Навязанная игра - Алексей Иванович Гришин

с которыми тоже как-то надо разбираться. Ох, господин профессор, мне бы ваши заботы.

– Айварс… простите, до сих пор не знаю вашего отчества…

– Израилевич я.

– Так, Айварс Израилевич, ради бога, ну какая сейчас докторантура! У меня с собой ни диплома, ни эссе, ни рекомендательных писем!

– Ерунда! – Апинис, намертво вцепился и в идею, и в руку собеседника. – Экзамены в марте, документы дошлете потом, за эссе сойдут те главы, которые вы мне уже прислали, а рекомендации, кроме меня, напишут еще два профессора. Вы в курсе, что их соискатели цитировали ваши работы? Нет?! – Он азартно потер руки. – Ну, коллеги, вы у меня не только рекомендации напишете, вы у меня вприпрыжку ходатайствовать побежите.

– Но экзамены! – в последней надежде отбиться воскликнул, нет, уже возопил несчастный.

Однако принявшего решение профессора было уже не остановить.

– Господи, они-то здесь при чем? Чего вы не знаете? Язык? Не смешите. Литературу? Ну да, тут надо бы подготовиться. Кому-то другому. Вы как думаете, кто будет принимать эти экзамены? Таки те самые двое высоколобых, которые уже вам должны как земля колхозу на родине наших предков. Паспорт хоть при вас? Тогда – вперед.

И московского опера, как барана на убой, повели какими-то аллеями, потом какими-то коридорами. Позднее всю процедуру оформления Щербатов вспоминал рвано, короткими кусками. Вот он заполняет бумаги, вот что-то подписывает, пытаясь изобразить нечто, отдаленно напоминающее подпись в бразильском паспорте.

В конце концов это сумасшествие окончилось тем, что какая-то пожилая дама в толстых роговых очках, седая и тощая, по-мужски пожала руку и заявила, что рада будет видеть нового соискателя на место в заочной докторантуре со всеми документами на экзаменах уже через семь месяцев. Занавес.

– Ну что, коллега, осталось самое интересное! Через пять дней извольте прибыть на предзащиту. Не беспокойтесь, не вашу, а одного нахального аспиранта одного из тех профессоров, чьи ученики так любят вас цитировать. И утверждать, между прочим, что вы не существуете! Якобы, неизвестно кто пишет монографии, а раз так, то на автора можно и не ссылаться! А пока мы просто обязаны выпить. Немедленно и крепко. В процессе вы расскажете, почему-таки не предупредили меня о приезде, как поживаете и чем вообще-то занимаетесь.

Что оставалось ответить? Только: «Угу».

Начали с пива. На этом этапе Щербатов наскоро скормил собеседнику довольно простенькую сказочку, что живет в Москве, работает литературным редактором в издательстве, печатающем западные любовные романы. При этом демонстративно проигнорировал вопрос о размере роялти иностранным авторам. Действительно, не обеднеют ребята.

Апинис отнесся с пониманием, заявив, что с таких писателей самих надо брать деньги. Нет, судить их за убийство вкуса у читающей аудитории вообще и за покушение на убийство вкуса у друга Клода в частности.

После этого, не без скрипа, но разговор свернул на самого профессора. Но тот уже оседлал любимого конька, сосредоточившись на тупых оппонентах и бездарных студентах.

Тогда родилась идея полирнуть выпитое водочкой, но родной напиток не зашел, и в качестве компромисса был выбран джин. Только после этого в разговоре замелькали родная Рига, филфак МГУ, который, оказалось, и заканчивал тогда еще товарищ Апинис. Стали мелькать педагоги, у которых учился и сам Щербатов. Тут оказалось самым трудным не влезть с какой-нибудь историей, с ними связанной. И лишь затем, когда язык профессора стал заплетаться, в разговоре мелькнул его племянник. Ради которого и были принесены все сегодняшние жертвы.

