Владимир Безымянный - Тени в лабиринте

Кормилин задумался, но мысли его были о другом: «Вот сволочь Николай! Из-за него сиди теперь тут и ломай голову. Похоже, нас действительно дернули в связи с игрой. Ну, ничего, пусть сначала докажут что-нибудь. Остальные тоже болтать не будут, не маленькие».

– Нет, я отлично помню, Баринов ушел около шести часов утра.

– Вашей памяти можно позавидовать.

Кормилин развел руками: дескать, что мое, то мое.

– А кто-нибудь из ваших партнеров мог видеть, приехал ли Баринов на своей машине?

– Откуда мне знать. Спросите у них.

– Обязательно спросим, – резко сказал Голиков. Анализируя поведение Кормилина, майор обратил внимание, что тот, отвечая на последние вопросы, сохраняет спокойствие. «Неужели он ни при чем? Или успел взять себя в руки и так уверенно держится?» Голиков решил, что пора переходить к основному вопросу.

– А с Николаем Михайловичем вы давно дружите?

– Да мы, собственно говоря, с ним не друзья. Так, шапочное знакомство.

– Это вы в том смысле, что помогли ему на вашей фабрике справить новую шапку?

– Не придирайтесь к слову, – насупился Кормилин.

– И тем не менее вы несколько лет назад попросили Баринова об одной небольшой услуге: посодействовать некоему Моисееву Петру Сергеевичу в получении паспорта. Напрягите еще раз вашу отличную память, Иван Трофимович, и расскажите мне подробно об этом давнем эпизоде.

Кормилин откинулся на стуле. В его округлившихся глазах поочередно отразились страх, изумление, злоба и другие оттенки эмоций.

– Что за чушь? Какой паспорт? Какой Петр Сергеевич? Да я в жизни ни о чем подобном не просил Баринова! Кому-то понадобилось меня скомпрометировать. Предупреждаю, это даром не пройдет!

– Значит, вы отрицаете, что обращались к Николаю Михайловичу с такой просьбой? – спокойно переспросил майор, прервав поток словоизлияний Кормилина.

– Категорически отрицаю.

– Странно. Ваши слова расходятся с имеющимися у нас данными. Придется, видимо, все-таки составлять протокол, а потом устроить вам очную ставку с гражданином Бариновым.

– До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! – взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.

«Что же делать? – размышлял Голиков. – Кормилина придется отпустить. Кроме показаний Баринова против него ничего нет, и держать его мы не имеем права».

– Иван Трофимович, возможно, я несколько погорячился, но войдите и в наше положение, – майор сделал вид, что напуган бравадой своего визави. – Совершено тяжкое преступление, в ходе расследования приходится опрашивать многих людей, и мы очень надеемся на помощь населения.

– Опять вы заладили: тяжкое преступление, тяжкое преступление, – Кормилин мгновенно уловил перемену в тоне майора. – Поймите же, наконец, при всем желании я ничем не могу вам помочь.

– Хорошо, – Голиков решил, что дальнейший разговор бесперспективен. – Вот ваш пропуск, можете быть свободны. Если что-нибудь припомните, обязательно нам сообщите. До свидания.

– Нет, уж лучше прощайте! – проворчал Кормилин, пытаясь скрыть истинные чувства. «Фу ты, кажется, пронесло! Еще один такой случай – инфаркт обеспечен!»

«Много бы я дал, – рассуждал, оставшись один, Голиков, – чтобы определить, где в показаниях Баринова и Кормилина правда, а где – ложь. Несомненно одно – в момент убийства Моисеева Баринов играл в преферанс у Кормилина, что снимает с обоих подозрение в прямом участии в убийстве. Сложнее с паспортом. Кто-то из них безусловно сказал неправду. Скорее всего, Кормилин. Если Баринов замешан в преступлении, у него было достаточно времени, чтобы продумать свою позицию и преподнести нам что-нибудь более убедительное. А какой смысл указывать на Кормилина? Выходит, уважаемый Иван Трофимович имел веские основания скрыть связь с Моисеевым. Кстати, и вел он себя достаточно нервозно: то бросался в штыки, то занимал круговую оборону. С другой стороны, Баринов мог знать, что за его карточным партнером водятся кое-какие грешки, скажем, на той же фабрике, и тонко рассчитал, что, попав к нам, Кормилин начнет паниковать, навлекая тем самым на себя подозрение. А это, в свою очередь, еще больше запутает и затянет расследование. В любом случае Кормилиным следует заняться вплотную. Вот только с «Жигулями» по-прежнему ничего не получается. Полосухин машину «узнал», да и мнение экспертов тоже однозначно. Так кто же, черт возьми, сидел за рулем машины? Чья невидимая тень упорно прячется в самой дальней точке следственного лабиринта?»

