Нефрит - Сергей Юрьевич Михайлов

что я сейчас тоже провалюсь. Так и случилось, как только я оказался рядом и протянул ему руку, лед затрещал, и я завалился прямо на него.

К счастью, там оказалось неглубоко, так что утонуть мы не могли. Кое-как, ломая лед, мы добрались до берега и вылезли на сушу. Мороз был градусов десять, для местных это совсем ничего, но мы были насквозь мокрые и, конечно, стали замерзать.

– Надо бежать в тепло, – стуча зубами, выговорил я.

– Я в интернат не пойду, – ответил парнишка с таким же зубовным перестуком. – Воспитка убьет. С уроков сбежал, и еще это.

В поселке все знали, что в интернате детей бьют, но относились к этому спокойно – ничего, бывает, мы своих тоже бьем… Не мог же я бросить его у проруби.

– Тогда побежали ко мне. Спрячемся у нас в бане, там и высохнем.

Деваться ему было некуда, не замерзать же здесь, и он согласился. Вот так случайно мы и познакомились. Хотя мы не стали друзьями не разлей вода, но какое-то светлое чувство совместно пережитой беды осталось во мне навсегда. Драки так и продолжались и, как я знаю, продолжаются до сих пор, и мы с Мишкой по-прежнему были по разные стороны, но теперь по молчаливому согласию никогда не вставали друг против друга, и если случай вдруг сводил в драке, только кивали и расходились. Почему-то он до сих пор считал себя моим должником, как будто я его спас, хотя на самом деле тонули мы оба. Не знаю, мы никогда не обсуждали тот случай, может, из-за того, что я не раздумывая кинулся его спасать, или потому, что отвел к себе. Я же после того случая считал себя в какой-то мере ответственным за него, и после того, как он бросил школу и пошел охотиться, я даже попросил дядьку, чтобы он посодействовал и Мишке выделили богатый участок. В общем, все это неважно, главное – я точно знал, что любую мою просьбу он выполнит.

Пить мне не надо было, но и отказываться было нельзя, обижу. Водка так прочно вошла в быт этих людей, что теперь она была встроена во все их обряды и верования, еще сохранившиеся после стольких лет сначала христианизации, потом атеизма, а сейчас веры в золотого тельца. Теперь водкой скрепляли договоры, приносили в дар своим лесным и речным духам, и прочая, и прочая. Так что отказаться нельзя было никак – радость встречи обязательно должна быть обмыта священным напитком.

Я с сожалением видел, что Мишка понемногу спивается – мы одних лет, а у него сейчас тряслись руки, как у алкаша с солидным стажем. Я же после московской ночи в клубе, когда друзья привозили меня домой чуть теплого, на следующий день принимал ванну, ел и опять был здоров, как будто и не пил. Эвенки вообще были слабы против зеленого змия, и действовал он на них по-своему – не веселье, не песня, а драка и агрессия обязательно были спутниками пьянки.

Мишка, хоть и был невысоким и худеньким, словно подросток, в драку кидался с пол-оборота. И то, что соперник мог быть на две головы выше и тяжелее его в два раза, никогда его остановить не могло. Этакая горячая северная кровь, но это, конечно, если он был в подпитии. Трезвый он был добрый, скромный парень, который всегда старается поменьше быть на виду.

После того, как мы все выпили – Люба хватанула так же, как и мужики, почти полстакана – и посидели, Мишка прямо на глазах стал оживать. Морщины у него разгладились, глаза заблестели – алкоголь делал свое дело. Вместе со здоровьем к хозяину, похоже, вернулось осознание окружающей обстановки, и он смутился.

– Ты это, Люба, хоть бы закуску какую приготовила. Гость все-таки.

Той водка тоже пошла на пользу, она раскраснелась и ожила.

– Сейчас, сейчас, Мишенька. Сейчас приготовлю что-нибудь. В летнике печь разожгу, а то в избе потом не продохнешь от жары.

Она вскочила и понеслась на улицу. Был самый лучший момент, чтобы поговорить о деле, – мы одни, водка еще не свернула Мишку на другой бок, он как раз начал соображать.

– Слушай, Миша, я ведь к тебе не просто так, я по делу.

– Во, а я как раз хотел спросить, каким это ветром тебя занесло.

– Да нехорошим, очень нехорошим ветром.

Я помолчал, не зная, с чего начать, потом решился. С Мишкой можно было говорить прямо, он прекрасно знал, чем занимается наша семья, – да и большинство людей, в районе, наверное, знали, но помалкивали. И он даже знал дядьку, как раз прошлой зимой мы с ним заезжали сюда. Дядька присматривал места для расширения дела и искал новые пути вывоза камня.

– Плохо дело, Мишка. Росомаху убили.

– Да ты что!

Мишка даже вскочил.

– Да не поверю! Он же бессмертный.

Потом, похоже, по моему виду понял, что это правда, сел и трезвым голосом добавил:

– Сочувствую. Мощный был человек. Рассказывай – как, где, кто и чем я могу помочь.

– Сейчас, Миша. Соображу, с чего начать…

Рассказал я ему почти все, утаил только про роль Валерки, так как тут никакой уверенности не было и надо было еще самому разобраться, ну и еще некоторые детали. Не стал, конечно, говорить, что я убил человека. Ни к чему на человека лишние тайны навешивать, и так много наговорил. Потом объяснил, что мне надо от него. Закончил я как раз вовремя – в сенцах загремело, и появилась Люба. В руках у нее дымилась сковорода.

Выслушав меня, Мишка молча взял бутылку и разлил остатки по стаканам. Потом взял стакан.

– Ну, давай, помянем дядю твоего.

Люба не стала спрашивать, за кого это мы тут пьем, пока она возилась с едой, ей, похоже, опять стала плохо, и она едва дождалась, когда в руке появится стакан. Мы выпили.

– Ты прав, – наконец заговорил приятель. – С водкой надо подождать. Сначала решим твои дела, потом выпьем.

Эти слова меня приятно удивили, все-таки я боялся, что водка сегодня победит, и все пойдет прахом. Ведь как я ни надеялся на Мишку, я сам видел, что творит водка с людьми, заставляя их не то что забыть про дела, заставляя забыть вообще про саму жизнь. Даже про детей и про родителей. Молодец Мишка, не сдался змию, надо все-таки определять его к нам в бизнес, нельзя больше отпускать его от себя – скатится к черту.

– Ты давай закусывай. Мне чего-то не лезет.

Он пододвинул