Наверное, если бы мент пил со стопроцентным американцем, оперская уловка и не сработала бы. Но на бывшем московском студенте прокатила за милую душу.

– Айварс, я не понял. Где-то здесь, можно сказать рядом, тоскует наш человек. И с нами не пьет. Может, брезгует? Нет, ты скажи, может ему компания наша не нравится?

Апинис сосредоточился, внимательно посмотрел собеседнику в глаза, поднял вверх указательный палец.

– Мину-точ-ку.

Нетвердой походкой прошел к стойке, потребовал телефон и набрал номер. Поговорив, вернулся.

– Через полчаса будет. Куда денется.

И молодецки хряпнул порцию джина без всяких там тоников. Лихо, как, бывало, выпивал с однокурсниками в студенческой общаге. Только возраст, он штука объективная, про которую иногда можно забыть, но изменить еще ни у кого не получалось. Поэтому сидел профессор еще вполне ровно, но язык у него начал заплетаться чем дальше, тем больше. Так что к приезду любимого племянника он начал откровенно клевать носом.

Но вошедшего в кафе родственника успел рассмотреть.

– Миша, мы здесь! Присаживайся! – Он еще успел призывно махнуть рукой, даже пробурчать что-то похожее на «вы, кажется, знакомы» и благополучно уснул со счастливой улыбкой.

Миша Горелик, когда-то выбравший себе псевдоним «Комаров», одетый в строгий деловой костюм, абсолютно неуместный здесь, в атмосфере университетской вольницы, аккуратно, даже, пожалуй, брезгливо подошел к столику. Неодобрительно посмотрел на мирно посапывающего дядюшку, потом перевел взгляд на его собутыльника…

Нет, челюсть у него не упала, он не пошатнулся и даже не вздрогнул. Просто сел на свободный стул и потянулся к бутылке с джином. Не успел – Щербатов переставил ее на дальний угол столика.

– Нам с профессором сегодня нужен трезвый водитель. А тебе – трезвая голова. Здравствуй, Миша.

Тогда Горелик взял бутылку пива, выпил прямо из горлышка.

– Немного за рулем – допускается. Здравствуйте, Василий Петрович. Вы здесь в командировке или в турпоездке?

– Точно – не в командировке, но давай я подробности потом расскажу. Вначале надо бы мистера Апиниса домой отвезти.

Попытку Щербатова оплатить счет Горелик решительно отверг, заявив, что это дело семейное и со своим родственником он сам договорится.

Вдвоем они аккуратно вывели профессора из кафе, причем ни официанты, ни посетители не обратили на них ни малейшего внимания. Видимо, здесь, в Принстоне, такие сцены были делом обычным.

У Горелика оказался огромный черный мерседес, на заднем сидении которого и расположились пассажиры. Следует уточнить, один сидел только при поддержке второго и постоянно норовил улечься.

Ехать оказалось недалеко – минут десять, но проверочный кружок по просьбе опера был сделан – вроде все чисто. Автомобиль остановился у аккуратного двухэтажного домика, ни в одном окне которого не горел свет.

– Он что, один живет? – спросил Щербатов, помогая Горелику вывести профессора на улицу.

– Жена умерла в прошлом году, сын сейчас в Европе, читает лекции в Англии и, как я понял, возвращаться не собирается. Ну-ка, осторожно…

Горелик наклонился у крыльца и из-под коврика достал ключ, открыл дверь. К этому моменту пьяный немного пришел в себя и даже потребовал освободить его от опеки. Пришлось уступить.

Он довольно твердо прошел в одну из комнат и пожелал всем спокойной ночи.

– Куда теперь, Василий Петрович? В отель?

– Вначале надо поговорить, остальное потом.

– Уверены? – Горелик наклонил голову и насмешливо прищурился. – Может быть, потом, когда э-э выспитесь?

Опер усмехнулся.

– Можно и потом. Если есть желание в будущем поработать на ФБР. Ну как, отложим?

– Пойдемте на кухню,