Потерянные души - Белов (Селидор) Александр Константинович

Заботами по хозяйству пасечник его не обременял, кормил как на убой, поил o разными настоями и отварами трав. Космос много спал, гулял. От такой беззаботной жизни физиономия его вскоре округлилась, появилось даже некое подобие животика. Обнаружив этот факт, Космос и удивился и расстроился.

Дед, ты меня совсем закормил! - заявил он как-то за обедом, отодвигая от себя тарелку наваристых, духовитых щей. - Посмотри, я уже в кабана превратился, скоро хрюкать начну!..

Ешь, тезка, ешь... - усмехнулся старик. - "В здоровом теле - здоровый дух" - слыхал небось? Вот мы сперва тело твое, Кузя, укрепим, а потом и духом займемся...

В конце апреля на пасеке начались горячие деньки. Забот было выше крыши - надо было выносить спрятанные на зиму в сарай ульи, чистить их, подкармливать пчел... А ведь еще был обширный огород, который надо было вскопать и засеять! Вот тогда "санаторий" для Космоса закончился.

Пасечник без всякого стеснения по полной программе "припахивал" своего квартиранта. Да и сам "Кузя", порядком уставший от безделья, к немалому своему удивлению охотно включился в работу.

Поначалу он, понятное дело, побаивался копошащихся в ульях пчел. Стоило какой-нибудь ударнице медосбора сесть ему на ладонь, как Космос, в ужасе размахивая руками, отскакивал в сторону, изрыгая при этом нечленораздельные вопли. Но постепенно, глядя на посмеивающегося в бороду пасечника, он научился обращаться с дымарем, да и сами пчелы со временем перестали внушать ему непреодолимый страх.

В маске, в белом халате и с дымарем в руке он мог часами копаться в ульях, вычищая рамки, выгребая погибших за зиму пчел и просто наблюдая за жизнью пчелиных семей. Старику порой приходилось и прикрикнуть, чтобы оторвать своего помощника от этого завораживающего занятия.

А потом был огород, ставший для Космоса настоящим испытанием. Комья влажной глинистой почвы постоянно липли к лопате, с непривычки ломило спину, на руках вздулись и тут же полопались водянистые пузыри мозолей.

Проклиная все на свете, Космос терпел, потому что рядом, посапывая в бороду, проворно и сноровисто копал пасечник. Отставать ему, молодому парню, от старика было неловко, Космос упирался изо всех сил, но каждый раз к перекуру выяснялось, что дед снова обставил его по всем статьям.

К вечеру вскопали только половину, но Космос ухайдокался так, что еле-еле добрался до койки. Поясница просто разламывалась от боли, а натруженные ладони и вовсе не распрямлялись, скрючившись так, словно продолжали сжимать древко лопаты.

Кузя, иди вечерять, - позвал его к столу пасечник.

Не хочу... - слабо простонал Космос, с ужасом рассматривая кровавые мозоли на своих скорченных руках.

Дед Кузьма подошел к лежанке, на которой распластался "тезка".

Покажь руки-то... - велел он. - Ну-ка...

Старик осмотрел ладони вяло сопротивлявшегося парня и, нахмурившись, ушел в чулан, где хранился его запас кореньев и трав. Вернувшись, он приложил к ранам кашицу из жеваной травы и обмотал ладони Космоса чистой тряпицей.

Утром пасечник ушел на огород один. Он ничего не сказал Космосу, не позвал его с собой, и тот, поразмыслив, счел себя "на больничном". Перевернувшись на другой бок, Космос решил поспать еще. Но сон отчего-то не шел. Провалявшись в кровати около часа, он встал и выглянул в окошко.

Старик трудился один, а не вскопанная часть огорода показалась Космосу пугающе большой. Он размотал тряпицы на своих ладонях и осторожно сжал их в кулаки. Язвы несколько затянулись, и хотя руки еще побаливали, но, в общем и целом, чувствовал себя Космос вполне сносно. Впрочем, одна только мысль о лопате вызывала отвращение.

"К черту!.. - подумал он. - С какой стати я должен убиваться на этом долбанном огороде?!"

Он умылся, плеснул себе молока, отрезал ломоть хлеба с салом и сел завтракать. Но кусок не лез ему в горло. Стоило немного повернуть голову - и он видел сгорбленную фигурку старика с лопатой, в одиночку ковыряющего землю. Космос снова осмотрел свои руки, теперь следы от мозолей и вовсе показались ему ничтожными.

