День пиротехника - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

спасовали, что неминуемо ведёт к кадровым перестановкам. А коль министерские чубы затрещат, волна «благодарности» докатится и до низов.

Синхронно мыслил и Василий, поэтому незамедлительно обрадовал соседа, когда оба вернулись в кабинет.

— На раскрытие реально осталось не более двух суток. Дальше начнутся оргвыводы. Наш бессмертный подвиг за задержание Хворостовича могут и забыть.

Лёха поскрёб щетину, вглядываясь в зеркало у шкафа. Нацепив гражданку, он позволил себе лёгкую брутальность в надежде, что сойдёт за маскулинность.

— Вась, а тебя не коробят наши эсесовские методы? Типа «расстреляем».

— Гордиться особо нечем. Но ты первый руки распустил.

— Ходят же легенды о сыщиках старой закваски, что умели разбалтывать, пальцем не тронув, одним только психологическим нажимом, логикой. Ты же в курсе, первым заместителем начальника по оперработе в Первомайском был сам Чергинец, — Лёха уселся за стол и подпёр челюсть пятернёй. — Хотя в СССР не так строго было, как сейчас, в торец лупили, не стеснялись. Мы, брат, вчера рисковали. Этот правдолюбец мог сильно расшуметься. Вообще, когда раскалываем злодеев мордобоем, мы ничем не лучше Цыбина с его «преступно ненарезанным огурцом».

— Про старые времена всякое рассказывали, — возразил Вася. — В Первомайском, когда он ещё на Инструментальном переулке был, в розыске стояла белая ширма. Брали подозреваемого и усаживали на стул возле этой ширмы. А из клетки — из дежурки или вытрезвителя — вытягивали алкаша и сажали рядом. Потом заходил самый здоровый опер и обещал: «Сейчас обоих расколю». Он, значит, детской считалкой, например, «эники-беники», выбирал из двоих пьяницу и уводил его за ширму. Там с дикими криками начинал вроде бы бить. Настольная лампа свет давала, на ширме силуэты прыгали — закачаешься.

— Театр теней?

— Ага. Потом, наоравшись вдоволь, опер за ноги выволакивал мужичка из-за ширмы и говорил подозреваемому: твоя очередь. А у него уже все штаны мокрые.

— И чем кончилось это… изобретение?

— Ничем, — печально сообщил Вася. — Прокуратура по жалобе накрыла и прикрыла театр. Я тебе потом ещё расскажу случаи. А пока слушай рацуху.

— Давай.

— Марина чётко сообразила: детки на районе больше нашего видят. Другая мелюзга могла что-то узреть у «Заряны».

— Не могли, — отмахнулся Лёха. — Во дворе они тусят, у магазина не особо.

— Но рядом с магазином переход через Калиновского. И по нему детки ходят в Олимпийский спорткомплекс.

— В семь вечера тридцатого?

— Совсем тупой? Что там было тридцатого, ты с Гаврилычем наблюдал. Скажи спасибо нашему счастью — сам мелкой дыркой отделался. Бомбу могли заложить и за четыре, и за пять дней до этого. Нас интересуют все дни. И всё время. Если ничего не найдём, хоть тебя прикроем — вон как работал, сколько людей опросил, бумаги исписал. Ничего проще!

⁂

Инга переступила порог кабинета около семи. Изящный носик морщился уже не от запахов, а от обстановки в целом. Милицейские заведения, даже в относительно свежих зданиях, с приличной мебелью и компьютерами, действуют не самым приятным образом на впервые попавших сюда людей. Большинство белорусов сталкивается только с двумя разновидностями милиции: паспортистами и гаишниками.

— Присаживайтесь, Инга Павловна. Шубку не хотите снять?

Василий за спиной у посетительницы одобрительно поднял вверх большой палец и смылся.

Она опустилась на стул, не снимая верхней одежды, даже перчаток. Чуть напряжённая поза с прямой спиной, сумка на коленях — всё показывало, что Инга ничуть не собирается здесь задерживаться.

