Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов

а тот, подмигнув приятелям, приоткрыл дверцу шкафа и выставил бутылку коньяка, объявив:

— За спасение тела и души пострадавшего раба Божьего Ильи ибн Артуровича!

Все трое обнялись и выпили стоя.

— Вот уж действительно балбес! Как я мог тебя принять за убийцу? — ощупывая и похлопывая приятеля, не успокаивался Квашнин. — Рассказывай, что тебя привело к озеру?

— Братцы, налейте ещё сто граммов, — взмолился Дынин. — Медики — народ особый, мозг не созрел для ясности мысли.

Выпили ещё по одной, и профессор, пожевав кусочек лимона, расслабился, откинувшись на спинку кресла:

— Ну что сказать, друзья мои. — Он закрыл глаза от удовольствия. — Начну, пожалуй, с того предмета, что я обнаружил в воде.

— Вот! — сунул ему диковинный револьвер Квашнин.

— Собственно, на поиски оружия я туда и отправился, — повертел в руках револьвер Дынин. — Три пули, обнаруженные мною в теле Фугасова, оказались идентичными, и теперь я убеждаюсь, что они вполне могли быть выпущены из этого иностранного револьвера.

— Позволь-ка, Илюша… — осторожно принял оружие из рук Дынина Квашнин. — В барабане остался пятый патрон древних времён — недлинноватенький снарядик, калибр примерно пять семьдесят пять или шесть миллиметров, но жахнет так, что рад не будешь.

— Друзья! — поднял палец Данила. — Это же пушка на ночных собак! Французы в девятнадцатом веке изготовили их специально для велосипедистов, чтобы обороняться от них. И название у револьвера весьма чудное…

— Волкобой? — предположил Квашнин.

— При чём здесь волки? Я же сказал, первые велосипедисты, раскатывая вечерами по Парижу, пугали шумом людей и собак. Колёса-то были без резины. Собаки, естественно, бросались на них, кусали за ноги, порой забавы заканчивались настоящими трагедиями. Обороняясь, господа спортсмены пользовались именно таким оружием.

— Бедные животные! — Профессор разлил коньяк по рюмкам.

— А где выход? Париж тогда не был таким ухоженным и культурным. Город утопал в грязи. А ночью? Без револьвера зверьё загрызёт до смерти! Я его в коллекцию криминалисту сдам. — Ковшов погладил уникальную находку. — Конечно, после того, как убийцы будут осуждены. И название его я вспомнил — «вельдог».

— Это же след! — вскричал Квашнин. — Стрелявший из него, несомненно, коллекционер.

— Или вор, похитивший коллекцию, — подхватил Данила.

— Это уже детали. Искать надо коллекционера.

— Четвёртую такую же пулю я извлёк из тела лейтенанта Шипучкина, — перебил приятелей Илья. — Представьте, меня осенило, что стрелявший мог выбросить орудие убийства в озеро, ну я и бросился к скверу. Как видите, не ошибся.

— Я думаю, — задумчиво произнёс Квашнин, — такого же рода мысль осенила и моего Серёгу. Шипучкин прямо-таки рвался к озеру, будто чуял, что убийца выбросил оружие туда.

— Тогда револьвера там ещё не было, — поправил приятеля Илья.

— Зато был убийца! — сверкнул глазами тот. — Неизвестно только, что его-то заставило рисковать и возвращаться на место преступления поздно ночью?

— Не эта ли вещица? — Данила отправился в свой кабинет, открыл сейф и возвратился с поблёскивавшей на ладони золотинкой.

— Похоже на сломанную подковку… — неуверенно высказался Илья. — Но позвольте…

— Натурально, старичок! — хлопнул его по плечу Квашнин. — И гадать нечего — подковка к каблуку женской туфельки, уж мне-то поверьте.

— Но какое отношение сия принадлежность дамской обуви может иметь к убийству? Не хотите ли вы сказать, коллеги?..

— И среди баб встречаются такие, что ой-ой! — оборвал Дынина полковник. — Сколько их из-за денег расчленяли собственных любовников!

