Мороз и пепел - Ингер Вольф

только после нескольких трагических случаев к подобным местам начинают относиться с должным уважением. Впрочем, она сама любила выступать в роли первопроходца, но теперь ее повсюду преследовало слово «безответственность». Невысказанное, оно буквально рвалось из глаз ее друзей, которым она рассказывала о своих подводных приключениях в Египте: Неужели она будет продолжать заниматься дайвингом и после рождения ребенка?

Она прекратила разговоры на эту тему, перестала показывать гостям свои подводные съемки и ушла из двух дайвинг-клубов. Не потому, что ей стало тяжело платить членские взносы, а чтобы не получать клубные журналы, щедро иллюстрированные фотографиями датских и иностранных дайверов.

Через три месяца у Сисель началось кровотечение, и она потеряла ребенка. Ни один врач не смог объяснить, почему так получилось. Они с Кнудом пытались снова зачать ребенка, но судьба была против. Когда следующим летом Сисель заикнулась, что хочет заняться морской археологией, Кнуд подумал, что таким образом она решила покончить с их отношениями. Возможно, так оно и было, ее не отпускала мысль, что на самом деле ей не хотелось вынашивать ребенка.

Сисель очнулась от грез, когда ее внимание привлекло какое-то движение на берегу. Там появился еще один человек и вроде как о чем-то заспорил с отцом Лукаса. Мужчины энергично жестикулировали, потом Карстен резко развернулся и зашагал прочь по полю. Второй, помедлив, двинулся следом. Что это было? Как можно скандалить там, где должны царить мир и покой?! Может, позвонить тому полицейскому? Его визитная карточка лежит на кухонном столе. Ага, Дэниель Трокич, вот как его зовут. После недолгих размышлений Сисель передумала звонить, расскажет ему как-нибудь при встрече.

18

Лиза оставила сумку в прихожей и сбросила сапоги в маленьком тесном коридорчике. В четверть двенадцатого Трокич отправил ее домой и велел как следует выспаться. Повторять ему не пришлось, она так вымоталась от своих полночных бдений перед монитором, что, стоило ей прикрыть веки, перед глазами начинали мелькать черные точки.

– Привет! – крикнула она.

– Привет-привет! – скрипуче донеслось из гостиной.

Голос принадлежал не Якобу, а Флосси, ее огромной попугаихе ара. Якоб, наверное, вышел купить еды. У них уже вошло в обыкновение, что, гостя у нее, он покупает китайскую лапшу, когда Лиза поздно возвращается с работы. И ее поражало, как быстро вырабатываются общие привычки. Они, будто невидимые троянские кони, проникают через черный ход, и не успеешь оглянуться, как вдруг замечаешь, что ты каждый вечер сидишь на диване в одной и той же позе, в магазине машинально покупаешь йогурт той фирмы, которую предпочитает твой партнер, и даже не задумываешься об этом. И мало-помалу складываются они в общие представления о будущем и порождают схожие желания и надежды.

Но в то же время появляются уверенность в себе и стабильность. Лизе нравилась вся эта история, да и Якобу она вроде тоже была по душе. Общие ценности и чувство юмора – вот что привязывало их друг к другу.

Но имелся в их отношениях и большущий вопрос. Якоб жил и работал в Копенгагене, она – в Орхусе. И если они решат жить вместе, кому-то придется уступить. У них обоих есть любимая работа: у него в спецподразделении, у нее – в криминальной полиции Орхуса. При этом Лиза прекрасно понимала, что еще несколько лет – и она выйдет из детородного возраста. Сейчас в ней бурлили гормоны создателя семейного гнездышка, они же заставляли ее принимать близко к сердцу любую ерунду, даже рекламу памперсов. Ее подруги давно обзавелись потомством, у двоих дочери уже успели стать взрослыми барышнями. Скоро у них самих пойдут дети, тогда Лизу можно будет уже записывать в разряд бабушек. Да какая она, к черту, бабушка в свои тридцать пять! С другой стороны, когда она станет матерью, то все, прощай, молодость, воспитание детей еще никого не омолаживало. Но практичный Якоб и слышать не хотел о детях, пока они живут порознь.

Лиза зашла в ванную, стащила носки и швырнула их в корзину для грязного белья под столиком. Потом она сунула ногу в тапочек из овчины, валявшийся на весах. Квартира на улице Фредериксгаде была старая, в таких полы всегда жутко холодные что зимой, что летом. У нее вдруг сильно зачесался палец на ноге. Вскрикнув, Лиза резко тряхнула ногой и сбросила тапок. Из него неторопливо выбрался огромный паук и засеменил по полу. Лиза взвизгнула и выскочила вон.

– Мать твою! – солидаризировалась с хозяйкой сидевшая на своей жердочке Флосси. Благодаря знакомству с Наиной, семнадцатилетней племянницей Лизы, попугаиха обладала обширным запасом ругательств.

– Вот именно, – Лиза погладила Флосси по украшенной зелеными перьями головке, что птице чрезвычайно понравилось. Потом она села на диван, взяла миску с оставшимся со вчерашнего вечера попкорном и стала прокручивать в голове события уходящего дня.

У Лизы сложилось впечатление, что Лукас был жизнерадостным и вполне обычным парнишкой, который в школе чувствовал себя совсем неплохо. Ничто не говорило за то, что он подвергался сексуальному насилию дома или вне его, до или во время совершения преступления. И все-таки она не могла отделаться от мысли, что преступление замешано на сексуальной почве. Она отставила миску из-под попкорна и устроилась поудобней, прислонившись к мягким диванным подушкам. Может, ей даже удастся немного поспать, пока Якоб сражается с уличными пробками.

У Лизы душа ушла в пятки, когда хлопнула входная дверь. Она на миг задремала, и ей приснился неприятный сон. Какие-то разрозненные туманные цветные картинки привиделись ей, но содержание сна не запомнилось. Она вдруг подумала о своем деде. Лиза посмотрела на часы. Без четверти двенадцать. Сколько можно ходить за «китайским коробком»? Тем не менее в руке у Якоба был пакет из магазина, где они обычно закупались.

– Где ты пропадал так долго? – начала она обвиняющим тоном.

– В управлении. В Копенгагене узнали, что я здесь, и решили подключить меня к расследованию. Завтра несколько ребят из наших подъедут.

Лиза выпрямилась и поглядела в сторону Якоба. Он очень хорошо смотрелся с этими снежинками на коротко стриженных светлых волосах, но глаза у него были задумчивы, и у Лизы сердце тревожно стукнулось о ребра. Такого странного отсутствующего взгляда она у него еще не видела. Неужели на него так подействовало это преступление?

– Ты там с кем-нибудь общался?

– С Дэниелем.

– Как было бы здорово, если б ты остался здесь насовсем. – Лизе вдруг показалось, что Якоб о чем-то умолчал.

– Эйерсун не потерпит, чтобы я был у него под боком, – напомнил Якоб. – Так что одному из нас в любом случае пришлось