Мари Юнгстедт - Неизвестный

Карин присвистнула от удивления.

— К какому времени они относятся? — поинтересовалась она.

— В основном это эпоха викингов, с восемьсот пятидесятого по тысяча пятидесятый, но мы находили также предметы, датируемые седьмым — двенадцатым веками, так что в целом, можно сказать, мы охватили период в пять столетий.

— Как вы решаете, в каком конкретно месте начинать копать?

— Мы определяем участок, который, по нашему мнению, представляет интерес, затем делим его вот на такие квадраты, каждый из которых по площади равен двадцати квадратным метрам. — Он указал на прямоугольной формы наделы, их контуры определяла натянутая верёвка. — Каждый участник раскопок отвечает за несколько квадратов. Мы начинаем копать, уходя в землю на двадцать-тридцать сантиметров. Именно на этой глубине можно что-то обнаружить. В верхнем слое ничего не осталось после обработки земли, например, плугом. Дойдя до нужного уровня, мы слой за слоем снимаем землю с помощью лопатки, похожей на сырорезку. Мы действуем очень осторожно, продвигаясь сантиметр за сантиметром, опасаясь повредить возможную находку. Чтобы добраться до слоя земли, где можно обнаружить что-нибудь интересное, нам потребовалась пара недель тяжёлой работы.

— Я и представления не имела, что археологам удалось уже так много всего найти! — произнесла Карин зачарованно. — Я, конечно, читала и слышала об этих раскопках, но до сегодняшнего дня не осознавала их масштаба.

— Господи, ну конечно! — Мельгрен вздохнул и с удивлением взглянул на Карин. — Ведь на Готланде обнаружили самое большое в мире количество серебряных монет эпохи викингов. Остров служил важным пунктом на торговом пути между Европой и Россией, и его жители активно скупали и перепродавали товары из самых разных регионов.

— А чем же они торговали? — не унималась Карин.

Кнутас заметно напрягся. Они приехали сюда не для того, чтобы выслушать лекцию об археологии, а в поисках полезной информации о пропавшей девушке. Он демонстративно поднялся с места и решил пройтись, самостоятельно осмотреть округу. Карин, казалось, была полностью поглощена рассказом Мельгрена и жадно внимала каждому слову специалиста. Комиссар и не подозревал, что его напарница настолько интересуется историей. Вот ему открылась ещё одна новая сторона коллеги.

Кнутас присел на скамейку у края площадки. Прямо перед ним зиял раскоп, внутри которого был виден человеческий скелет, он лежал просто так, ничем не прикрытый.

Казалось невероятным, что он сидит тут и рассматривает скелет человека, не видевшего света божьего целую тысячу лет. Сотни, тысячи ног прошагали по этой земле с тех пор. Комиссар тоже был под впечатлением.

Так вот, значит, где Мартина сидела и копалась в земле всего пару дней назад. Куда она, чёрт побери, могла запропаститься? Покончила с собой? Маловероятно, она ведь настолько жизнерадостна, по крайней мере кажется такой. Может, с ней приключилось несчастье? Она была порядочно пьяна и могла легко свалиться в воду в таком состоянии. Ведь они пока что искали только на суше, а ответ мог найтись совсем в другом месте.

Комиссар решил: если Мартина до завтра не объявится, он организует работу водолазов.

На обратном пути из Фрёйеля Карин переполнял энтузиазм.

— Ты только подумай, что им удалось найти, это же просто фантастика! Я держала в руках кусочек янтаря, которому тысяча лет, представляешь? В следующей жизни я точно стану археологом, будь уверен.

— Я уж решил, ты собираешься провести там остаток дня, — пробурчал Кнутас. — А я зверски проголодался. Неужели тебе никогда не хочется есть?

— Не будь таким занудой. Мне там ужасно понравилось, а еды мы купим по дороге. Что ты думаешь о Мельгрене с Мартиной?

— Вряд ли он врёт. Решиться на связь со студенткой — дело серьёзное. Ведь он рискует не только семьёй, хотя и этого уже достаточно, но ещё своей профессиональной репутацией.

— А может, он от всего устал? — деловито предположила Карин. — И это форма саморазрушения, вполне вероятно бессознательного. Просто в глубине души он мечтает, чтобы вся эта работа полетела в тартарары.

— Ну, или он влюбился по уши, — подхватил Кнутас. Комиссар был гораздо романтичней коллеги.

— Почему нет? — улыбнулась она. — Но первое не исключает второго.

У входа в управление их встретил Ларс Норби:

— У меня состоялся интересный разговор с одним свидетелем.

— Пойдём в мой кабинет, расскажешь, — предложил Кнутас.

В углу комнаты стояли диван и кресла, туда они и уселись.