— Давайте ближе к делу, лейтенант.

— Охотно! — Лёха извлёк распечатку. — Начну с разглашения служебной тайны. Расписку с вас брать не буду о сохранении тайны следствия, но вы уж не болтайте. Хорошо?

— Не приучена болтать.

— Отлично! Так вот, нет существенных доказательств, что грабители банка подорвали магазин с целью отвлечь внимание, как об этом пишут все наши СМИ. Это только предположение и довольно сомнительное. Более правдоподобна версия, что в «Заряне» задумывалось убийство конкретного лица, замаскированное под теракт, чтоб мы искали преступников среди экстремистов. Вот списки пострадавших, мы установили практически всех, находившихся в магазине, — он разложил перед Ингой бумаги. — Можете убедиться. Там — учителя, пенсионеры, снова учителя на пенсии, совершенно случайно заехавший литовский турист… Кто, по-вашему, мог реально интересовать убийц? Заметный, играющий в крупные игры. И регулярно навещавший «Заряну», чтобы имело смысл караулить его с миной наготове.

Фамилия Бекетова была обведена красным маркером, как подсказка для самых недогадливых.

Инга стянула перчатки и впилась глазами в отпечатанные строчки. Словам, тем более милицейским, она явно не привыкла доверять. Прочитав, нервно хохотнула:

— Из этого получается, что я — самая вероятная убийца Софии. Знакома с ними, была у места преступления. Прикинув, когда Бекетовы приблизятся к кассе, привела в действие таймер и смылась.

— Будете писать повинную? — Лёха протянул было ей чистый лист и ручку, но тот час же спрятал. — Простите, дурная привычка. С этим шутить не нужно.

Инга расстегнула шубку, сумка перекочевала на край стола.

— Да, шутить не нужно. Но я теперь понимаю, насколько всё серьёзно.

— А ваш босс, похоже, не желает понимать.

— Он игрок. Азартный и властный. Всё воспринимает как вызов. И не спрячется, узнав об угрозе.

— Поэтому я хочу доверительно побеседовать с вами. А не только потому, что мне приятно вас видеть, Инга Павловна. Вы как чистый лебедь в нашем серпентарии.

Она не отреагировала на неуклюжий комплимент.

— Я с утра обдумывала, кто бы хотел его убрать. Даже до этого списка.

— Видите, наши мысли совпали. Гляньте ещё одну распечатку. Это результаты тендеров за два последних года. Отчего Бекетов так успешен? Взятки давал? Говорите откровенно, мы не в ОБЭП.

— Но в милиции. Поэтому оставим скользкую тему.

«Значит, Инга осведомлена, что без коррупционных схем не обходится», — отметил про себя Лёха.

— Как скажете. Но объясните, как работает его бизнес.

— Если в двух словах, то наша компания играет роль торгового посредника между российскими заводами, отгружающими листовой и профильный прокат, и белорусскими машиностроительными предприятиями.

— Глупый вопрос: почему белорусские заводы не закупаются напрямую?

— Из-за глупой ситуации: у них нет оборотных средств, а банки в долг не дают.

— Но Бекетову дают?

— Конечно! — улыбнулась Инга, услышав сомнение в способностях её шефа. — Наша работа — чистая математика. На сколько дней отсрочки согласен российский завод при наличии банковской гарантии. Сколько процентов нащёлкает банковского кредита между датой оплаты россиянину и счастливым мигом, когда расплатится местный завод. Насколько провалится курс белорусского рубля к российскому за время, пока наш покупатель собирает деньги на оплату. Какую маржу заложить, чтобы не прогореть и по итогам сделки всем хватило, но не делать предложение дороже, чем у конкурентов.

— То есть посчитать исходные цифры на калькуляторе — и всё?

— Вам кажется, нет ничего проще? Ошибаетесь. Я, например, дважды в