Лучший приключенческий детектив - Татьяна Дегтярёва

своему кемпингу, отгороженного от соседской поляны полосой высокого кустарника. — У нас костёр горит лучше!

Чтобы её слова заимели успех, упёртая девица подхватила с травы котелок, по пути разметав стопку чистых мисок, и побежала вместе с трофеем к своим палаткам. Выказывая остальным участникам искреннее сожаление, Эдик на ходу развёл руками. Покаявшись, но всецело поддерживая, он преданной тенью проследовал за беглянкой и котелком.

— Давайте тогда к нам, — пробубнил Филимон и получил одобрительный взгляд Дашуни. Она отправилась бы к чертям на кулички, лишь бы шагать плечо о плечо с этим мужчиной.

— У нас или у вас, а дрова сами из лесу не придут, — буркнул Графин, думая о том, что как замечательно, когда подбирается чисто мужской коллектив. Ему до зубовного скрежета надоели эти капризные и влюблённые женщины!

Глава девятая,

в которой носорога бьют по морде чайником

На первый взгляд соседняя поляна казалась меньше той, где обосновалась троица кладоискателей. Впечатление было обманчивым. Добрую часть поляны занимали две большие палатки, синий и оранжевый цвета которых необычайно оживляли природный фон. Позади суперсовременных палаток, как продолжение звучащему гимну совершенства, стояли два огромных японских мотоцикла. Один — чёрный Сузуки, второй — зелёная Хонда. При таком впечатляющем антураже даже трава на поляне выглядела гуще, березы кудрявее, а очаг мощнее и основательнее. Понятное дело, что огонь в кострище был высок, оранжев и необычайно-ярок.

Алиса сидела на складном стуле, принадлежащем Данилу, и задумчиво наблюдала за языками пламени. Она находила костёр восхитительным, но слишком обжигающим для её лица, а потому держалась чуть поодаль от общества. Хозяин стула с гитарой в руках полулежал на голубом коврике-каремате, извлечённому из-под спального мешка, по случаю посиделок. Обратив слегка меланхоличный взор в не продираемый кустарник, Данила рассеянно перебирал струны. Алиса находила «рояль» немного расстроенным, но звучащая мелодия была приятна уху.

Компанию гитаристу составляла Кристина. Она присела рядом с ним на матраце и, что выглядело совсем необычно, улыбалась.

Монументальный Филимон возлёг прямо на траву, чем не преминула воспользоваться Дашуня. Она как бы нечаянно уронила куртку, нагнулась подобрать и опустилась рядышком, после чего стала проказничать, щекоча сухой травинкой грудь монумента. Время от времени живая статуя похохатывала и мотала конечностями, задевая валяющиеся в траве кружки-миски. Следовавшая за непроизвольными телодвижениями какофония заставляла Алису морщиться но одухотворенная физиономия Дашуни примиряло со сложившимися обстоятельствами.

Эдик уселся неподалёку от Кристины, поблёскивая в её сторону стеклышками очков. Рыжую макушку ухажёра прикрывала эмалированная миска с голубым цветочком на боку, в зубах студент держал ложку. Сей свирепый вид адресовался Графину, со значительным видом суетившемуся возле котелка и не умолкающему ни на минуту. Сейчас он занимался просвещением темной Даши.

— …я повторяю: разделывать рыбу нужно на дубовой доске! — Он выхватил из травы деревянную доску и помахал ею над головой Громовой. — Для настоящей ухи нужна рыба, луковица и соль. Всё!

— Когда же будет эта луковица и соль? — сорвался на фальцет Эдик.

— Картошечки не хватает, — протянула сестрица, пощекотав травинкой у Филимона под носом. Тот громыхнул посудой и сладострастно чихнул. Три раза.

— Девочки, — Графин обратился к молчаливой Шуйской, — мы же не рыбный суп варим, а уху.

— Лавровый лист, — пробормотала Алиса. — Нет?

— Эти женщины… — протянул Эдик. — Но чёрного перца горошком я бы добавил.