— Звонил мужчина. Так вот, он как-то ехал на велосипеде в сторону Варфсхольма, собирался там пообедать, он всегда ездит туда по понедельникам, а это как раз был понедельник, и он увидел Мартину, девушка шла по дороге. Он довольно точно её описал, он совершенно уверен, что видел именно её.

— Так, а дальше что? — нетерпеливо перебил его Кнутас.

— Она шла из Варфсхольма по обочине. Ему кажется, по левой стороне дороги, но он не уверен. На ней была голубая юбка, это он хорошо запомнил, а вот что было надето сверху, сказать не может.

— Давай уже к делу! — взревел Кнутас.

Обстоятельность Норби и склонность обрисовывать всё в мельчайших подробностях порой сводили комиссара с ума. Ответом послужил оскорблённый взгляд коллеги.

— Так вот, она села в автомобиль, припаркованный у въезда на поле для мини-гольфа.

— Почему он так уверен, что видел именно Мартину?

— По всей вероятности, её друзья-археологи ходят по округе и показывают народу её фотографии. Точнее, одну фотографию.

— Они что, развернули своё собственное расследование?

— Именно. И оно уже принесло плоды.

— Свидетель видел, кто был за рулём автомобиля? — вмешалась Карин.

— Он говорит, мужчина лет тридцати пяти — сорока. Может, старше. Тёмные очки закрывали глаза. Цвет волос тоже разглядеть не удалось, но точно не блондин, скорее брюнет.

— Когда свидетель их видел?

— Неделю назад, в прошлый понедельник, часов в пять — в половине шестого.

— Да, но Мартина пропала всего два дня назад, — снова прервала беседу Карин.

— Знаю-знаю, но информация всё равно может оказаться полезной, — оправдывался Норби. — Кто-то поджидал её на обочине шоссе.

— И следует спросить себя: почему этот кто-то не подъехал на парковку пансионата? Вероятно, не хотел быть увиденным, — продолжил мысль Кнутас.

— Всё указывает на то, что у девушки имеется тайный любовник, — резюмировала Карин.

— Более того, несложно предположить, что он имеет отношение к её пропаже. Она либо добровольно последовала за ним, либо нет.

— Вряд ли добровольно, — усомнился Норби. — В таком случае она бы уже дала о себе знать.

— Да, всё говорит за то, что её увезли против воли, — согласился комиссар. — Остаётся лишь надеяться, что она не влипла во что-то более серьёзное. Что это был за автомобиль?

— Свидетель совершенно не разбирается в марках машин, у него даже нет прав. Говорит, обыкновенная синяя машина и она не выглядела новой.

Карин повернулась к комиссару:

— Какого цвета автомобиль Мельгрена?

— Понятия не имею, но это легко выяснить.

— Свидетель видел девушку при других обстоятельствах, после этой встречи или до?

— Нет, лишь в прошлый понедельник.

— В какую сторону уехала машина?

— По направлению к главному шоссе.

— Номера он, конечно, не запомнил.

— Нет. — Норби позволил себе усмехнуться. — Такого везения просто не бывает.

— Я хочу сам побеседовать со свидетелем, и как можно быстрее.

— Он живёт и работает в Клинтехамне, так что это легко устроить.

— Отлично.

Зазвонил телефон, в трубке раздалось шипение, и лишь спустя пару секунд Кнутас понял, что на линии отец Мартины Флохтен. На ломаном английском комиссар постарался ответить на вопросы, которыми осыпал его взволнованный отец девушки. Они договорились о встрече на следующий день, когда Патрик Флохтен должен был прибыть в Висбю для участия в поисках пропавшей дочери.

Подёргав дверь, он понял, что она заперта. Нашёл нужный ключ и открыл её. Внутри всё выглядело точь-в-точь как при родителях. Всё тот же отполированный комод, часы на стене в том же ритме отсчитывают время, тарелки из китайского фарфора развешены по стенам на своих исконных местах, даже держатель для рулона бумаги всё так же стоит себе на столе. Он вошёл в гостиную и в тишине огляделся. Из-за отсутствия дивана их гостиную нельзя было назвать типичной. В каждой нормальной семье дома стоит диван, но только не у них. Ведь на диване сидят и общаются, смотрят вместе телевизор — всё это в их доме было невозможно. Сидя рядом на диване, можно случайно прикоснуться друг к другу — подобный телесный контакт уже сам по себе являлся грехом. Практически все развлечения подпадали под категорию греха. У них не было телевизора, потому что это грех. По радио никогда не играла музыка, потому что это грех. Комиксы, настольные игры, даже смех по воскресеньям — тоже грех. Собственно говоря, риск, что кто-нибудь засмеётся в воскресенье, да и в любой другой день, был очень небольшим. Он не мог припомнить, чтобы хотя бы раз губы отца или матери расплылись в улыбке. В их доме царили тишина и порядок и в почёте были молитвы и наказания.