Закурив которую уже за день папиросу, майор поймал себя на мысли, что разговор с Кормилиным оттеснил на какое-то время на второй план убийство Северинцевой, преступление неординарное по способу совершения и жестокости. Голиков отдавал себе отчет, что связь между убийствами пока бездоказательна, но интуитивно чувствовал чью-то безжалостную руку, чью-то преступную злую волю, не останавливающуюся ни перед чем для достижения своих низменных целей.

Глава девятая

Валентин Нефедов пробирался по частному сектору, приближаясь к дому 34 по улице Солнечной. Не шел, не вышагивал, а именно пробирался – перепрыгивая через скопления грязи, преодолевая сваленные подле заборов кучи строительного мусора, отбрасывая ногами в сторону мотки заржавевшей проволоки. Каблуки чешских полуботинок прочно увязали в сырой земле, оставляя глубокие рельефные отпечатки.

«Варкалось, – неожиданно для самого себя припомнил Нефедов, удачно миновав канаву с маслянисто-бурой жидкостью. – Как это там дальше? Пырялись хливкие шорьки… В общем, неприглядная была картина… И сваливается на мою голову Пошкурлат, чей полет фантазии ограничивается сведениями, почерпнутыми частично из беллетристики, частично из рассказов коллег, и заявляет, что изъятие краденого у перекупщика Гарибьяна – это одно, а систематизация данных о распространении самодельного огнестрельного оружия – нечто качественно другое. Конечно, после того, как указанные в ориентировке вещи не выплыли в местах, взятых под контроль, у начальства сразу появились основания полагать, что мы вообще ничего не делаем. Работа, если вдуматься, неблагодарная. Шеф с самого начала считал, что ограбление – абсурдный мотив для такого убийства. А мы как раз и занимаемся тем, что проверяем правильность этого мотива, полагая вероятность успеха, близкой к нулю. Но до тех пор, пока она не будет равна нулю, работу придется продолжать».

– А я все смотрю, ты это или нет. Изменился, старик!

– Пашка, – растерянно произнес Нефедов. – Какими судьбами?

Это был Павел Косельницкий, школьный друг Нефедова. Когда-то они сидели за одной партой, вместе занимались в секции борьбой самбо.

– Так, рассказывай о себе, о работе, – вечно словоохотливый Пашка от нетерпения пританцовывал на месте. – Еще не женился?

– Да как же – с тобой не посоветовавшись, в ЗАГС идти. Да и с кем?

– А, понимаю. У великого детектива нет времени на амурные похождения. Он весь углубился в дела. Мужественный, изобретательный и непоколебимый.

– Да будет тебе. Кстати, ты разговариваешь с без пяти минут старшим лейтенантом.

– Ну, Валюха, это надо срочно отметить! – Косельницкий расправил бывшие некогда широкими плечи и втянул появившийся животик. – Быстро пошли ко мне, мой дом рядом с речкой, параллельно этой улице, через квартал отсюда. Познакомлю тебя с Юленькой, она у меня умница, студентка, соорудит нам ужин под терновку…

– Ты мне зубы не заговаривай, – Нефедов, до этого развеселившийся, опять сделал серьезное выражение лица, для солидности чуть хмуря брови. – Я при исполнении.

– Шутишь?

– Нет, какое там. Иду к одной особе на Солнечную.

– Допрашивать или как?

– Там видно будет, – неопределенно ответил Валентин.

– А может, все-таки сначала на часок ко мне?

– Никак нет! – по-уставному отчеканил Нефедов. – первым делом – самолеты.

– Вот именно, – радостно подхватил Косельницкий, – ну, а девушки, а девушки – потом!

– Так то смотря какие девушки…

– Ладно, убедил, – лицо Косельницкого стало улыбчато-хитроватым. – В конце концов, заглянешь на обратном пути в нашу скромную обитель и поделишься свежими впечатлениями о визите к очаровательной… мадемуазель Беловой.

– Откуда ты ее знаешь? – спросил Нефедов, тщетно пытаясь скрыть изумление. – Где, когда и при каких обстоятельствах?

– Обстоятельства у нас территориальные, – ласково заворковал Косельницкий, качнувшись с носков на пятки. – Можно даже сказать, индивидуально-хозяйственные. Молодых специалистов в моей шараге не очень-то балуют благоустроенным жильем, так что четвертый год нудимся здесь, у Юлиной тетки. Подальше от центра и прелестей цивилизации, поближе к свежему воздуху. Соседей всех знаю, да и не соседей тоже – видишь, как просто.