— Но такая подковка может быть на каблуке лишь изящной и дорогой ножки, — не сдавался профессор.

— Вот я и думаю: не за ней ли вернулся убийца лейтенанта Шипучкина? — вмешался Ковшов, забирая вещицу и возвращая в сейф. — Она обнаружена нашим важняком при завершении осмотра места убийства Фугасова. Нашлась достаточно далеко от трупа, чтобы можно было сразу придать ей должное внимание, ведь в сквере в разное время перебывало немало гулявших парочек. Полагаю, подумал так и Шипучкин, приметивший её, а потом, уже отбыв с тобой, вспомнил.

— Точно! — рубанул рукой воздух Квашнин. — Вспомнил и прилип ко мне — назад вернуться понадобилось… И хотя бы объяснил зачем! Его там словно дожидались…

— Убийцы тоже хватились пропажи, ведь подковка сломалась, а её остатки навели на мысль о поисках… — кивнул Данила, надолго задумавшись.

— Завтра же погоню своих орлов облететь все женские мастерские по ремонту, — поморщился Квашнин. — Не было печали, да купила баба туфлю с золотой набойкой.

— Вряд ли это золото, — засомневался Илья, — слишком дорогое удовольствие в наше-то время на ногах его носить.

— А я вот не уверен, — нахмурился Данила.

— Есть основания? — тут же полюбопытствовал Квашнин.

— Пока только мысли…

— Ну мысли! Мысли, что голуби, у вас побудут и прочь улетят! — усмехнулся Квашнин и тут же затеребил Дынина: — Слушай, профессор, а Ширбаева в банке не из этого «вельдога» шлёпнули? Что-то ты помалкиваешь загадочно?

— Третий труп имеет совершенно иную картину смерти. — Дынин глубоко вздохнул, будто набирая новых сил. — Ширбаев застрелен из собственного служебного пистолета. Убийство сие сфальсифицировано.

— Как!

— Убийца оглушил жертву, вложил пистолет ему в руку и произвёл выстрел в голову. Удар был лёгким и не оставил следа, так как был нанесён профессионалом в нужное место. Лишь незаметная глазу гематома обнаружена при вскрытии. Убийца — или спортсмен по японским единоборствам, или опытный боец, он…

— Он хорошо знаком с Ширбаевым, — перебил Дынина Квашнин, — ведь тот остался с ним наедине в служебном кабинете банка и очень близко подпустил к себе, совершенно не ожидая нападения.

— Никаких следов сопротивления или борьбы, — подтвердил Илья.

— Женщина могла быть убийцей? — внезапно спросил Данила.

— Женщина? — не удивился Дынин. — Теоретически — да. Ну а если поверить Петру Ивановичу про бабу-ой, то аргументов против я вообще не нахожу.

— Теоретически… — сжал губы Данила. — Нельзя ли поосновательней, профессор?

— Сфальсифицировать убийство из пистолета — большое искусство, необходимы специальная подготовка, чисто мужская сноровка и достаточная физическая сила.

— Что это тебе взбрело в голову про бабу? — покосился на Данилу Квашнин. — Подковка покоя не даёт?

— Завтра с утра я приглашён на совещание к начальнику КГБ, — внезапно сменил тему тот и обернулся к Дынину: — Хочу взять тебя с собой, Илья ибн Артурович, — и улыбнулся. — Ты уж подготовься. Уверен, там возникнут вопросы по всем последним убийствам.

— Есть основания? — заинтересовался Квашнин. — Там, наверное, и наш генерал будет. Лоханулся он со своим «Снежным комом».

— Какой балбес дал такое имечко боевой операции? — хмыкнул Данила.

— Да уж нашлись умники… — буркнул приятель. — Генерал, как заявился Дьякушев в область, в рот ему заглядывает.

— Ну ладно, мужики, — пожал руки приятелям Ковшов. — Припозднились мы, а мне ещё посидеть поработать надо. Думаю, без вашего «Снежного кома» завтра тоже не обойдётся на совещании. Кстати, Петро, — он поднял глаза на полковника, — за тобой все