Народ принюхивался. Уха пахла соблазнительно. Филимон отбирал у Даши травинку, а та нипочём не отдавала. Недовольная Кристина метнула в брата половник. Попала, ясное дело, в одну из мисок. Звонкая песнь пустой посуды достигла кульминационного момента и пошла на снижение.

— Пахнет вкусно, — призналась Громова.

— Скоро уже.

Графин уселся рядом с Эдиком. Жестом фокусника извлек из-за спины архиважную в деле ухи дубовую доску и принялся кромсать на ней укроп. Народ из последних сил терпел, по состоянию духа готовый уничтожить укроп без священного варева.

— Еще чуть-чуть. — Повар высыпал зелень в побулькивающую уху, бережно прикрыл кулинарный шедевр крышкой и с помощью Данилы снял закопчённый котелок с перекладины.

— Кому налить? — спросил Графин и потянулся за половником.

Шесть железных мисок с драматическим лязгом столкнулись чуть ниже его талии. Потенциальный евнух едва успел отшатнуться.

— Э-эй, голодающие, не делайте из меня инвалида!

Миски наступали. Самая наглая чувствительно воткнулась в живот. Сообразив, что самое время сделать выбор, повар выхватил миску Громовой.

— Назад! — замахнулся он половником. — Сейчас как…всем налью.

Толпа ослабила натиск и создала подобие голодной очереди в маршрутку. В воздухе витал дух скандала.

Даша первая попробовала уху. Она блаженно помычала и выдала эмоциональный вердикт:

— Супер! — При помощи ложки послала повару воздушный поцелуй.

Остальные склонились над мисками. Возгласы восхищения окончательно примирили Графина с этой несправедливой, но такой чудесной жизнью.

— Кулинар! — одобрила уху Алиса.

— Талантище! — ухнул Филимонов и незаметно подтолкнул локтем Дашуню. — Так и будем всухую?

Та прищурилась, оценивая предложение змея-искусителя, потом поднесла палец к губам и кивнула на Алису, с наслаждением вкушавшую уху. Громова была изобретательна по части увёрток. Игра «Поймай, если сможешь» относилась к числу её любимых, но сейчас она играла против Шуйской, и следовало быть пять раз осторожной.

— Слушай, я аэрографию плохо рассмотрела. — Хитрая бестия помахала рукой в сторону мотоциклов, выглядевших черными громадами в сгустившихся сумерках.

— Давай покажу, — невозмутимо ответил Филимон и пружинисто подхватился с травы.

Лёгкий рывок, и боевая подруга стояла рядом.

— Возьмём с собой, — распорядилась любительница мотоциклов и байкеров, забирая миски с ухой.

— Что такое аэрография? — прозвучал вопрос в спину.

Даша даже не обернулась, отвергая компанию на корню.

— Это рисунок, Шуйская. Очень примитивный для тебя.

Филимон хмыкнул, освещая фонариком путь к примитиву. — Мне картошечки в супчике не хватает, — донеслось издалека заключительным пассажем.

Присутствующие, кто с пониманием, а один с тяжким вздохом проводили их взглядом, но не стали отвлекаться от божественной ухи. Филимон и Даша — они на байках повернутые — могли час обсуждать крутой мотоцикл, собранный вручную из каких-то тюнинговых запчастей, обзывая его гордо «чоппер». Потом их плавно переносило к «литрам» и «спортбайкам», упоминались «свечи» и совсем непонятные «стоппи». Эдик отчаялся переводить, а потому для половины присутствующих разговоры этих двух напоминали тарабарщину.

Бренчанье гитары и нестройное многоголосье разрывали торжественность ночи. Она была классически совершенной: многозвёздной, со сверкающей лунной дорожкой на гладком зеркале воды, с таинственным шуршанием камыша, с кляксами кустов и тревожным уханьем филина, сидящим где-то на ветке сосны рядом с предположительно-овальным дуплом.

Стоящая на мостках Алиса мотнула головой, отгоняя прочь назойливого комара, и покосилась на оранжевые всполохи костра. На поляне раздался пронзительный женский визг, аплодисменты, — она удивленно пожала плечами, —