Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин

Ознакомительный фрагмент

Но козел…

Это предел. Сильнее оскорбления в конце нынешнего тысячелетия на всей территории нашей необъятной родины…

Сильнее оскорбления нет.

Я не хотел. Козел выскочил как продолжение всего, что я о них подумал, что в них увидел и понял.

– Что ты сказал? – спросил он не столько гневно, сколько удивленно.

– То, что слышал.

– А ну повтори? – Он все еще не верил, что вот так запросто на берегу солнечного моря, ранним утром, когда всем им было весело и хорошо, его так оскорбили, так обидели… За подобное попросту заваливают.

– Гуляй, – сказал я примирительно.

– Так, – протянул он и отошел к своим.

А те веселились с девочкой – буфетчицей из близлежащего кафе. Она все пыталась вызволить стол и стулья, которые у нее попросту отобрали.

– Ребята, – просила она, – что вы делаете? Эти же стулья на мне! Они на мне, понимаете?!

– Были на тебе стулья, а сейчас на тебе будем мы! – веселились ребята. И, подхватив девчушку за руки–ноги, раскачали ее и бросили в воду метрах в трех от берега. Дальнейшее веселье затихло, поскольку к ним подошел мой козел. Выслушав его, они забыли о девчушке и плотной группой двинулись в мою сторону.

Ну вот, проговорил я про себя, так все и бывает в нашей жизни, полной смертельной опасности и непредсказуемых последствий. Держись, Женя, – я все чаще обращался к себе по этому вымышленному имени, все больше привыкал к нему.

Ладно, разберемся.

Козлы были уже совсем рядом, шли молча и, как каждая свора, начали, не сговариваясь, обходить меня с двух сторон. Я уже знал – сейчас зайдут за спину, и я окажусь в центре круга. Это опасно, потому что… Потому что опасно. Их было человек пять, и они были отморозки. Если ничего не предпринять, они оставят меня в жалком состоянии, если вообще оставят живым.

Терять нечего.

У меня было только одно преимущество – они не знали, как далеко я зашел в этой самой крутизне.

Победит тот, кто круче.

Они считали, что перед ними случайный, заблудший лох, который сам не понял, что натворил и что его ждет.

Я не был лохом. Я был покруче этих отморозков – так мне казалось. Ровно через пятнадцать секунд выяснилось, что я был прав.

Степень крутизны зависит от того, как далеко ты готов пойти в ссоре ли, в драке, в любви, наконец. Или же ты постоянно озабочен – переступил ли ту невидимую черту, за которой начинается бестактность и невежливость, или же тебе на это наплевать. А еще можно переступить черту, за которой явственно так, четко просматривается смерть. И не важно – твоя ли, противника… Ты готов переступить и эту черту? Готов?

Случилось так, что за два–три последних года я переступал все эти границы. И не один раз. И теперь знаю твердо – нет той черты, за которой я не побывал.

Побывали ли за этими границами приближающиеся ко мне козлы?

Не уверен.

Вернее, знаю твердо – нет. Им только кажется, что они крутые. Им хочется так думать. У настоящих крутых в глазах пустота. Как у меня, например. А у этих – злоба, обида, жажда утвердить какую–то свою справедливость, как они ее понимают, жажда крови, наконец…

Все это от слабости, от молодости.

От куража.

Заглянул в себя поглубже – страха не обнаружил. Еще раз всмотрелся в собственную темноту – все нормально.

– Так кто из нас козел? – спросил мой крестник.

– Вам виднее.

Теперь я уже оказался в кольце. Им нужен был повод, какой–то последний знак, сигнал, после которого они накинутся на меня со всех сторон.

– Извиниться не хочешь?

– Извините, ребята, больше не буду.

– Сто баксов – и ты прощен.

– Бог подаст, – это были слова, которых они ждали. Я уже не лежал перед ними, я сидел на своем полотенце. Скосив взгляд, увидел, что сижу на червоной масти. Это хорошо. Если бы оказался на пиковой…

Кто знает, кто знает.

А так подо мной был червовый туз. На черву мне всегда везло.

И сейчас тоже.

Мне удалось поймать тот неуловимый миг, когда мой козел первым бросился на меня, выведя из–за спины руку – в ней была бутылка из–под шампанского. И с шампанским мне всегда везло.

Шампанское – это мой напиток.

Не поднимаясь, я прыгнул ему в ноги, и он опрокинулся вместе со своей бутылкой уже у меня за спиной. И тут же, не оглядываясь, не теряя ни секунды, я рванул вперед, как бы убегая от них. Но через два шага обернулся и того, кто бросился за мной первым… Хорошо так, из удобной позы, с разворотом… В челюсть. Он рухнул. Он не упал, он рухнул. По моим прикидкам, после такого удара человек вырублен минут на пять, не меньше. Это в американских боевиках люди с раздробленными челюстями еще оказывают какое–то сопротивление, а то и побеждают.

В жизни так не бывает.

И тут как дар небес – ко мне подбегает все тот же козел с бутылкой. Я дал ему возможность приблизиться, дал время размахнуться тяжелой посудиной и только после этого выбросил правую ногу вперед. По яйцам. Тоже очень удачно получилось, ну просто очень удачно. Когда он, согнувшись от боли, выронил эту бутылку, упал на четвереньки, я успел той же правой дать ему под дых, снизу. И тогда он распластался на гальке уже надолго. Не навсегда, нет, но надолго.

Не помню, как у меня в руке оказалась эта злосчастная бутылка, но следующий козел получил ею по морде. Мне удалось захватить щеку, ухо, затылок… Зубы у него, скорее всего, остались, но пломбы… Пломбы наверняка вылетели все до одной.

Сколько бы их там ни было.

И тут я почувствовал, что сзади на мне, обхватив за спину, висит одна из девиц. Напрасно она так поступила, глупая. Наверно, прежние драки у этих козлов заканчивались иначе, наверно, по прежнему опыту она решила, что может помочь.

Не смогла. Я двинул локтем назад, и руки ее разомкнулись. Я даже не стал смотреть, что с ней. Отвалилась и отвалилась.

– Продолжим? – спросил я у двух оставшихся.

Черные трусы до колен, тощие животы, опять эти фиксы… И вдруг я увидел в руке одного нож.

– А вот этого не надо, – сказал я.