Андреевна, подхватывают дурную болезнь, а с Щербининым я познакомилась по объявлению в бесплатной газете.

— Врешь! — удивленно выдохнула моя потенциальная работодательница. — Такой самец... и по объявлению.

— Сама удивляюсь! — совершенно искренне захлопала я ресницами. — Впрочем, можно без труда найти кучу вполне логичных объяснений. Как тебе такое? Борис Георгиевич решил максимально сблизиться с народными массами, в смысле их поиметь.

— Ксенька, ты пошлячка, — укоризненно произнесла Ирка; доставая из сумочки сигареты.

— У тебя учусь, дорогая! А дымить на моей кухне завязывай! Ты у нас дама обеспеченная, могла бы мне вытяжку хорошую подарить. И тебе хорошо (травись на здоровье), и мне замечательно — не воняет.

— Подумаю, — отмахнулась Поливанова и закурила. — Я понимаю так. Ты хочешь, зацепившись за факт своего знакомства с Щербининым, организовать репортерское расследование. И, как я понимаю, менты о тебе пока не разнюхали. Я бы знала.

Этот вопрос меня тоже о-о-чень волновал, поэтому я осторожненько поинтересовалась:

— А почему ты бы знала?

— Мы официальный городской печатный орган. Поэтому нам и ментовка, и прокуратура должны поставлять сведения. Только это так, отмазки и отписки официальные. Но личные контакты...

— Ага. У тебя появился новый любовник. Из ментовки или из прокуратуры? Кстати, Поливанова, ты у нас подкованная. Объясни, чем две эти организации отличаются друг от друга и кого следует бояться больше?

Ничего Поливанова объяснять не собиралась, а только махнула ручкой и сказала:

— Отличаются, отличаются. А любовник — не новый, а старый. Не угадала ты, голубушка.

— Новый, старый... Ирка, наплевать мне на твоих любовников, давай ближе к делу! Полчаса уже лясы точим, а все ни в тын, ни в ворота.

Госпожа главный редактор совершенно некультурно выкинула окурок в форточку и жалостливо посмотрела на меня.

— И говорить не о чем. Ничего у нас с тобой, голубушка, не выйдет.

— Это почему это?! — удивилась я.

— По многим причинам. — Ирина говорила и загибала пальцы. — В ментовку сдаваться ты не пойдешь.:.

—Я не убийца, чтобы сдаваться, — оскорбилась я.

— Успокойся. Конечно, ты не убийца. Ты ж пистолет только в кино-то и видела. Кроме того, врагов у твоего Бориса... — Поливанова ехидно хмыкнула («Вот стерва!»). Врагов — пруд пруди! Или друзей закадычных... Тех, что его за кадык готовы схватить и вырвать его с мясом... Не придирайся к словам!.. Ксень, ну подумай. Убийцу директора Сталинки уже столько народу ищет. Менты, прокуратура, ФСБ. Все на ушах стоят. Говорят, из Москвы какие-то указания прислали. Ни что за указания, ни от кого — пока не выяснила. Но я так понимаю, что от персоны VIP-класса. Поняла, голуба моя?!

— He-а, не поняла! Ты что, стращать меня примчалась? Тебе уже забойные материальчики не нужны? А кто недавно на моей кухне крокодиловы слезы лил?!

Нужны! Но не такой ценой! — взвилась Поливанова. — Ксень, ты дура, идиотка! Я за тебя боюсь. Понимаешь, куда ты собираешься влезть?!

Минут пятнадцать мы дружно орали друг на друга, как две мартовские кошки. Потом устали и успокоились.

— Ты все равно туда влезешь, — обреченно кивнула Ирина Андреевна. — Ведь ты авантюристка.

— Ага, — согласилась я с подругой и подумала: «Я уже туда влезла, по самую шейку. И совсем не по своей воле!» — Ты мне хоть спину прикрой. Удостоверение или мандат какой выдай, ну что я на газету пашу.

— Да чего там, мелочи. Завтра зайди. Фотография твоя у меня есть... Отступись, Ксень!

— Йе-а. Поздно. Ты только никому... А то мне — капец!

Ирка кивнула.

Как ни странно, но хранить секреты она умела. Если, конечно, предварительно популярно растолковать ей, что это секрет.

Пытала я Поливанову долго и качественно, по несколько раз повторяя вопросы в разной форме и уточняя детали. Подозрение, что оба Виктора Войченка (отец и сын) скоро прибудут брать мою квартиру штурмом, освобождая из «заложников» свою жену и мать, крепчало с каждой минутой.

Ирина Андреевна знала очень немного. Я бы сказала, что недопустимо мало для газетчика, под носом которого разворачиваются оперативно-следственные действия. На половину вопросов она отвечала «не знаю», на часть — «понятия не имею» и лишь на некоторые вопросы давала расплывчатые и не очень уверенные ответы. Оживлялась госпожа Поливанова, лишь когда речь заходила о слухах и домыслах.