- Тьфу ты, черт!.. - с досадой сплюнул он и, отшвырнув свой так и недоеденный бутерброд, пошел одеваться.

К лету Космос превратился в настоящего крестьянина. Он окреп, руки и плечи налились силой, да и как могло быть иначе, если буквально каждый день ему приходилось трудиться. Он качал первый весенний мед-разноцвет, самый полезный, как утверждал дед Кузьма. Ульев на пасеке было много, и Космосу пришлось несколько дней крутить ручку медогонки, выкачивая мед из бесчисленных рамок. Огород тоже требовал постоянных забот - то прополка, то сбор жуков, то подкормка...

Потом начался сенокос. Для своих . двух коз - Белки и Стрелки - пасечник заготавливал сено сам. Обкашивал лесные опушки, полянки, ставя там небольшие стожки.

Понятно, что Космос тоже решил поучаствовать в этом деле. Они вставали в пять утра - со светом, - и, дружно позевывая, отправлялись на покос. По дороге болтали. Вернее сказать, болтал-то, конечно, Космос. Кузьма Тимофеевич больше слушал его пространные рассказы о столичной жизни, время от времени неодобрительно покачивая головой.

С ума вы там все посходили!.. - сердито пробурчал он как-то. - Одни деньги на уме!

Космос снисходительно хмыкнул:

А как же, дед? Хочешь жить в шоколаде - надо крутиться... "Бери от жизни все!" - слышал такую рекламу? -

Хорек эту рекламу придумал! - еще сильнее нахмурился пасечник.

. - Почему хорек?

Потому!! Вот, к примеру, лиса в курятник заберется... Зарежет курицу, ну две, и удерет с ними... А хорьку и одной курицы не сожрать, но не остановится, гаденыш, пока не перережет весь курятник!

" - Почему?

' - Да потому что хорек! - взорвался вдруг старик. - Потому что берет от жизни все! В шоколаде жить хочет!!

Да ладно тебе, дед! - опешил Космос. - Остынь, ты что, в самом деле?..

Кузьма Тимофеевич вздохнул и тихо, задумчиво сказал:

Нельзя так... Если все будут стараться взять от жизни все, Кузя, то выживут одни только хорьки. Не брать надо от жизни, а отдавать ей - вот тогда всем всего хватит!..

Косьба давалась Космосу еще тяжелее, чем вскапывание огорода. Полное неумение обращаться с косой превратило эту работу в форменную муку. Коса никак не желала двигаться ровно - то скользила по вершкам, то втыкалась в землю. Космос, чертыхаясь, выдирал ее обратно, в сотый раз выслушивая совет пасечника:

Пятку прижимай, Кузя! Пятку, говорю, плотней прижимай!..

Когда, наконец, у него стало получаться, сенокос, увы, закончился. Взамен него пришла новая забота. Настало время роения - самая, наверное, ответственная пора в жизни пасеки* Оба "тезки" целыми днями бродили среди ульев, подкарауливая молодые рои, готовящиеся к вылету.

Погода, как по заказу, стояла сухая и жаркая - как раз такая, какую ждали новые пчелиные семьи. Космос носился по пасеке с роевней в руках, не обращая особого внимания на атаки агрессивных в этот период пчел. Первый вылетевший рой обнаружил, естественно, сам пасечник.

Кузя, дуй сюда! - услышал Космос.

Он тут же бросился на зов, на ходу снимая крышку роевни. Старик стоял возле молодой березки и показывал куда-то наверх.

Видишь? спросил он.

Метрах в трех над землей на подрагивающей от ветерка ветке висел плотный ком копошащихся пчел.

Вижу... - почему-то шепотом ответил Космос. - Дед, а как их оттуда взять?

Стремянка в сарае, - подсказал пасечник. - Сбегаешь?

Угу... - кивнул Космос, передавая старику роевню.

И тут его осенило. Он присел на корточки и сунул голову пасечнику между ног. Рывок - и Кузьма Тимофеевич взлетел вверх на плечах своего "тезки".

Достанешь, дед? - тихо спросил снизу Космос.

Достану... - довольно хмыкнул старик. - Ну-ка Кузя, полшага вперед...

Он поднес роевню под кучу пчел и осторожно тряхнул ветку. Рой мягко рухнул в ящик, пасечник задвинул крышку - дело было сделано.