Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич

встревал. Все они были взрослые и ответственные, – прежде чем прийти в главк, отработали в отделениях милиции на территории по пять и более лет. У каждого был за плечами немалый опыт раскрытия преступлений. Успели хлебнуть человеческого горя в общении с потерпевшими, ожесточиться в противостоянии преступности. У большинства были семьи и дети разных возрастов, о которых беспокоились, воспитывали в свободное от службы время. Но только Червонцев мог позаботиться об этих доверенных ему бойцах, все они годились ему в сыновья. А поскольку не было у него потомства, то отцовскую заботу делить было не надо, относился к ним как к родным: жалел, помогал чем мог, старался всегда понять. Беспокоился, как наседка о цыплятах.

Сотрудников своих Червонцев в обиду не давал. Если куда в Чечню ехать или Дагестан – ни за что не отпускал. Сомнительные материалы, что поручало начальство, в которых кто-то кому-то денег задолжал, возвращал обратно в канцелярию или в район списывал.

А то генералы в привычку взяли – обзавелись магазинчиками, салонами, рынками, оформили на жён, а долги выбивать подчинённых посылают! Тех на встречах братва стреляет или прокуратура принимает. А кто посылал, вроде как и ни при чём, мол, оперативник сам виноват – закон нарушил. Так что у Червонцева ни один подчинённый в этом смысле не пострадал.

Было на памяти Виктора Ивановича несколько изобличённых маньяков, хотя раньше их называли просто серийными убийцами. Судьбы сотрудников, разоблачивших этих изуверов, складывались по-разному. Одним – ордена давали за доблесть в службе, других – гнали из милиции взашей с выговором или возбуждённым уголовным делом за то, что слишком долго преступника искали – значит, бездельничали!

А как его найдёшь? Только в прошлом году расстреляли Чикатило. С виду порядочный человек: ходил на работу, семья, дети. Доказали больше пятидесяти эпизодов. А вот теперь здесь под носом новенький нарисовался.

Надо было ехать домой – устал. Водителя Червонцев подобрал специально из земляков, чтобы тот не гонялся из города. Жил на соседней улице, и в семь утра машина всегда стояла у калитки.

Махнув старшему сержанту рукой, что пора, направился к выходу.

К дому подъезжать не стал. Вышел у магазина, попрощался – надо было купить продуктов: кефир на ночь, хлеба, масла и сахара на утро.

Ел Червонцев немного и совершенно не понимал – с чего толстеет? Уже замучила одышка. Хорошо, служебная машина под боком – иначе совсем беда. Полнеть начал после смерти жены. Тогда кусок хлеба в горло не лез, только чай пил, а живот стал набухать. Знакомые советовали обратиться к врачу – да всё некогда было. Когда проходил комиссию перед отпуском, определили повышенный сахар, назначили лечение, таблетки выписали. На первых порах все требования выполнял, а потом забросил – раз забыл, два забыл – некогда. Через год перед отпуском снова медкомиссия – что-нибудь выпишут. Бандиты народ крошат, между собой разборки устраивают. Какое здесь может быть лечение на передовой? Вот если бы жена была рядом – побеспокоилась. Он её слушался.

Женился Червонцев рано, на девчонке из соседского села. Голодно было в деревне, вот и подался после армии на милицейскую службу в райцентр. Определили участковым, отправили в глухомань. Зарплата небольшая, но стабильная. Жена в колхоз устроилась. Гордились, что жизнь самостоятельную начали. Оба хотели сына. Да где ж его вырастить без родственников и детского сада, без советов старших? Всё откладывали. Думали, переедут поближе к родителям, там и обзаведутся. Вот тогда-то и свёз жену на аборт.

Вскоре Виктор Иванович на повышение пошёл, вернулись к родителям. Но детей больше не было. Видел он, что жена переживает, по врачам да колдунам ходит, настои непонятные варит и пьёт. Каждое воскресенье в церкви свечки ставит, с попами сокровенные беседы ведёт. Да так ничего и не вышло.

А потом Червонцева в главк пригласили. Совсем дома бывать перестал – рано утром на первый автобус, а к вечеру часто и не возвращался. Ехал в командировку или в кабинете ночевал. За службой не заметил, как родителей похоронил.

Домой приезжал из командировок нечасто, жена улыбчивая, росточком маленькая, всегда встречала у порога, обнимала, нежно пахла ландышами, крепко целовала, шутила:

– Ну шо, сысчик, сыскал ли ты сегодня свое счастье? Аль нет?

Червонцев обнимал жену, чувствовал горячее молодое тело, целовал в губы, увлекал к постели:

– Ты – моё счастье, любимая!

– Ну иди тогда ужинать…

Дом был старенький, одноэтажный, но большой – успел расползтись по всему участку, постепенно занимая огород и сад. Грядки затаптывались, деревья вырубались. У матери много было братьев и сестёр. Каждый желал жить отдельно и пристраивал к дому свою клетушку, утеплял, ставил печку, окошки рубил, делал отдельный вход. Зимой домострой дымил всеми трубами, точно паровозное депо.

Со временем все получили собственное жильё от предприятий и разъехались по городским квартирам. Дом опустел и стал походить на лабиринт с множеством коридорчиков, запертыми на амбарные замки наружными дверьми и торчащими трубами – точно ощетинившийся зверь. Все пристройки родственников имели проход в большую гостиную, где когда-то собирались к ужину. После еды играли в карты, лото или домино.

Поначалу родня частенько летом навещала брошенные пенаты. Пытались проводить здесь отпуска. Но убогое жилище их уже не устраивало, а ягодных кустов и плодовых деревьев на участке не осталось – всё дом съел, да истлевшие поленницы дров. Удобств никаких, как и раньше – туалет на улице, вода в колодце.

Семья была дружная – ожидали, когда у Червонцевых появятся дети, привозили ставшие ненужными пелёнки, распашонки, игрушки и одежду. Все это было в дефиците и стоило дорого. Жена Виктора Ивановича раскладывала вещи по возрастам в пустующих комнатах. В одной поставили коляску, маленькую кроватку и всё, что надо новорожденному. В другую комнату сложили ходунки и одежду для старшего возраста. Третья комната была приспособлена под школьников – с письменным столом и этажеркой, полной книг. Будущих девочек ожидала большая игровая с трельяжем и множеством кукол. У мальчиков – другая комната с конструктором и машинками.

Виктор с женой после смерти родителей заняли их спальню. А когда жена умерла, весь дом стал принадлежать Червонцеву. Он перебрался в гостиную на диван, чтобы отсюда видеть все входы.

Частенько придя со службы и не